Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 3
Все с нетерпением ожидали двух событий: появления гленалленовских добровольцев, которые, во внимание к высокому положению этой семьи, должны были образовать особый отряд, и заранее объявленного прибытия офицера, которому главнокомандующий вверил заботу об обороне берега и полное распоряжение местными воинскими силами.
Наконец послышались звуки рога иоменов Гленаллена, и сам граф, к удивлению всех, кто знал его привычки и слабое здоровье, появился в мундире, во главе своего отряда. Его нижнешотландские иомены, верхом на прекрасных лошадях, составили внушительный эскадрон; за ним следовал полк в пятьсот человек, в одежде горцев, которых также вызвал граф из своих северных владений. Впереди двигались музыканты, игравшие на волынках. Опрятный и подтянутый вид этого отряда вассалов привел в восхищение Мак-Интайра. На дядю же его еще большее впечатление произвело то, как в этот ответственный час сказался боевой дух древнего рода, одаривший новыми силами немощного и, казалось, полуживого графа, вождя этих бойцов. Граф потребовал, чтобы ему и его людям отвели позицию, которой действительно грозила бы опасность, выказал большую распорядительность при разработке плана размещения сил и остроту ума при его обсуждении. Когда над Фейрпортом занялось утро, военный совет все еще заседал и приготовления к защите шли полным ходом.
Но вот в толпе послышались крики, возвещавшие прибытие «храброго майора Невила и еще одного офицера», и на площадь въехала запряженная четверкой лошадей почтовая карета, которую громким «ура» приветствовали добровольцы и горожане. Члены магистрата вместе с мировыми судьями поспешили к дверям ратуши встретить прибывших. Каково же было удивление всех присутствующих, и в особенности антиквария, когда носителем красивого мундира и треуголки оказался не кто иной, как столь мирный Ловел! Понадобились дружеские объятия и сердечные рукопожатия, чтобы Олдбок поверил своим глазам. Сэр Артур был не менее удивлен, когда в обществе Ловела, или, точнее, майора Невила, увидел своего сына, капитана Уордора. Первые же слова молодых офицеров свидетельствовали, что храбрость и усердие всех собравшихся были совершенно напрасны, если не считать того, что послужили лишним доказательством их патриотического духа и расторопности.
— Как мы выяснили по пути сюда, — объяснил майор Невил, — сторож на Хелкит-хеде был весьма естественно введен в заблуждение костром, который какие-то праздные люди разожгли на холме над Глен Уидершинзом, как раз на линии передачи сигналов.
Олдбок виновато взглянул на сэра Артура, и тот, пожав плечами, ответил ему таким же взглядом.
— Это, вероятно, машины, которые мы в порыве гнева обрекли пламени! — сказал антикварий; он ободрился, но был немало пристыжен, что оказался причиной такого нарушения всеобщего покоя. — Черт бы взял этого Дюстерзивеля! Видно, он оставил нам в наследство кучу неприятностей вроде этого прощального фейерверка. Кто знает, какие еще хлопушки взорвутся у нас под ногами! .. А вот и сам бдительный Кексон! Выше голову, старый осел! Отвечать за тебя приходится нам. А теперь забери эту железину! — И Олдбок передал ему шпагу. — Не знаю, что бы я вчера сказал человеку, который вздумал бы меня уверять, что я прицеплю к себе такое украшение.
Тут лорд Гленаллен слегка тронул его за локоть и увлек в отдельную комнату.
— Ради бога, скажите, кто этот молодой человек, так разительно похожий на…
— … на несчастную Эвелин? — перебил его Олдбок. — Я полюбил его с первого взгляда, а ваша светлость указали причину.
— Но кто… кто он? — продолжал лорд Гленаллен, судорожно сжимая руку антиквария.
— Раньше я назвал бы его Ловелом, но теперь оказывается, что он майор Невил.
— … которого мой брат воспитал как внебрачного сына… и сделал своим наследником… Боже, это дитя моей Эвелины!
— Постойте, милорд, постойте! — сказал Олдбок. — Не торопитесь с таким предположением. Какова его вероятность?
— Вероятность? Нет, здесь не вероятность, а уверенность! Управляющий, о котором я вам говорил, письменно изложил мне всю историю. Я лишь вчера получил это письмо. Приведите его, ради бога, чтобы отец мог благословить его, прежде чем умрет.
— Хорошо. Но ради вас самого и ради него, дайте мне минуту, чтобы подготовить его к такой встрече.
И, решив расследовать дело глубже, чтобы полностью убедиться в справедливости столь странной истории, Олдбок отправился к майору Невилу, который в это время отдавал распоряжение распустить собравшиеся вооруженные силы.
— Прошу вас, майор, на минуту передать дела капитану Уордору и Гектору, с которым вы, надеюсь, окончательно помирились (Невил улыбнулся и через стол пожал руку Гектору), и выслушать меня.
