Галина Петреченко - Рюрик
Рюрик выждал, пока все успокоились, и снова торжественно объявил:
- Отныне Дагар будет командовать полком правой руки, а Кьят - полком левой руки!
Зрители с новой силой закричали "ура", а князь невольно глянул на женщин и увидел счастливые лица своих жён. Они вновь увидели своего повелителя величественным и справедливым…
Коротким, но интересным было соперничество и секироносцев; и их бой был оценён по-доброму. А когда объявили о состязаниях лучников, то удивление зрителей и судей вызвал юнец, смуглолицый и быстроглазый, который был признан самым метким стрелком. Он упорно не хотел сдвигать самовязку на затылок, а тем более вовсе снять её и показать своё лицо. Рюрик не выдержал такого неподчинения, восстановил взмахом руки тишину на поляне и направился к строптивому лучнику. Тот стоял, маленький, худенький, с низко опущенной головой и неизвестно чего ждал. Княжеского гнева? Или…
Рюрик подошёл к стрелку, резким движением снял самовязку с его упрямо опущенной головы, и все ахнули: лучшим стрелком года оказалась… его вторая жена, Хетта! Князь засмеялся, крепко обнял ловкую обманщицу, расцеловав её в обе щеки, чем вызвал всеобщее ликование зрителей, и отпустил жену с драгоценным подарком на место.
Но вот все зашевелились, задвигались, круг зрителей стал ещё теснее, и Бэрин объявил о другом состязании: кто лучше споёт, спляшет и веселее проведёт хоровод. Первой вышла в центр круга знаменитая жрица Оршада и низким грудным голосом спела мелодичную, но короткую песню рарогов об их новой жизни среди ильменских словен. Грустных событий она не поминала, перечислила лишь добрые, связанные с крепостью Ладога, да с богатыми урожаями, да с позором норманнов.
Рюрик прослушал новую песню Оршады не хмурясь и не волнуясь. Он понял благие намерения старой жрицы и был благодарен ей. Оршада поклонилась слушателям и отошла в сторону. Зрители тёплыми словами проводили старую жрицу и притихли в ожидании следующего зрелища.
Раздались звонкие звуки кантеле, и в центр поляны выбежала старшая жена князя рарогов. Начался страстный танец солнца. Волосы Руцины, руки Руцины, её стройное, извивающееся тело двигались с такой стремительностью, что люди позабыли обо всём на свете. Взгляды присутствующих были сосредоточены на стремительно танцующей женщине, на выразительных жестах её рук и ног, на её огненных, реющих, как пламя, волосах.
Рюрик вспыхнул. Вот они - жаркие, пылкие руки его бывшей любимой жены. Они, словно горячие лучи солнца, обволакивают тебя, согревают и пьянят твою остывшую кровь. "Пробудись! - говорят зовущие глаза. - Проснись! - зовут страстно протянутые руки. - Оживи! - взывает манящее тело Руцины. Смотри! - потребовала она широким жестом руки. - Сколько тепла и света дарю я всем! Сколько радости от меня всему живому! Живи и ты! - приказала Руцина-солнце и грустно напомнила: - Ведь я не вечна! Видишь, сумерки наступают, я уже не грею, ухожу с небосклона, а на моё место сейчас взойдёт другое светило", - и Руцина в страхе указала на юное стройное существо, облачённое в платье с образом луны на груди. Все восторженно зашептали, узнав в плавно выступающей девушке дочь своего князя. Рюрик дрогнул. Словно невидимая рука сдавила его шею. Он поперхнулся, почувствовав как тяжёлый ком подкатил к горлу, и вскинул голову. Подавив волнение, он попытался беспристрастно наблюдать за танцем двух дорогих ему существ.
Рюриковна величественно вскинула белые нежный руки и гордой поступью проплыла мимо отца. Она помнила наказ матери и, ни разу не сбившись, вложила в каждый жест столько выразительности, столько чуткого внимания к князю, что он не выдержал: слезы умиления и счастья покатились по его щекам, и он не стыдился их. Столько энергии, столько нежности, теплоты и добра прочёл он в этом новом, только что родившемся танце! Когда танец закончился, князь подошёл к дочери и взволнованно обнял её. Бурю восторженных рукоплесканий устроили соплеменники Руцине и её дочери за прекрасный танец.
Бэрин, поражённый тем, как точно выполнила Руцина его требование, подошёл к ней, обнял её и расцеловал в обе щеки.
- Умница! - хрипло проговорил он и повернул её за плечи в сторону князя.
Рюрик как заворожённый смотрел на высокую, пышную причёску дочери, на её чистый белый лоб, на раскрасневшиеся щеки и вдруг понял всем сердцем, что отныне и навсегда она целиком и полностью завладела его душой.
- Пойдём со мной, - взволнованно приказал он дочери и пояснил: - Будешь сидеть возле меня.
