Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов
За ночь он ничего не придумал, а утром, собравшись к Николь, еще раз перечитал письмо и совсем запутался в чувствах, желаниях и неуверенности Белова. Так лейтенант и входил в домик стариков. Снял пушистую песцовую ушанку, унты обмахнул веничком от снега, поздоровался громко. Николь в ее углу за печкой не было.
— Во дворе снег чистила, там, поди... — старуха, морщась от жара, ухватом вытягивала из печки чугунок. Привычный жирный запах налимьей ухи стоял на всю избу.
Лейтенант вышел из сеней, везде было расчищено, обогнул пристройку и увидел Николь. Ловко орудуя снежной лопатой, девушка откапывала дверь бани. Лицо раскрасневшееся, серый пуховый платок распустился и свисал с плеча. Николь была в ватных брюках, короткой фуфайке и валенках. Одежда на ней была хорошо простегана и аккуратно перешита под ее размер. Модница, — лейтенант не без удовольствия рассматривал ее хорошую фигуру. Солнце уже поднялось над Енисеем и заливало расчищенный от снега двор ярким светом.
— Дэвушка, вы что дэлаэте сэгодня вэчером?! — лейтенант специально коверкал язык, это была любимая шутка.
— Ой, Вано, испугал! — Николь распрямилась, поправляя платок.
— Вы сегодня вэчэром свободны? — Вано шел галантным кавалером, покачивая головой и бедрами под белым овечьим тулупом. — Разрешите, помогу вам снег доскрести!
— Ты ко мне? — улыбалась Николь.
Всякий внимательный человек сразу угадал бы в ней иностранку. Много советских языков было намешано в низовьях Енисея, но она от них отличалась. И глядела, и улыбалась иначе. Спокойно, с особенным, не броским, но ясным чувством собственного достоинства. И короткая прическа — никто не стригся в их краях под мальчика. После письма Сан Саныча Вано рассматривал ее с новым интересом. И сейчас, как, впрочем, не раз до этого, чувствовал, что она ему тоже нравится. Она не могла не нравиться.
— Целовать меня будешь, когда узнаешь, зачем пришел! Ты Сан Саныча Белова помнишь?
Николь внимательнее посмотрела на лейтенанта.
— Он мне письмо прислал... — Вано вел себя, как заговорщик, придумывал, как лучше сказать. — Ты помнишь его?!
— Помню, — спокойно ответила Николь, и Вано еще больше смутился.
Он вдруг подумал, что она, может быть, совсем и не влюблена в Белова. Он пишет, что влюблен, а она — она стояла перед ним, такая прекрасная и еще освещенная утренним солнцем — не влюблена совсем! Такое же может быть!
— Слушай, он хороший человек!
Николь молчала, только чуть качнула головой и приподняла бровь.
— Такой мужчина! Такое мне письмо написал, я сам в него чуть не влюбился, ай-й!
— Ваня, пойдем в дом, у меня чай есть.
— Э-э, подожди, — Вано не нравилось, что она не оценила послание Белова, — человек сердце свое большое прислал! А ты — чай! Он такое пишет! Ты что, не понимаешь?
— Так он же тебе письмо прислал...
— Как мне?! Все время про тебя пишет! Ты хочешь к нему?
Тут лицо девушки не выдержало. Николь смотрела удивленно и еще что-то было, чего Вано не понимал.
— Прямо мне скажи, ты его... — он замялся, — у тебя к нему какие такие чувства есть? Он не знает, кстати!
— У меня к нему очень хорошие чувства, плохих нет, так ему и напиши! — рассмеялась Николь. — Чаю правда не хочешь?
— Подожди, как не поймешь? Он тебя к себе забрать хочет! — Вано заметно волновался.
— Я не понимаю, Ваня...
— Будете вместе-рядом жить, работать у него на пароходе...
Николь растерянно молчала.
— О-о, ты какая, я же говорю, он письмо написал, что очень тебя любит, он еще не знает, но думает, что очень! Что?!! — Вано вытаращил глаза. — Он еще не знает, потому что честный человек!
— Но у него жена.
— Он с ней не хочет жить... он пока живет, я не понял почему... Я ему напишу письмо, он мне прямо ответит, я тебе все скажу. Ты же хотела уехать отсюда?!
— Ваня, ты что мне предлагаешь?
— Он же хороший человек, ты сама сказала, вот и езжай!
— Как же я поеду? Кто меня отпустит? — растерянно улыбалась Николь.
— Все сделаем, командировку придумаем! Согласна?!
— А где я там буду? И почему он написал тебе, а не мне?
— Он стесняется! Что не понятно? Настоящие мужчины, когда им женщина нравится, они всегда стесняются! Он мне написал, чтобы я тебе все сказал. Я все придумал, поеду в мае на совещание — заберу тебя с собой, передам ему. Всё! Дальше вы сами!
— Ваня, тебе спасибо, но... я же не чемодан! Я ссыльная, конечно...
— Слушай, все француженки такие глупые? — Вано в негодовании вскинул руки. — Вот я, настоящий грузин, тебе настоящим русским языком говорю — Сан Саныч в тебя влю-бил-ся! Хочет с женой что-то сделать, я пока не знаю что, а потом... — Вано опять выразительно выпучил глаза и развел растопыренные ладони, — потом уже с тобой! Может быть, он хочет жениться на тебе. Вот! Скорее всего! Если влюбился, значит должен жениться...
Вано выдохнул и достал папиросы. Закурил. Николь о чем-то думала. Потом подняла взгляд на него, улыбнулась и, потянувшись, поцеловала в щеку.
— Ну вот, видишь! — обрадовался Вано.
— Ваня, я тебе очень верю... но я плохо понимаю, что он от меня хочет.
Вано задумчиво выдохнул дым, лоб потер под пушистой ушанкой:
— Ладно, хорошо, давай поедем к нему, и ты сама обо всем его спросишь! Не захочешь, вернемся сюда, только не жалей потом!
Так этот разговор ничем у них не кончился. Ответа от Белова не было, как и вообще не было почты, Габуния весь апрель отсутствовал — ездил по соседним поселкам и в Сопкаргу, где повесился участковый милиционер.
Николь очень задумалась. Она помнила и часто вспоминала тот чудесный вечер, но, как и Белов, уже не очень ясно помнила лицо Сан Саныча. Ее волновала сама возможность уехать из этого «края мира», как говорил Габуния.
К Вано у нее было особое доверие, он был единственным, кто действительно пытался помочь ей, писал запросы по своему ведомству, помогал правильно составлять заявления. И даже, очень рискуя, как-то передал на французское судно письмо Николь к
