Ирвинг Стоун - Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

— Мы должны добраться до президента Линкольна с нашим личным письмом первыми и с твоим истолкованием и объяснением всего дела. Это самое главное, Джесси, ты понимаешь? Ты должна увидеть его с неофициальным письмом до того, как он получит мой официальный ответ и напишет приказ, отменяющий прокламацию. Разница в несколько минут в ту или другую сторону может решить все дело. Курьер поедет тем же поездом…

— Доверься мне, — ответила Джесси. — Я знаю кратчайшую дорогу в Белый дом из любого пункта в Вашингтоне. Так было с письмом полковника Аберта: если бы я ждала следующего утра или даже вечера, второй экземпляр письма был бы доставлен тебе почтовым катером до того, как Де Розье доскакал до тебя.

Отчаяние вдруг навалилось на нее, когда она осознала сказанное. Она быстро прошептала:

— Джон, не сожалел ли ты о моем решении, принятом в тот момент? Если бы я не предотвратила выполнение того приказа, то не было бы военно-полевого суда.

— Не было бы второй и третьей экспедиций, — ответил он сухим тоном, без улыбки. — У нас отняли бы самую большую возможность, и мы не внесли бы наш самый важный вклад. Я не жалею ни о чем, что было в те годы, Джесси, за исключением моей личной ссоры с генералом Кирни. Я не говорю, что поступил неправильно, но хотел бы избежать этой ссоры.

— Я никогда не рассказывала тебе, — шепотом сказала она, — что после того, как ты выехал из делавэрской индейской резервации, ко мне прибыл адъютант генерала Кирни и передал просьбу генерала приехать к нему и простить его, прежде чем он умрет. Я отправила курьера назад с посланием, что не могу простить, что нас разделяет могила. Генерал Кирни умер на следующий день. Я была не права, Джон, я должна была простить его…

Воспоминания об индейской резервации Делавэра, о потере первого сына и трагедии, которая чуть было не разрушила их супружество, нахлынули на них обоих. Они стояли тихо в душной пустой комнате, вновь переживая боль того трудного времени и вместе с тем радуясь, что оно не оставило незаживающих ран, что у них есть другие сыновья, что Джон генерал, как она и предсказывала. На миг они освободились от бремени ответственности, от тягот, оказались вне времени, места и обстановки и стали просто мужем и женой, для которых главной опорой, никогда их не подводившей, оставалась любовь. В этот короткий миг, забыв о войне, о пламени, опалившем страну, они слились в объятии.

Джесси поблагодарила Джона за доверие, сказала ему, что отправится ночным поездом и постарается достойным образом представить его в Вашингтоне.

Полушутя Джон ответил:

— Уверен, ваша операция будет успешной, генерал Джесси.

Она покраснела, ибо думала, что Джону неведома эта кличка. Коснувшись ее плеча, он сказал:

— Я хотел бы получить информацию о твоем интервью как можно скорее. Но не посылай ее обычным телеграфом, ведь группа Блэра, несомненно, имеет своих осведомителей здесь, в штаб-квартире. Возьми с собой шифровальный код и посылай сообщения на имя лейтенанта Хауорда, подписываясь именем его невесты.

Джесси взяла книгу для шифровок:

— Сразу же после первой встречи с президентом я пошлю телеграмму. Сделаю все возможное, чтобы известие было добрым.

В шесть часов вечера она выехала из депо Союза. Поезд был набит солдатами, гражданскими лицами, едущими по личным и правительственным делам, и миссурийскими семьями, бегущими на север от партизан. Хотя война длилась всего пять месяцев, подвижной состав был в плохом состоянии из-за того, что в каждую поездку людей набивалось в три раза больше нормы. Была теплая сентябрьская ночь, и к моменту отхода поезда все проходы и площадки были забиты женщинами, сидевшими на узлах и чемоданах, и стоявшими мужчинами.

За ночь она не сомкнула глаз: духота, стук колес, толчки и раскачивание вагона на расшатанных рельсах не давали заснуть. Зная, что в пути трудно найти еду, она завернула съестное в клеенку. Нельзя было умыться или сменить одежду, туалеты были перегружены и быстро выходили из строя. Она проводила время как могла; дремала, когда усталость брала верх, затем просыпалась оцепеневшая и с ломотой в теле от жесткой скамьи.

Поезд прибыл в Вашингтон на следующий день к восьми часам вечера. Ее встретил старый друг из Нью-Йорка, судья Коул, участвовавший с ними в избирательной кампании 1856 года. Он пригнал на станцию экипаж и зарезервировал для Джесси номер в отеле «Виллард». За два часа до прибытия поезда в столицу она почувствовала, что ее покидают силы, но решила не поддаваться усталости, а сделать то, что тысячу раз обдумывала за пятьдесят часов пути, ведь она так близка к выполнению порученной задачи.

