Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Вернувшись в Севастополь, флагман разобрал ошибки, сделал выводы.
— Главное для нас — надежно обезопасить берега Черного моря на случай вторжения англичан или французов. Быть всегда настороже и в готовности.
Отпустив командиров, Лазарев вышел на кормовой балкон.
Корабельные колокола отбивали вторую склянку. По бухте скользили редкие катера, распустив упругие паруса, шлюпки, отталкиваясь размеренными гребками весел вперед, везли с берега на корабли матросов и груз; юркие гички сновали между Южной бухтой и Северной стороной, доставляя севастопольцев с их нехитрой поклажей.
Направо, далеко у Инкермана вечерняя дымка пеленала устье Черной речки. Налево, вдали за Херсоном, скрываясь за горизонтом, садился в воду багряный диск солнца, озаряя распахнутый зев главной, Корабельной бухты.
Внешняя безмятежность и устоявшаяся покойность жизни Севастополя не раз тревожили его, а теперь это чувство обострилось вдвойне. Сегодня он один отвечал за Черноморье, сердцем которого был Севастополь. Сердце билось размеренно, набирая силу, но оставалось обнаженным и совершенно беззащитным со стороны суши.
Осенью на флот приехал Меншиков. Начал с Николаева. Обошел верфи, все сооружения Адмиралтейства на берегу. Поглаживая усы, довольно ухмылялся. Удивился новым постройкам — крытым эллингам, мастерским с новыми механизмами и машинами. В Севастополе впечатляла срытая наполовину гора под адмиралтейство, набережная, заканчивалась постройка сухих доков. Проглядывали контуры крепостных каменных бастионов по берегам бухты — Константиновской, Михайловской — закладывались новые.
Лазарев воспользовался моментом:
— Ваша светлость, извольте видеть, бухты укреплены будут надежно батареями против кораблей неприятельских. Однако Севастополь еще не крепость. Со стороны суши военный порт открыт совершенно. Ежели, не дай Бог, десант нагрянет.
— Знаю, знаю, — недовольно шевелил усами Меншиков. — Во-первых, на Севастополь и так денег уйма расходуется, а кроме того, все это домыслы! Какие могут быть десанты в Крыму?
Три дня Меншиков провел на эскадре. Лазарев впервые видел его на корабле, тем более в море. Высокая выучка моряков поразила князя: «Видел их в море, — рапортовал он Николаю I, — и сказать должен, что исправность, чистота и доведение в морском деле сей эскадры превзошли мои ожидания, в особенности блестящее состояние, в коем находится корабль «Двенадцать апостолов» (капитан 1-го ранга Корнилов), чистотой вооружения, превосходной отделкой всех подробностей, быстротой команды в пушечном учении и в корабельных работах».
По иронии судьбы десять лет спустя трусливый князь затопит этот прекрасный корабль у входа в бухту, не дав ему возможности сделать хотя бы один выстрел по неприятелю.
Все-таки Лазарев уломал князя, добился денег на строительство Морского собрания и училища матросских дочерей.
Осенью за отличия Лазарева произвели в адмиралы.
Спустя год флоту производил смотр Николай I. Так же, как и Меншиков, остался доволен всем в Николаеве. В Севастополе у входа в бухту ощетинился сотней орудийных стволов трехъярусный Константиновский равелин, высились стены у входа в Южную бухту такого же трехъярусного сооружения Николаевского бастиона. Впечатляла изящная Морская библиотека, ажурная колоннада Графской пристани. На Мичманском бульваре наконец-то открыли памятник командиру «Меркурия» с лаконичной надписью — «Казарскому», с другой стороны — «Потомству в пример».
— Все это превосходно, посмотрим тебя в море, — ухмыльнулся Николай I.
У Лазарева на душе повеселело, и он без обиняков спросил о наболевшем:
— Ваше величество, за море я отвечаю сполна головою, а сухой путь для неприятеля к Севастополю таки открыт.
Николай ответил, не размышляя:
— Чего ты побаиваешься? Турки в Крым не посмеют сунуться, англичане сами не рискнут, а больше некому. Меншиков такого же мнения. Нессельроде расклад сил тонко чувствует.
— На Бога надейся, а сам не плошай, ваше величество…
На рейде Николай I дотошно осмотрел «Двенадцать апостолов», не забыл, как его расхваливал Меншиков. После доклада Корнилова прошлись по всей верхней палубе. Николай, постояв немного на баке, вдруг повернулся к Корнилову:
— Командир, ударь тревогу!
Не прошло минуты, как ударили дробь барабаны, запели горны.
