Ким Балков - Проклятие Баальбека

Ким Балков

ПРОКЛЯТИЕ БААЛЬБЕКА

Степная поэма

ВЕТВЬ ПЕРВАЯ

В третью луну месяца красных склонов Алга-хатунь увидела сон: ее охраняет тэнгри, одетый в золотые доспехи, а у входа в юрту лежит большая желтая собака. Она спросила у тетушки Уен, что бы это значило, и мудрая старуха, молитвенно сложив на груди смуглые руки, ответила, что к ней приходил светоносный Бодончар, который дал начало всему роду найманов. Он был сыном тэнгри и пятнистой лани Алан гоа. Никто не знает, правда это, нет ли? — но любой найман вырвет сердце тому, кто усомнится в безгрешности Алан гоа.

Алга-хатунь слабо улыбнулась и закрыла глаза. Ей было жаль себя. С тех пор, как рыжебородый Тэмуджин позвал на войну с меркитами славного Чанай-багатура, прошло девять малых кругов времени. Он даже не знает, что скоро у него родится сын.

В книге судеб написано, что внук светоносного Бодончара Амбагай сохэр однажды увидел, как в быстроструйной Толе купаются семь прекрасных девушек. Он подкрался к берегу и в зарослях сукая спрятал одежду одной из них. Заметив Амбагай сохэра, девушки с шумом выскочили из воды и превратились в белых лебедей. И только одна из них осталась. С жалобным видом искала она свою одежду, и не могла найти ее.

Амбагай сохэр взял девушку за руку и увел в лесистые горы Хэнтэя, где в ту далекую пору жили голубоглазые динлины. Она подарила ему восемь сыновей. Вот почему про найманов говорят, что они происходят от белых лебедей.

Небо черным войлоком накрыло степь. Алга-хатунь попросила тетушку Уен разжечь огонь в очаге, но едва старуха потянулась к аргальим лепехам, как в тоно сверкнула молния, и трижды прогремел гром. На улице раздались крики:

— Молния ударила в юрту Большого Бурхана!

Зашлись в лае собаки, жалобно заржал жеребец.

Тетушка Уен откинула полог юрты, и Алга-хатунь увидела, как хукерчины выводят из загона испуганных лошадей. Острая боль прошла через все тело. Она стиснула зубы и вцепилась руками в войлочную кошму.

— Абай-бабай, Отец вечно синего Неба, ты един на небесах и на земле, ты живешь в наших помыслах, ты властвуешь над нашими душами, прости нас, грешных, — беззвучно прошептала Алга-хатунь, и тотчас все смешалось и поплыло у нее перед глазами: рвущийся на дыбы жеребец, хукерчин с укрюком, горящее зарево на горизонте…

Когда Алга-хатунь очнулась, она увидела, что тетушка Уен держит на руках кричащего ребенка с огненно рыжими волосами.

— Радуйся, прекрасная Алга-хатунь, — сказала тетушка Уен. — У тебя родился сын.

Алга-хатунь прижала ребенка к груди и счастливо улыбнулась. Благословенна женщина, родившая сына! Но Чанай-багатур так и не узнал об этом. В безводной степи на границе с владениями Алтан-хана его сразила тяжелая стрела меркитского барласа.

Черную весть принес Хасар, брат благословленного Вечно Синим Небом Чингиса. Хасар сказал, что Чанай-багатур был великий воин. Он рубил врагов подобно небесному джанджуну — ангелу смерти.

Алга-хатунь даже не смогла похоронить мужа. Ей сказали, что вместе с другими павшими воинами Чанай-багатур погребен на вершине родовой горы Тэмэгэй, где покой мертвых стережет тысяча храбрых из личной гвардии Чингиса.

Нукеры Чаная вернулись с войны, обремененные богатой добычей. Они пригнали гурты овец и стада верблюдов. Их повозки ломились от ковров, бахты и драгоценной утвари. Они привели и рабов: жалких, испуганных, в рваных одеждах.

Алга-хатунь приказала отпустить их. Она родилась под свободной звездой и не привыкла видеть рабов в своей ставке. Но многим из них некуда было идти. Алга-хатунь сжалилась над ними, дала им одежду, лошадей и быков, и расселила их у предгорий Хэнтэя.

На сороковую луну после рождения Китбуги — так Алга-хатунь назвала сына, — к ее юрте подошли два странствующих монаха. Они были в пыльных хитонах из верблюжьей шерсти и круглых войлочных шапках с белыми крестами.

— Мир вам, — сказали монахи и низко поклонились.

— Пусть и с вами пребудут благополучие и счастье, — ответила Алга-хатунь.

— На все воля Божия, — смиренно произнесли монахи. — Слава Творцу, дарующему жизнь и отпускающему грехи.

