Ким Балков - Проклятие Баальбека
Господи, прости и помилуй грешного раба Твоего!.. Анастас вдруг понял, что нельзя силой вернуть утраченное. Ему захотелось сказать об этом монгольскому туманю, но тот был уже далеко отсюда…
Рыцари Тира не ожидали, что расплата придет столь скоро. Они не сумели организовать оборону города и в ужасе устремились к Сидону, однако повсюду натыкались на монгольские сабли и копья.
Китбуга приказал не брать пленных. И скоро все погребальные камеры Тира были завалены трупами несчастных франков, а на том месте, где погиб Донай, вырос курган из отрубленных голов.
Монголы разрушили и сравняли с землей городские укрепления и двинулись к Сидону. Все живое в ужасе разбегалось перед ними.
Жюльен не решился выйти в поле. Его храбрость распространялась только на купеческие караваны и беззащитные сирийские деревни.
Рыцари считали монголов дикарями, которые не умеют штурмовать города. Они надеялись отсидеться за высокими стенами. Велико же было их удивление, когда в стане степняков появились тяжелые осадные орудия. Многие тогда поняли, что им не уйти из Сидона живыми и стали просить у Жюльена разрешения на вылазку, однако сиятельный герцог не позволил рыцарям умереть с честью. В его голове уже созрел коварный план.
Китбуга окружил Сидон баллистами и катапультами и стал забрасывать город огненными стрелами и горшками с зажженной нефтью. От первых же выстрелов вспыхнули ветхие кварталы ремесленников в нижней части города. Напрасно защитники Сидона пытались сбить пламя водой. Огонь бушевал повсюду. Рыцари поняли, что им не удержаться на городских стенах и стали отходить к замку. Они даже не знали, что Жюльен уже давно покинул их. За тысячу золотых генуэзцы взяли его на свою галеру и отвезли в замок тамплиеров.
Жюльен был настолько напуган, что на все вопросы храмовников отвечал только одно:
— Они не знают пощады…
ВЕТВЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«Они не знают пощады…»
Рыцари с презрением смотрели на Жюльена, который не мог сказать ничего вразумительного.
В большом тронном зале тускло горели свечи, оставляя на черном дубовом столе узкие дрожащие тени. За ним собрался весь цвет ближневосточного рыцарства. Здесь были граф Омонт Нормандский, Вильгельм Силезский, герцог Антэн Тулузский, братья Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, князья Ливана и Антиохии, магистр Тевтонского Ордена благородный Ульрих фон Гауфштафен, Великий патриарх Ноя, рыцари королевского ковчега и гроссмейстер Ордена Тамплиеров Клермон-де-Малэ.
— Герцог пошел против воли Совета, — сурово произнес магистр Тевтонского Ордена благородный Ульрих фон Гауфштафен. — Монголы — наши союзники, а Жюльен вероломно напал на них и убил много людей. Это может привести к большой войне. Я требую наказать Жюльена.
— Нужно выдать его монголам, — воскликнул могучий и бесстрашный Вильгельм Силезский. — Он поставил под удар все наше братство.
Вильгельма Силезского уважали и боялись. Не раз случалось, что он в одиночку бросался на толпы сарацин и обращал их в бегство.
От страха Жюльен вжал голову в плечи. Сейчас его могли спасти только те, кому до начала рыцарского Совета он успел заложить развалины Сидона. Герцог не ошибся в своих расчетах.
— Бороться с магометанами с такими союзниками, как монголы, то же, что изгонять беса силою Вельзевула, — зашумели тамплиеры.
— Если сюда придут монгольские черти, они найдут слуг Христа готовыми к бою, — поддержали их братья Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
— Но в рядах монголов много армян и греков, — возразил князь Антиохии Боумэнд VI. — Они горят желанием освободить гроб Господень.
— О чем ты говоришь, доблестный Боумэнд? — рассмеялись тамплиеры. — Греки хуже агарян, а армяне уже давно продали душу дьяволу. Разве ты забыл, что они не признают Папу?
Боумэнд, догадываясь, что госпитальеры и храмовники уже обо всем договорились между собой, пристально, словно бы желая найти этому подтверждение, посмотрел на Клермона-де-Малэ, но тот спокойно выдержал его взгляд, и князь невольно позавидовал выдержке гроссмейстера Ордена Тамплиеров.
— Я слышал, что греки выгнали наших братьев из Константинополя, — вступил в разговор граф Омонт Нормандский.
Как и все потомки викингов, он отличался буйным нравом и невоздержанностью в желаниях. Граф любил войну и совсем не знал, что такое честь и милосердие.
— Да, это правда, — ответил Клермон-де-Малэ. — Вчера гонец привез послание от Святого Папы. Рыцари на миг забыли о Жюльене и стали горячо обсуждать падение Константинополя.
