Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович
При виде вошедших воеводы и княжича все поднялись, поклонились. Ратислав махнул рукой: сидите, мол. Хозяин постоялого двора проводил прибывших в отдельно выгороженную небольшую комнатку со столом и лавками человек на десять. Расселись. Тут же две девки-служанки притащили корчагу со сбитнем и глиняные кружки. Следующим заходом принесли заедки. От основательной трапезы отказались – позавтракали только что.
– Ну чего тут у вас? – отпив из кружки, спросил Ратьша у Прозора.
– Бьют камнями в стены и в воротную башню, – ответил епископский сотник. – Наши полоняники надолбы растаскивают.
– Все то же, что и с напольной части, – вздохнул Ратислав. Еще раз отхлебнул сбитня, отставил кружку, поднялся на ноги. – Пойдем на стену, посмотрим, что и как. Надо будет князю доложить.
– Я с вами, – тоже вскочил на ноги княжич Андрей, зардевшись привычным румянцем и с вызовом глядя в глаза воеводе.
Ратьша понял: на этот раз его не остановить. Если только силком. Но это уж совсем край. Вряд ли на стене настолько опасно. Только надо выбрать участок поспокойнее. А такой Прозор покажет.
– Ладно, – кивнул. – Пойдешь с нами.
Румянец на щеках Андрея стал гуще. Губы расползлись в счастливой улыбке. Как мало парнишке надо для счастья…
Взобрались на стену слева от наружной воротной башни захаба, саженях в ста от нее. Место было удачное, высокое. Камни сюда не летели, и стена не была повреждена. Снизу, между городским валом и Черным оврагом, раскинулись теперь почти разобранные до основания строения Южного Предградия. Перед ближним краем оврага полоняники тоже возвели городню, за которой виднелись редкие татарские воины. Они не стреляли. Со стен в их сторону стрелы тоже не летели, хоть здесь рязанских воинов было довольно много, у каждой бойницы по одному, а где и по два.
Увидев воеводу и княжича, двое из них, стоящих у ближайшей бойницы, поклонились и отошли в сторонку, давая место. Андрей тут же кинулся к проему, однако Ратислав не грубо, но решительно придержал его за рукав.
– Не спеши, воин. Невзначай и стрелу словить можешь.
Андрей опять зарделся от обиды и гнева, выпалил:
– Я эти стрелы руками ловить выучился. Тем паче тут далеко, и лететь они будут снизу.
– Ты ловил учебные стрелы из слабых луков, – покачал головой Ратьша. – А здесь прилетит татарская. Луки у них помощнее наших боевых. Прилетит такая, «мама» сказать не успеешь, не только поймать. – Потом все же отпустил рукав, сказал примирительно: – Смотри, но держись сбоку бойницы и в опаске.
– Сам знаю, не маленький, – тряхнул головой княжич. Сделал так, как сказал воевода: встал сбоку и осторожно выглянул наружу.
Ратислав встал у другого края бойницы, внимательно поглядывая за татарской городней и прячущимися за ней татарскими стрельцами, не забывая присматривать краем глаза за Андреем – не высунулся бы лишку. Правильно смотрел: княжич увлекся развернувшейся перед ним картиной, выставился в проем, стараясь охватить глазами большее пространство. Ратьша попридержал его. Тот кивнул, стал смотреть, сторожась.
Немного поуспокоившись относительно безопасности наследника рязанского стола, Ратислав и сам окинул взглядом все пространство за стеной. Как уже было сказано, за выстроенной татарами городней врагов имелось не слишком много. Но какое-то их количество точно сидело в Черном овраге. Оттуда поднимались дымы костров и сновали посыльные. На поле за оврагом воинских людей не имелось. Зато за полем, в леске, похоже, было их густо. О том говорили дымы костров, сливающиеся в безветренном воздухе на высоте в большое светло-серое облако, кружащие над лесом потревоженные птицы, появляющиеся то и дело на опушке пешие и конные. Готовятся к приступу? Должно, так…
Правее и ниже за устьем оврага стояла дюжина пороков на таких же невысоких насыпях, что и в напольной части стены. Сейчас они готовились к новому залпу: чаши на длинных рычагах пригнуты, и в них с трудом закладывают тяжеленные камни невольники. Рискуя поймать стрелу, Ратьша быстро высунулся в бойницу, чтобы оценить повреждения, нанесенные обстрелом. Видно с этого места было плоховато, но кое-что он рассмотреть сумел. Обстрел здесь начался позднее, потому стена пока пострадала не так сильно: проломы в крыше, выбитые кое-где бревна. Что стало с башней, толком не увидел, мешал изгиб стены.