— Что привело вас сюда? — спросила Алга-хатунь, и монахи ответили, что идут из Диарбекира. Путь их был далек и опасен. Они прошли через царство кызылбашей, спустились с бактрийских гор, и на верблюдах добрались до становищ найманов.

— Уже три века слуги Христа томятся в неволе, — хмуро произнес высокий и стройный монах с худым загорелым лицом и глубоко посаженными темными глазами.

— Мы хотим видеть того, кто спасется сам и освободит наш народ от власти нечестивых, — сказал другой, узкогрудый и нескладный, с длинным крючковатым носом и жесткой седой бородой.

— Почему вы ищете его здесь? — удивилась Алга-хатунь.

— Позволь нам взглянуть на твоего сына.

Алга-хатунь подвела монахов к люльке, где лежал маленький Китбуга, и они долго рассматривали его. Наконец высокий сказал:

— У него голубые глаза и рыжие волосы. Он спасется сам и вокруг него спасутся тысячи.

— Исполнилось пророчество, — поддержал его старый монах, и трижды перекрестил ребенка. — Своими деяними он превзойдет славного Елюй Амбаганя.

Алга-хатунь удивилась еще больше. Откуда чужестранцы знают про Елюй Амбаганя — ее далекого предка.

— Я бы не хотела, чтобы Китбуга повторил судьбу беглого вождя киданей, — сказала Алга-хатунь и надолго задумалась.

— Нам было видение, — нарушил молчание высокий монах. — Вдруг сделалось светло и видимо далеко окрест, как если бы на землю снизошла благодать.

— Вы пришли вовремя, — все еще находясь во власти тревожных мыслей, произнесла Алга-хатунь и провела странников в хоймор — место для почетных гостей.

Она велела слугам принести еду и питье. Монахи восславили Господа, но ни к чему не притронулись.

В юрту вошел священник Буха-заарин. Он имел крест и бубен. Все встали, приветствуя его.

Буха-заарин склонился над люлькой и, ударив в бубен, запел, призывая ангелов-эжинов:

«От распростертого объятия великого Неба,Раскинувшейся широко матери Земли,От золотого солнца и сияния алмазной луны,От чистых струй Толы и Онона,От священного огня и благодати монахов,От сердец богатыря Чаная и прекрасной Алга-ХатуньПрими силу, маленький Китбуга.Пусть сопровождают твою жизньБезмерное изобилие и невыразимое счастье.А, хурый!..»

На крещение Китбуги пришли лучшие люди всех восьми найманских родов. В отстроенной заново юрте Большого Бурхана с красной медной крышей и позолоченным крестом, гордо вознесшимся над лазоревой степью, собрались также старейшины выносливых урсутов и хабханасов, стремительных и беспощадных к врагам тубасов и ойратов, мудрых кэраитов и лунноликих джаджиратов. Не было только мятежных тайджиутов и меркитов, загнанных на обледенелые кручи бактрийских гор.

Чингис объединил разрозненные роды, дал им закон и новое грозное имя. Теперь все стали называться монголами. Он сурово наказал изменников. У тайджиутов вырезали всех, кто перерос колесо арбы. Такая же участь постигла бы и меркитов, но они вовремя покинули родные кочевья, и убежали под защиту Хана-Мелика, надеясь на помощь его многочисленного войска.

Буха-заарин восславил всех, кто пришел на крещение Китбуги.

— Черемухой да степным луком вскормленные, — сказал священник. — Вы доросли до нойонского величия. Корнем чжаухасана вспоенные, вы обрели надобную для праведной жизни мудрость. И да будет с вами мое благословение!

Китбуга не плакал, когда его окунали в холодную воду и окуривали ладаном, который принесли монахи из Диарбекира.

Старейшины одобрительно говорили:

— Он достоин своего отца.

— Воистину это так!

— И да не отступит он от пути, ведущего к истине!

Не заплакал Китбуга и в тот день, когда впервые упал с коня. А ведь ему было всего три года. Он лежал на каменистой земле и смотрел в бледно-сизое небо, как если бы увидел там что-то удивительное, поразившее его необычайною красотою.

Сохор-нойон, брат отца и старший в роду, поднял Китбугу и снова усадил на коня.

— Запомни, — сказал он. — Конь — твой слуга, когда ты садишься на него. Но если ты падаешь с коня, сам делаешься его слугой.

Китбуга не знал детских забав. С утра до глубокой ночи Сохор-нойон обучал его воинскому ремеслу и уйгурской грамоте. В девять лет Китбуга одной стрелой убил матерого изюбра с тяжелыми ветвистыми рогами, а в семнадцать уже командовал десятком воинов в отряде одноглазого Субудэя.

Сохор-нойон заказал для Китбуги саблю у старого дархана, Мастер выковал клинок из упругой тангутской стали. Когда Китбуга пришел к кузнецу, тот протянул ему саблю и сказал: