Ким Балков - Проклятие Баальбека
Китбуга отослал кыргызов к Субудэю, и тот составил из них отряд лучников и копейщиков.
Орда медленно шла по широкой ковыльной степи. Величавые курганы расплывались в слепящем мареве. Глядя на раскаленные камни и морщинистые русла высохших рек, у Китбуги возникло такое чувство, что Субудэй завел их в подлунное ханство, где живут асуры.
Через три дня юртаджи принесли весть, что началась большая война. Сартаульцы убили послов, и Чингис со всем войском перешел Арайский перевал и предал огню цветущую долину Хорезма.
Субудэй получил приказ соединиться у реки Шин с ойратским Шиги-хутуху, который с налета взял древний Орунгечи, и на его окраине выстроил пирамиду из отрубленных голов.
Отступая, Хан-Мелик бросил даже свой гарем. Он мечтал о власти над миром, а оказался трусливее зайца. Нукеры Китбуги первыми ворвались в его степной дворец, где в одной из расписных комнат обнаружили султанских жен и наложниц.
Китбуга еще никогда не видел столько красивых женщин. Это была бы лучшая награда для его нукеров, но он не посмел нарушить Джасак, который гласил, что хан забирает половину добычи.
Китбуга велел нукерам выйти, и поставил у входа в султанский гарем Доная и двух кебтеулов.
Субудэй похвалил его:
— Ты сохранил для каана богатую добычу, и он щедро отблагодарит тебя.
Китбуга молча поклонился. И хотя он был доволен, что сумел угодить орхону, из головы не шла кареглазая наложница с тонким и гибким, как павлинья джига, станом. Она могла бы осчатливить любого нукера. Такие женщины не созданы для работы. Что станется с нею?.. Тревога не покидала Китбугу до тех пор, пока он не узнал, что Чингис, словно драгоценные камни из короны бежавшего падишаха, распределил его жен и наложниц между своими орхонами.
Хан-Мелик надеялся на помощь сына. Про Джелаль-ад-Дина из Хоросана говорили, что он смелый воин. Но одной храбрости мало, чтобы победить мудрого Субудэя. И Хан-Мелик призвал под свои знамена кызылбашей.
Три дня шел жестокий бой, а на четвертый Джебэ, Тохучар и Шиги-Хутуху ударили на сартаульцев с тыла. Немногим из них удалось спастись. После этой кровавой бойни вся страна оказалась в руках монголов.
Как огненный смерч пронеслись они от Хоросана до Астрабада, от Бамиана до золотых минаретов Хорезма.
Сартаульцы пытались защищать Отрар, но его стены не выдержали ударов стенобитных орудий.
Раззорив город, Чингис раскинул свой стан в пустынной степи Барусан-кеер. Он приказал ударить в большой барабан, и позвал на совет орхонов, туманей и беков.
Китбуга тогда впервые увидел каана. Чингис лежал на ложе из белого войлока и смотрел в прорезь шатра. Он был в синей джапанче. Увидев Джебэ-нойона, Чингис похвалил его:
— Когда-то ты именовался Чжир-хоадаем, но, перейдя ко мне от тайджиутов, стал настоящим Джебэ-пикой!
Радость победы была омрачена тем, что сыновья каана, взяв Отрар, не поделились с ним добычей. Заметив в толпе военачальников испуганных Джучи, Чагатая и Угэдэя, Чингис изменился в лице, бросил гневно:
— Ни у кого нет права нарушать Джасак. Я не посмотрю, что вы — мои сыновья, и велю сломать вам хребет.
— Государь! — воскликнул Субудэй-багатур. — Твои сыновья подобны соколам, которых натаскивают на схватку. Они только обучаются бранному житью. Не впали бы царевичи со страха в нерадение. А ведь у нас всюду враг — от заката солнца и до восхода его.
— Ты прав, — сказал Чингис и взмахнул золотым каанским буздыханом. — Повелеваю тебе и Джебэ найти кыпчакского Котяна. Изменники должны быть наказаны.
Субудэй приложил руку к груди, произнес решительно:
— Я найду Котяна. В мире нет места, где кыпчаки смогли бы укрыться от монгольских стрел.
ВЕТВЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В мире нет места, где кыпчаки смогли бы укрыться от монгольских стрел…
И это было действительно так. После разгрома на берегах Джейхуна, реки мутной и коварной, поглотившей тысячи гаскеров, хан Котян бросил несчастного Джелаль-ад-Дина, и увел кыпчакскую орду в привольные касожские степи.
Кыпчаки разбили кибитки в каменистой местности Терис-Тустук.
— Что будем делать? — спросил Котян у своего брата Бачмана, тот молча пожал плечами.
— Это наказание за наши грехи, — сказал старый Азарбук. — Много лет мы приносили несчастья соседним народам, и теперь духи покарали нас.
— Зря мы поддержали меркитов, — сокрушенно воскликнул горбоносый Ташукан. — Монголы упорны. Они не успокоятся до тех пор, покуда не изведут под корень все наше племя.
— Звезда кыпчаков уже давно закатилась, — вздохнул темноглазый, с багровым шрамом через все лицо, Улган. — Надо отправить карбекчи к Субудэю.
От этих слов у Бейбарса кровь закипала в жилах. Он рвался выступить на совете, но отец взглядом сдерживал его. Негоже молодому хану перебивать старейшин.
— О чем вы говорите, почтенные мурзы и атабеки, — вспылил гордый Ярун-бий. — Страх замутил ваш разум. Лучше погибнуть в бою, чем жить в неволе.
— Я согласен с тобой, — поддержал его Бачман. — Монголы не знают жалости. Они вырежут всех, кто перерос колесо арбы. Надо сражаться.
Бейбарс с восхищением посмотрел на отца. Его голос был тверд, как лунный камень в тюрбане несчастного Хана-Мелика.
Котян щелкнул пальцами. В шатер вошли два рослых воина в чешуйчатых бектерах.
— Трубите сбор, — приказал Котян. — Мы выступаем.
Он был старшим ханом, и на войне все подчинялись ему. Но теперь многим было непонятно, зачем покидать касожские степи, где никто пока не угрожает им.
В шатре повисла напряженная тишина.
Котян воткнул кингар в землю, произнес хмуро:
— Здесь мы подобны загнанному зверю, которого со всех сторон обложили охотники. Я попрошу помощи у своего зятя Мстислаба. У него много крепких воинов. Вместе с орусами мы одолеем монголов.
— Да будет так! — воскликнули мурзы и атабеки. — Мы выгоним Субудэя из нашей степи, и вернем Дешт-Ы-Кыпчак прежнюю славу.
После совета Бейбарс пошел к Сероктен, своей невесте. У нее были раскосые, цвета блестящей черной крови глаза и тонкие, похожие на половинки изогнутого лука, брови. Она никогда не заплетала волосы в косы, не занималась шитьем, как другие девушки, не заигрывала с молодыми гулямами.
В походе Сероктен носила тугой кожаный панцирь, на котором были изображены красный зверь, голубая птица и желтое дерево.
Бейбарс подарил девушке феску с павлиньей джигой. Сероктен звонко рассмеялась:
— Вайе, молодой эджегет. Я благодарю тебя за подарок, но было бы лучше, если бы ты принес мне не феску атабека, а голову монгола.
Бейбарс вспыхнул и выскочил из юрты. Тогда он даже помыслить не мог, что скоро навсегда потеряет Сероктен.
На рассвете Котян поднял орду и повел ее на соединение с Мстислабом. Субудэй шел следом.
Оба войска остановились на холмистой равнине Улуг-Ана, ее пересекала узкая бурливая река. Скоро подошли орусы. Они перегородили степь своими червлеными щитами.
Небо пылало закатом. Котян скрытно повел орду в обход, но Субудэй предупредил его.
Взревели от ярости ряды железных дада, когда они увидели передовые отряды монголов. Взвизгнули стрелы, и оба войска стремительно понеслись навстречу друг другу.
Бейбарс помнил, как ветер свистел в ушах, как Сероктен обогнала его на своем белом иноходце, как гордо размахивала она саблей. А потом… Что было потом?.. Грудь точно обожгло, стало трудно дышать. Он выпустил поводья, пытаясь вытащить из бектера стрелу, но конь взвился на дыбы, норовя сбросить седока на землю. Падая, Бейбарс увидел искаженное злобной гримасой лицо рыжеволосого монгола, который занес над Сероктен тяжелую саблю.
Ее красная феска с обломанной ветром павлиньей джигой стала медленно набухать кровью…
ВЕТВЬ ПЯТАЯ
Ее красная феска с обломанной ветром павлиньей джигой стала медленно набухать кровью…
Китбуга не испытал радости, когда Субудэй дал под его начало тысячу храбрых. Перед глазами стояло окровавленное лицо девушки, медленно сползающей с коня, и судорожно, как выброшенная на лед рыба, хватающей ртом воздух. Не было у него радости и тогда, когда на горизонте показались белые дымы родных кочевий.
Нукеры затянули веселую песню. Каждый из них привез домой богатую добычу, а его торока были пусты.
Сохор-нойон выехал ему навстречу на белом аргамаке. Он сказал весело, что, пока они воевали кыпчу, Чингис разгромил царство Алтан-хана. Сбылась вековая мечта монголов. Дракон был повержен. Чингис разбил хара-китаев, чжурчжэней и чжунсинцев. Взял Чабчиял, Наньгин, Дун-чан и Бегин. Он убил хашинского Бурхана, и теперь никто не будет угрожать найманам с востока. Но и это не обрадовало Китбугу.
Сохор-нойон почувствовал его душевное состояние, спросил, что его угнетает. И Китбуга ответил, что после кровавой битвы с кыпчаками на равнине Улуг-Ана внутри у него словно бы все окаменело. Он перестал радоваться жизни. Ему кажется, что асуры завладели его душой. Надо сходить к Буха-заарину. Он умеет заклинать бесов.