Хашар растаскивал надолбы перед воротами и участками стены справа и слева. С первой линией они уже закончили, приступили ко второй. Часть невольников суетилась возле тарана. Что делают, не понять: то ли пытаются сдвинуть, то ли что другое… Далековато все же, видно плохо.
Тем временем татарские камнеметы изготовились к стрельбе. Грохнул об упор рычаг первого, и в стену, кувыркаясь, полетел громадный угловатый обломок известняка. Грохот, треск. Камень угодил в забороло второго яруса стены, саженях в пятидесяти от Ратислава и его спутников. Вверх и стороны взметнулись обломки досок и бревен. Камень снес забороло, в боевом ходе второго яруса ударился о стену яруса третьего, заставив дрогнуть настил под ногами, судя по звуку, отлетел к передней стенке второго яруса, ударился о него и затих. Похоже, никого не зацепил, криков раненых не слышно. Но если воевода, начальствующий на здешнем участке обороны города, не дурак, должен был убрать людей с обстреливаемого участка, дозорных только оставить.
Загромыхали остальные камнеметы. Стена содрогнулась от новых попаданий. Один из обломков попал в стену совсем рядом от них, саженях в двадцати, проломив крышу. Прозор забеспокоился.
– Уходить надо, а то не ровен час…
– Надо, – согласился Ратьша, посмотрев на княжича, не отрывающего глаз от того, что творится снаружи стены. – Слышь, Андрей, пойдем вниз. Опасно здесь стало.
Княжич бросил на воеводу возмущенный взгляд, выкрикнул:
– Не посмотрели же ничего толком!
– Да нет, все видно и понятно, – покачал головой Ратислав. – Делать нам здесь больше нечего. Тем паче камни, вишь, сюда полетели. Глупо погибнуть от шального камня и не дожить до приступа. – При этих словах Ратьша невесело усмехнулся. – Пойдем вниз, княжич.
Он приобнял Андрея за плечи. С другой стороны с решительным видом подступил Прозор. Княжич понял, что, если не пойдет сам, его уведут силой, и не стал позориться, дернул гневно щекой и зашагал к лестнице, ведущей со стены.
Вернулись на постоялый двор. Прошли все в ту же отгороженную комнатку. Сели. Разговор не клеился. Прислушивались, что происходит снаружи. Ждали очередного залпа татарских камнеметов. Дождавшись, опять вслушивались, не произойдет ли чего после этого. Нет, тихо. Опять томительное ожидание нового залпа. Только иногда кто-то возьмет со стола чашу со сбитнем, глотнет торопливо и быстро, стараясь не стукнуть донышком о столешницу, поставит ее на место.
За загородкой в столовой комнате, где сидели воины владычного полка, тоже почти тихо, редко кто чего-то скажет вполголоса, дождется ответа и снова молчание. Плохо то, томятся люди, уходит от такого боевая ярость, но пока ничего не поделаешь. Разве разговор завязать? Отвлечь от того страшного, что исходит из-за стен.
– А что, Прозор, – начал Ратьша, – не приходилось ли нам прежде где встречаться? Лицо твое смутно знакомо, а никак не вспомню, где приходилось переведываться. Который день мучаюсь от того.
– Как же, приходилось, – усмехнулся в бороду инок-воин. – Да только давненько то было, потому и не помнишь.
– Давно, говоришь? И когда все же? На память я вроде не жалуюсь.
– Да ты тогда совсем младнем был, боярин.
– Рассказывай, – подобравшись и, кажется, начиная что-то смутно припоминать, потребовал Ратислав.
Улыбка сошла с лица Прозора. Лоб собрался в морщины. Помолчав, он буркнул:
– Невеселая то история, боярин.
– Сказывай!
– Ну что ж… Коли так… Был я когда-то ближником отца твоего Изяслава Владимировича.
– Точно! – воскликнул Ратьша. – Прозор! Вот откуда!.. А я-то голову ломаю! Ты же меня вместе с отцом в первый раз на коня сажал! Но как же ты жив? Ведь, сказывали, всех ближников тогда в Исадах вместе с отцом… А ты ведь там тоже был. Верно?