Рюриковна серьёзно посмотрела на отца, чем ещё больше вызвала его умиление, затем перевела взгляд на мать, прочла в глазах Руцины удовлетворение и разрешение и пошла вслед за князем.
Зрители немного успокоились, расселись на мягкой траве, и над поляной вновь зазвучали мелодичные струны кантеле. Тихо и грустно полилась песня о знаменитом Руге, и Рюрик насторожился.
"О чём ты хочешь напомнить мне. Хетта? - думал он, глядя на зардевшуюся жену-кельтянку, на её тонкие руки, перебиравшие струны, невысокую грудь, поднимавшуюся при пении. - О славном витязе, попавшем в полон?" - нахмурился было Рюрик, но Хетта звонким голосом уже пела:
И сказал старый сокол витязю:- Нас немало, соколят,Поищи вокруг да около,На тебя они глядят!
Рюрик выпрямил спину. На его кожаной сустуге был вышит соколиный профиль… "Так, значит, нас много, Хетта? Это хорошо!.. И мы все вместе? Дружны? А Аскольд?.." - нахмурился Рюрик и разом помрачнел, но кельтянка, глядя в лицо князя, чистым голосом пропела:
Но он не умер,Сокол наш заветный,Он будет жить,Как я и ты живём!Он ненавидел зло,В ответ на зло был нем!А жизнь любя,Сильнее смерти стал.Вот почему мы помнимВсё о нём!
Хетта сняла с плеча ремень кантеле, поклонилась князю и под громкие рукоплескания отошла на своё место. Рюрик оценил её призыв и вместе со всеми хлопал в ладоши. Рядом сидела взволнованная дочь князя. Она ждала, когда выйдет Эфанда и станцует свой нежный танец.
И вот в центр поляны Бэрин вывел младшую жену князя рарогов, и все затихли. Эфанда в нежно-розовом платье, с цветной накидкой на голове, сдерживающей пышные светлые волосы, слегка согнула руки в локтях и под звуки рожков и кантеле начала не привычный и любимый всеми танец берёзки, а новый - танец цветов.
И Рюрик заволновался. Он с жадностью вглядывался в каждый жест любимой жены, и ему был ясен тайный смысл их. Он сразу понял, что речь в танцах Эфанды идёт не о тех цветах, которые растут повсюду, а о её надежде зарождении цветка жизни в ней. Как красиво и нежно рассказывала Эфанда о своей мечте; как выразительны и чутки были её руки во время танца; как горда была поступь; как величественна маленькая, головка, склоняющаяся то грустно, то весело, покачивающаяся и напоминающая живой колокольчик. Рюрик смотрел на неё и не мог насмотреться. Но вот она повернулась, широко разведя руки в стороны, встала на цыпочки, вытянула шею, высоко подняла голову и вдруг чуть-чуть поникла, опустив руки… Смолкла мелодия - не двигалась Эфанда, а зрителям не верилось, что закончился такой чудесный танец. Рюриковна вскочила и, не посмотрев на отца, порывисто бросилась к его младшей жене. Она первой подбежала к Эфанде и спрятала; своё лицо на её груди.
Руцина удивилась душевному порыву дочери и пыталась объяснить его для себя.
Рюрик безмолвно взирал на двух обнявшихся молодых женщин и. ничего не мог понять. Только что его дочь сидела рядом, спокойно, казалось, смотрела на танец Эфанды, и вдруг - такая буря чувств… Что с Рюриковной? Князь встал, подошёл к младшей княгине, обнимавшей княжну, и отвёл обеих к своему месту.
Тем временем Бэрин издал громкий возбуждённый крик, призывая всех встать и начать водить хоровод. Все дружно встали, взялись за руки и запели хороводную "Как в серпень мы месяц потрудились".
Эфанда, всё ещё обнимавшая Рюриковну за плечи, горячим взглядом окинула князя и тихо, но быстро спросила:
- Не пригласить ли нам Олафа с матушкой сюда? Рюриковна напряглась, вглядываясь в настороженное лицо отца, и вдруг, счастливая, услышала:
- Да, надо пригласить… Давно я их не видал, - медленно проговорил Рюрик, глядя на вспыхнувшее лицо дочери и догадываясь обо всем.
В это время хоровод настиг князя, завлёк его вместе с дочерью и младшей женой в своё кольцо и закружил…
Весь год глаголили новгородцы о празднике урожай и без конца удивлялись его богатым дарам: ведь ровно через девять месяцев после него Эфанда родила сына, нарекли которого Ингварем; Хетта от Кьята родила дочь, а в Новгород нежданно-негаданно взял да и вернулся глава северных объединённых словен вместе со всей семьёй и как ни в чём не бывало поселился в своём старом доме. И ничто не изменилось в Новгороде.