— Святой Папа Климент IV пишет, что нужно быть твердыми в вере и ни в коем случае не идти на союз с еретиками, — повысил голос Клермон-де-Малэ.
— Его устами говорит Сам Господь! — одобрительно зашумели рыцари.
— А как быть с Жюльеном? — спохватился долговязый Антэн Тулузский.
Рыцари снова зашумели, но Клермон-де-Малэ поднял руку в железной перчатке, сказал твердо:
— Сейчас дорог каждый меч. Судьба герцога определится в бою.
Вздох облегчения вырвался из груди Жюльена, но Вильгельм Силезский положил ему на плечо свою тяжелую руку, прошептал угрожающе:
— Ты мой должник.
Рыцари еще спорили, как вести себя по отношению к монголам, даже не подозревая, что тень полумесяца уже легла на синайские пески…
С высоких минаретов Каира муэдзины тонкими голосами пять раз прокричали хвалу Аллаху, и Кутуз поднял мамлюков в поход. Он давно ждал этого часа. У него было шестьдесят тысяч крепких, спаянных железной дисциплиной воинов, которые люто ненавидели монголов и горели желанием вернуть себе родные степи.
Перед выступлением Бейбарс обратился к мамлюкам со словами:
— У нас есть выбор: снова стоять нагими и закованными в цепи и на невольничьем базаре ждать, когда тебя купят и отправят на галеры, или умереть в бою!
— Лучше погибнуть, чем быть рабами! — закричали мамлюки, и войска начали медленно покидать Каир.
По выходе из города Бейбарс остановил коня и с восхищением смотрел, как, блестя на солнце чешуйчатыми доспехами, проносятся мимо него передовые сотни. Еще никогда он не был так счастлив. Ему снова представился случай сразиться с монголами. Они отняли все, что у него было: несравненную Сероктен, отца, власть над гордым степным народом. О, с каким удовольствием он будет рубить слугам Иблиса головы!
Кутуз провел мамлюков в Газу тропой Мусы. Увидев врага, нойон Байдар не стал отсиживаться за городскими стенами.
Кутуз усмехнулся. Он знал, что у Байдара всего две тысячи воинов, но султан не мог предположить, что они будут драться с таким упорством. Бой длился до глубокой ночи. Расстреляв все стрелы, жалкие остатки монголов собрались у крепостных ворот и ощетинились копьями. Многие сняли с себя халаты, а это означало, что они приготовились к смерти.
Кутуз предложил монголам сдаться, но Байдар рассмеялся ему в лицо. И тогда эмир бросил на горстку храбрецов отборных сарбазов Бейбарса. Казалось, скоро все будет кончено, однако монголы неожиданно расступились, пропуская конницу, а потом сомкнули ряды. Бейбарс чудом остался жив. Монгольская сабля только оцарапала шею. Бейбарс просил у султана еще тысячу воинов, но Кутуз не дал. Ему больше не хотелось терять людей понапрасну, и он приказал лучникам расстрелять обезумевших слуг Иблиса.
Три стрелы разорвали отважному нойону грудь, но Байдар, истекая кровью, успел известить Китбугу о вторжении. Тумань велел похоронить багатура в каменной усыпальнице древних царей.
У монголов повсюду были глаза и уши. Спустя пять дней после битвы у Газы юртаджи донесли туманю, что Клермон-де-Малэ впустил агарянских вождей в Аккру. Рыцари выторговали себе мир. Они снабдили мамлюков зерном и оружием, дали свежих лошадей. Только магистр Тевтонского Ордена благородный Ульрих фон Гауфштафен и князь Антиохии Боумэнд VI воспротивились этому решению, и увели своих людей из города.
Путь в Диарбекир был отрезан. Теперь Китбуга мог надеяться только на собственные силы. За тумэном шли многочисленные толпы беженцев. Мамлюки повсюду жгли христианские храмы и резали армян и греков.
Оставаться в Баальбеке было опасно. Китбуга участвовал в десятках войн, но ему еще никогда не приходилось отступать.
Беженцы умоляли туманя не бросать их, и Китбуга взял всех несчастных с собой, хотя знал, что с ними вряд ли удастся пересечь пустыню, чтобы соединиться с Хулагу.
Монголы остановились у Назарета. Китбуга велел окружить лагерь кибитками и отправил гонцов к Хулагу, который должен был собрать новую конницу.
Как все изменчиво и быстротечно в этом мире. Боумэнд и армяне оказались осажденными в своих городах. Насир снова предал, и теперь у Кутуза было сто тысяч воинов…
Анастас знал, что его ожидает, но не пошел вместе с монголами. Он вылез из пещеры, когда мамлюки подожгли православный Храм в долине. Один из них, в высоком золоченном шлеме и развевающемся красном плаще, подскакал к нему на белом жеребце, спросил зло:
