Селим Ялкут - Братья
Михаил уступил дорогу каравану. Стоя рядом, прижавшись к стене, он следил за медленным движением, наблюдая равнодушные, устремленные вперед лица. Вслед на верховыми тянулись повозки, сначала богатые, затем попроще.
— Эй… — Человек был привязан веревками к заднику возка. Занятый своими мыслями, Михаил не сразу вспомнил. Лицо, густо обросшее седой щетиной, лоб, перетянутый багровым рубцом, вспухший закрытый глаз. Михаил с трудом узнал грека.
— Помоги, добрый человек… — Хрипел грек. — Ты помнишь меня, я не сделал ничего дурного.
Спина стражника маячила впереди, другой был на подходе. Михаил пробрался сквозь вереницу бредущих один за другим верблюдов, выполз из жаркого нутра каравана и оказался рядом с греком. Здесь стражи не было. Михаил пригнулся, прячась за повозками, достал нож и стал торопливо освобождать руки и ноги грека от пут. Как раз караван встал. Слышались озабоченные голоса. Люди спешили миновать далекие горы, пока не начались зимние дожди, и теперь досадовали на остановку. Михаил сноровисто делал свою работу. Грек не торопил, дышал тяжело в шею. Караван снова пошел. Ползя вслед на четвереньках, изворачиваясь, чтобы не попасть под копыта верблюдов, Михаил торопливо рвал веревки. Наконец, освободил, обхватил грека, оттащил под стену. Тут их заметили. Стражник закричал, пытался достать копьем, но караван встал между ними. Они побежали вдоль стены, преследуемые воплями стражи, погонщик замахнулся кнутом. Михаил, не останавливаясь, сбил его с ног. Впереди подняли тревогу. Грек стал отставать. Но удача была на их стороне. Между стенами оказался проход, они свернули в узкую улочку, миновали еще одну, заскочили в брошенный дом. Здесь, около выхода из города развалин хватало. Сзади было тихо. Их не преследовали. Караван прошел своей дорогой. Грек без сил повалился на камни. Михаил достал флягу.
Грек пил жадно. — Я останусь здесь, пока не стемнеет. Спасибо тебе, добрый человек. — Грек прижал руку Михаила к заросшей щеке. — Ты иди, иди. Если буду жив, найду тебя…
С этим они расстались…
Владение Жоффруа открывалось на улицу воротами с просторным двором за ними, галереей от солнца и скрытым в ней множеством дверей большого дома. Его накормили и велели ждать. На следующий день позвали к хозяевам.
— Моя жена рекомендовала тебя, можешь остаться. — Распоряжался Жоффруа — Есть будешь на кухне. Ты обещал развлечь нас своим умением. Будешь стараться, не пожалеешь.
— Он согласен. — Ответила за Михаила Миллисента. Она сидела рядом с мужем. Рука была недвижно прижата к груди. На голове белела повязка. Она с трудом пошевелилась, пытаясь согнуть ногу.
Михаил отмолчался.
— Я вижу, что согласен. — Подтвердил Жоффруа.
И он остался. Ему нужно было узнать о Мати. Он был недоверчив и осторожен, никого не расспрашивал и наблюдал. Женщины, что были у Миллисенты прежде, нашли свой дом, а сюда приходили посплетничать, они обрадовались Михаилу и рассказали о нем подружкам. Нынешние были из тех, чья жизнь в Иерусалиме не сложилась, мужья погибли или умерли своей смертью, и женщины пережидали под крышей Жоффруа несчастливое время. Называли они друг друга сестрицами. Не большой секрет, хозяин дарил некоторых своей благосклонностью. Сестрицы охотно кокетничали с Михаилом, но он был занят. Так, по крайней мере, он объяснял свой отрешенный вид.
Однажды его позвали к Миллисенте. Она уже оправилась после падения.
— Прежде мы хорошо понимали друг друга. — Она глядела ему в глаза. — Не так ли? Возможно, и теперь наступит время, но не стану торопить. Ни тебя, ни себя.
Она не требовала ответа, и он был этому рад. Он искал Мати, не привлекая внимания, обошел дом, познакомился с его обитателями. Мати нигде не было. Он подслушивал болтовню на кухне, обследовал закоулки, искоса наблюдал за дверьми женской половины, и, наконец, ему улыбнулась удача. Сестрицы собрались навестить бедную подружку. Он подслушал разговор и тайком отправился следом. Шли недолго, женщинам открыли калитку в монастырских воротах, а Михаил отправился вдоль заросшей колючей зеленью ограды. За ней был сад, слышались голоса, приподнявшись на носках можно было заглянуть внутрь. Сестрицы подошли к беседке в глубине сада, спустя некоторое время появились с пустой корзинкой. Михаил огляделся, перемахнул через стену, и, прячась за деревьями, подобрался к беседке. Заглянул. Спиной к нему сидела Мати. Он еще колебался прежде, чем решился. Непонятная робость владела им. Мати спала. Лицо было бледным. Он взял ее за руку, она открыла глаза, и не испугалась. Сладко улыбнулась, будто не могла расстаться со счастливым сном. Он опустился на колени, приложил губы к ее руке. Она не забрала руку, но взгляд ее отсутствовал. Он позвал ее. Узнала ли она его? Спросил, слышит ли. Она слышала. Но и только. Снаружи раздались голоса. Михаил перемахнул через стенку беседки, заполз в щель под полом и затаился.