— Вы могли бы этого требовать от меня, мистер Олдбок, даже если бы мои дела были более неотложны, так как я выступал перед вами под вымышленным именем и за ваше гостеприимство отплатил тем, что ранил вашего племянника.
— Вы поступили с ним, как он того заслуживал, — ответил Олдбок, — хотя, кстати сказать, сегодня он выказал и здравый смысл и подлинный воинский дух. Право, если б он освежил в памяти науку, а также почитал Цезаря, и Полибия, и «Stratagemata» Polyoeni[213], я думаю, он добился бы в армии повышения, а я, конечно, помог бы ему.
— Он вполне этого заслуживает, — сказал Невил. — А я рад, что вы готовы меня простить. Вы сделаете это еще более охотно, если узнаете, что, к сожалению, я имею не больше прав на имя Невила, под которым все меня знают, чем на имя Ловела, под которым знали меня вы.
— Вот как! Тогда, я уверен, мы найдем вам такое имя, на которое у вас будет самое твердое и законное право.
— Сэр! Я полагаю, что вы не считаете несчастные обстоятельства моего рождения подходящим предметом для…
— Ни в коем случае, молодой человек, — перебил его антикварий. — Я думаю, что знаю о вашем рождении больше, чем вы сами, и, чтобы убедить вас в этом, скажу: вы были воспитаны и известны как внебрачный сын Джералдина Невила из Невилсбурга в Йоркшире и, я предполагаю, как его наследник по завещанию.
— Простите, но мне никто не сулил таких видов. На мое воспитание не жалели затрат, мне предоставляли средства для успешного прохождения службы в армии, но, мне кажется, мой предполагаемый отец долгое время питал надежду на брак, хотя она и не осуществилась.
— Вы говорите «предполагаемый» отец. Что побуждает вас думать, что мистер Джералдин Невил не был в действительности вашим отцом?
— Я знаю, мистер Олдбок, что вы не стали бы расспрашивать о таких деликатных вещах для удовлетворения праздного любопытства. Поэтому откровенно расскажу вам, что случилось в прошлом году, когда мы занимали небольшой город во французской Фландрии. В монастыре, близ которого мы квартировали, я нашел женщину, удивительно хорошо говорившую по-английски. Это была испанка, звали ее Тереза д'Акунья. Когда мы познакомились и ей стало известно, кто я, она сказала мне, что нянчила меня в раннем детстве. Впоследствии она то и дело бросала намеки на то высокое положение, которое я будто бы вправе занять, и обещала объяснить все более подробно в случае смерти некоей шотландской леди: пока та была жива, она считала себя обязанной хранить тайну. Она же сообщила мне, что мистер Джералдин Невил мне не отец. Вскоре мы подверглись нападению неприятеля и были вынуждены покинуть город, ставший добычей свирепых республиканцев. Монашеские ордена были предметом их особой ненависти и жестокости. Монастырь был сожжен, и многие монахини погибли, в том числе и Тереза, а с ней исчезли и все возможности узнать историю моего рождения и всю — несомненно связанную с ней — трагедию.
— Raro antecedentem scelestum, или, как я мог бы здесь сказать, scelestam, — заметил Олдбок, — deseruit poena[214]. Это признавали даже эпикурейцы. Что же вы после этого сделали?
— Я написал мистеру Невилу и просил у него объяснений, но без успеха. Тогда я взял отпуск, поехал к моему приемному отцу и бросился к его ногам, умоляя раскрыть мне до конца то, чего не досказала Тереза. Он отказался и, когда я проявил настойчивость, стал гневно попрекать меня теми благодеяниями, которые мне уже оказал. Я нашел, что он превышает права благодетеля, а он вынужден был признать, что не имеет права на звание отца, и мы расстались, весьма недовольные друг другом. Я отказался от имени Невила и принял то, под которым вы меня знали. В эту пору, гостя на севере Англии у друга, который покровительствовал моему инкогнито, я познакомился с мисс Уордор и, повинуясь романтическому увлечению, последовал за ней в Шотландию. Я колебался между различными планами устройства своей жизни и решил еще раз обратиться к мистеру Невилу за объяснением тайны моего рождения. Прошло много времени, прежде чем я получил ответ. Его вручили мне как раз в вашем присутствии. Мистер Невил писал о плохом состоянии своего здоровья и заклинал меня в моих же интересах не допытываться правды о его родстве со мной, хотя оно настолько близкое, что он решил сделать меня своим наследником. Когда я готовился покинуть Фейрпорт и посетить мистера Невила, прибыл второй гонец с сообщением, что его не стало. Внезапно обретя большое богатство, я не мог подавить угрызения совести, вспоминая, как я вел себя с моим благодетелем. К тому же в письме были намеки, будто на моем рождении лежит пятно, которое намного хуже простой незаконности. При этом я вспомнил также о предубеждении против меня сэра Артура.