Когда они прибыли в отель и Джесси вымыла руки и лицо, она сказала судье Коулу:

— Я должна послать записку президенту Линкольну с просьбой о немедленной встрече.

— А вы не собираетесь посетить Белый дом сегодня вечером?

— Напротив, собираюсь. Я должна немедленно встретиться с президентом.

Он спокойно предложил:

— Не лучше ли отдохнуть, поспать ночь? Ведь путь был тяжелый. Утром вы почувствуете себя лучше, сможете переодеться…

— Нет-нет, — прервала она, — завтра утром может быть слишком поздно.

Судья Коул уставился на нее:

— На правах старого друга могу ли спросить: почему? Что вы можете сделать сегодня в таком измученном состоянии, ведь это же самое можно успешнее сделать завтра утром?

— В моем поезде ехал курьер с депешей к президенту. Моя задача — попасть к президенту прежде, чем он примет решение на основе этой депеши.

— Мистер Линкольн может не получить вашей записки сегодня вечером. Он завален делами; возможно, он вызовет вас завтра утром.

— Я попрошу его принять меня немедленно, — ответила Джесси, — если до него дойдет моя записка, то я думаю, что он тут же удовлетворит мою просьбу.

— Делайте, как считаете нужным, миссис Фремонт, — ответил сухим тоном судья. — Я подыщу надежного посыльного, пока вы напишете записку.

Джесси показалось, что посыльный летел на крыльях — так быстро он вернулся и принес карточку. Она гласила: «А. Линкольн. Сейчас».

Перед выходом из номера гостиницы Джесси посмотрела на себя в зеркало. Она увидела, что запылившиеся за время поездки волосы старили ее, ее белый воротничок был более грязным, чем остальная часть платья, и потерял свой первоначальный белый цвет. Ее мысленный взгляд подменил образ в зеркале другим: она стоит перед зеркалом в гостинице «Кларендон» в Лондоне, в вечернем платье, ее волосы заплетены косичками на польский манер, лицо раскраснелось от возбуждения, вызванного церемонией представления королеве в день Пасхи. Неясно, где-то в недрах ума она понимала, что неопрятная одежда и усталый вид не свидетельствуют о хорошем вкусе или хороших манерах, но, конечно, добрый и простецкий Авраам Линкольн не сочтет это за оскорбление, как не счел бы за оскорбление появление перед ним солдата-посыльного с депешами прямо с фронта.

Она попросила судью Коула сопровождать ее на встрече и пошла кратчайшей дорогой от отеля к Белому дому. Входя через парадную дверь, она сказала сама себе: «Всю свою жизнь я чувствовала себя как дома в особняке президента, но именно сейчас важно, чтобы меня хорошо приняли».

Их ввели в красную гостиную. Служитель сказал им, что скоро придет президент. Ожидая прихода президента Линкольна, она стояла, поскольку не хотела, чтобы он застал ее сидящей. Минуты бежали в муках ожидания и усталости; ей казалось, что прошло много времени, прежде чем открылась дальняя дверь и в ее проеме на фоне более ярких керосиновых ламп столовой показался Авраам Линкольн. Задержавшись, чтобы закрыть за собой дверь столовой, он медленно направился навстречу Джесси; в этот момент она увидела, что дверь вновь слегка приоткрылась и за ней мелькнула фигура Мэри Тодд Линкольн.

Джесси внимательно всматривалась в лицо президента, желая понять, какая беседа ее ожидает. Выражение лица Линкольна не говорило ни о чем. Он молчал и лишь слегка поклонился. Поблагодарив президента за то, что он принял ее, Джесси представила судью Коула как члена ассоциации нью-йоркских адвокатов. Президент Линкольн ничего не сказал, и выражение его лица оставалось неизменным. Расстроенная холодным приемом, Джесси открыла сумочку, вытащила запечатанное письмо Джона и сказала:

— Генерал Фремонт просил меня вручить вам это письмо, мистер президент. Генерал считает вопрос настолько важным, что послал меня, чтобы я пояснила и дала дополнительную информацию.

Президент Линкольн протянул руку за письмом. Вскрыв конверт, он подошел поближе к свечам; Джесси с тревогой подумала, что президента уже настроили против Джона: «Он прислушивается к словам наших врагов. Именно поэтому он так холодно принял меня, так небрежен в отношении меня. Почему он не предложил мне сесть, хотя мой вид говорит о том, что я устала? Линкольн уже принял решение вылить на меня холодный душ и займет позицию против Джона. Я должна сделать все возможное, чтобы изменить его мнение. Я не должна казаться нервной и переутомленной. Я должна сесть, чтобы скрыть свои чувства, даже если президент не предложит мне стула».