— Ну вот, уже лучше. Скоро сможешь ходить. Ты ведь не устала? Нет? Вот, умница… — Я думаю, она поправится, но это будет не скоро. Слава Богу, плоть ее цела. Сейчас ей нужен покой. Помолимся за нее. Все в руках Господа. — Говорил мужской голос, а женские уважительно поддакивали.
Когда все ушли, Михаил вернулся к Мати. Сидел на полу, держал безвольно повисшую руку. Попрощался, но так и не понял до конца, слышит ли. Нет, все таки слышит. Чуть улыбнулась или ему показалось?..
Его обуяла жажда деятельности. Теперь все время он проводил в размышлениях о будущем празднике. Как-то он встретил Миллисенту, та шла, прихрамывая, опиралась на палку.
— Ты не должен разгуливать без дела. — Голос был строгим. — Как идет твоя работа? Я хочу знать.
Михаил отметил увядшую кожу, седину в волосах. Следы смытых румян. Она перехватила взгляд, лицо стало злым.
— Твой благодетель Артенак справлялся, я не знаю, что ответить. Ты уже несколько месяцев пользуешься нашим покровительством и не выполняешь обещания. Ты разочаровываешь нас… И меня… — Добавила она после паузы.
— Мне нужна женщина в помощь, чтобы мы могли сыграть вместе.
— И не думай.
Михаил опустил голову.
— Что это? — Михаил исцарапал руку, перебираясь через монастырскую изгородь. — Ты просто не можешь жить, как другие. Ладно. Старайся, и мы решим, что дальше. — Она повернулась и ушла, прихрамывая.
Спустя несколько дней возле ворот к нему подбежал мальчишка. Он вспомнил с трудом. Это был подручный Аристида. Он потянул Михаила за собой и привел к греку. Тот сильно изменился, коротко остриг волосы, отпустил усы, и стал непохож на себя, прежнего.
— Как видишь, меня не ищут и не найдут. — Объявил грек. — Караван ушел, и я вместе с ним. Спасибо тебе, теперь я свободен. Я помню о тебе. Дам знать, когда наступит время. Когда? Не сомневайся, узнаешь, когда оно придет.
Карина
__ __Смерть короля вселяет в меня большую тревогу. Он был исполнен добрых намерений, насколько это возможно в наше трудное время. Он был осторожен, не рисковал зря, не позволил втянуть нас в войну с сирийцами. И мудро использовал это время для покорения строптивого Аскалона. Как будет теперь, можно только гадать. Раймунд среди других был представлен новому королю еще до официальных торжеств, а Артенак, как королевский советник, был удостоен частной аудиенции. Б нем нуждаются особо.
Все это никак меня не касается, а вот тревога за Раймунда сковывает сердце. Что с нами будет? Раймунд не хочет беспокоить меня, но я вижу, он постоянно озабочен и почти не бывает дома. Все чаще я прошу его уехать из города куда угодно, чтобы начать тихую и спокойную жизнь. Скромные средства для этого у нас есть. Я просила Артенака, поговорить с мужем, и он, к моему удивлению, согласился. Единственно, просил отложить решение до коронации, эти дни для всех нас особенно трудны.
Более всего пугает меня брат. На днях он посетил нас, как всегда в отсутствие Раймунда, и долго сидел молча. Я уже знала о смерти Магдалены и осторожно выразила ему свое сочувствие. Он ведь сказал, что знает ее. Эта необычная женщина сама нашла свою судьбу. Ее тело покоится теперь в развалинах старого иудейского города. Я рассказала об этом со слов Артенака, а от себя добавила. — Лучшего места для успокоения в вечности не найти…
Откуда я могла знать?.. Брат сидел, не поднимая головы. Чтобы скрасить печальную новость, я разбавила ее рассказом Раймунда. В городе долго и безрезультатно ищут некоего Эспера из Марселя — живого или мертвого. Брат глянул на меня, усмехнулся и вновь спрятал глаза.
— Ты не знаешь. — Сказал он. — Все это не имеет значения. Я искал ее, а она умерла…
— Кого ее?
— Ты знаешь. Помнишь, я рассказывал? Было время, они дали мне приют. Ведь я был совсем один. Как выжить? Она была… — Он опять замолчал, и я вдруг с ужасом поняла, что он плачет. — Она не в своем уме. Она уходила и приходила, она убегала. Несчастье сделало ее такой. Я мог лишь следить за ней и стараться помочь.