Без единого звука разбегались по вантам матросы, взлетали флажные семафоры, боцман вполголоса отдавал короткие команды, строились абордажные партии. Царь сразу же спустился в батарейные палубы. Прошел по всему верхнему деку с носа до кормы добрую сотню шагов. В полной тишине канониры хватали канаты, откатывали пушки, банили стволы, открывали порты, подносили боеприпасы.
На самом нижнем, третьем деке расположились плутонги новых шестидесятивосьмифунтовых бомбических пушек. Благодаря лазаревским новинкам канониры играючи, в считанные минуты откатывали, заряжали и наводили тяжелые орудия.
Тишину прервал царь:
— Пожалуй, этот корабль порядком отделает любого противника, кто бы он ни был!
Ночью эскадра вышла в море, а на следующий день на военном пароходе «Громоносец» взвился царский штандарт. Чистота и порядок импонировали Николаю, где-то мелькала фуражка Айвазовского, успевал делать наброски…
Набирая скорость, пароход подходил к Херсонесу.
— Ваше величество, — опять не отставал Лазарев, — наши пароходы недурны, но начинают уступать иноземным по скорости. Надобно строить корабли с архимедовым винтом.
— Что-то я не слыхал о таких, ты мне потом расскажи подробно. К тому же сейчас все равно бесполезно, казна пуста.
Вдали показались паруса. Эскадра двигалась навстречу двумя кильватерными колоннами.
— Поднять сигнал: «Построиться в линию баталии!» — скомандовал Лазарев. Стоявший за спиной адъютант Иван Унковский метнулся к сигнальным матросам. Несколько минут ушло на передачу сигнала, репетование его по кораблям эскадры. Внезапно, как по мановению волшебной палочки, наветренная колонна сделала поворот «все вдруг», корабли заняли свои места в строю, распушились лиселями, и вся эскадра вытянулась по линейке на много миль.
Лиселя, дополнительные паруса, были гордостью Лазарева. Почему-то на Балтике избегали их ставить.
Завороженный зрелищем, император удивленно покачал головой и воскликнул:
— Ну, ты меня обрадовал. Какой прекрасный вид! Я столько красивых парусов на кораблях вижу первый раз!
Кому не бальзам на душу царская похвала. Лазарев про себя подумал: «У Гогланда на маневрах он ведь каждый год бывает, а такое в первый раз видит. Там вовсе разленились, команды стали дрянные, а суда и того хуже…»
Две кампании плавал с Лазаревым его адъютант мичман Унковский. На всех выходах эскадры в море исполнял обязанности флаг-офицера. Добрая школа для молодого мичмана, но все под опекой. Настала пора командирствовать и для Ивана. Сначала проэкзаменовался на чин лейтенанта, а в самом конце 1846 года получил под начало яхту «Орианду».
Много лет назад десятипушечную яхту «Орианду» построили по проекту Лазарева. Она составляла предмет его гордости. Почему-то он уверовал, что нет яхты в Европе, равной по быстроходности «Орианде».
Вот только с командирами ей не везло. Сменилось уже трое, а яхта не блистала…
Через несколько недель адмирал воспрянул. «Орианда» обрела стройность, скорость и лихость. Теперь, когда яхта приходила в Николаев, Лазарев с семейством отправлялся на ней прогуляться. Однажды спускались вниз по Бугу. За поворотом впереди ходко выбирался французский бриг. Адмирал коротко бросил команду:
— Обгоняй!
Унковский сомнительно покачал головой. До трехмачтовика десять — пятнадцать кабельтов. Дело сразу как-то не пошло. Лазарев перебрался на корму:
— Пусти меня к рулю.
Унковский зарделся и стал рядом.
Мало-помалу «Орианда» начала сокращать дистанцию. Не прошло и часу, как высыпавшие на палубу французы с удивлением провожали взглядами обогнавшую их яхту.
Вскоре в Николаев пришли вести из Петербурга — летом 1848 года в Кронштадте состоятся гонки яхт, тендеров и шхун на императорские призы. Лазарев добился разрешения участвовать в гонках.
— Готовься, Ваня, к переходу, — сказал он Унковскому, — весной пойдешь в Кронштадт, будешь честь черноморцев отстаивать. Заодно передашь поклон моему брату Андрею, на эскадре он.
Карьера у Андрея складывалась пока благополучно. Шесть лет командовал дивизией на Балтике, вице-адмиралом ходит. Однако в конце прошлой кампании вышла осечка. Два офицера в дивизии поссорились, обычное дело, но кончилось дуэлью. Он обязан был доложить обо всем, но это означало бы конец карьеры офицеров. Пожалел, а фискалы донесли. Государь разгневался, сделал строжайший выговор…
