Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга первая
Он обслуживал несколько танков и автомобили, приданные батальону, старые рено и форды. Ребята знали, что Джон не коммунист, но здесь воевали, разные люди. У них были немцы, англичане и русские. Советские ребята, пригнавшие в Мадрид танки, обучали бойцов управлению машинами.
Джон успел побывать за рычагами Т-26. Вечером он сидел, привалившись к закопченной стене университета, тяжело дыша. Рядом опустился командир его танка. Русский не понимал английского языка, в бою они объяснялись на пальцах. Джон не хотел показывать свое знание русского. В беспрерывном грохоте, чувствуя, как трясется, броня, в запахе гари, юноша успел подумать:
– Слова незнакомые, те, что он кричит. Мистер Энтони нас такому не учил…, – потом Джон узнал, что они означают. Вдалеке, на горизонте, догорали расстрелянные итальянские танки. Над разоренным университетским парком стелился тяжелый, черный дым. Бой начался в шесть утра. Ребята с передовой подняли батальон, в окопах франкистов начиналось движение. Над пробитыми снарядами, черепичными крышами университетских зданий, играл багровый закат.
Они с русским оказались тезками. Офицер на вид, был только немного старше Джона. Они передавали друг другу русскую папиросу. Джон морщился, ссадина на лице болела. Он ободрал щеку о край танкового люка, вытаскивая из машины раненого стрелка, передавая его санитарам. Русский потрепал его по плечу: «Молодец». Джон, невольно, улыбнулся: «Gracias, camarada».
– Первый бой…, – Джон стоял, в ряду других бойцов:
– С тех пор, сколько их было. Я здесь вторую неделю, и только вчера настало затишье.
Отец вызвал его из Кембриджа, когда пришло письмо от сестры. По телефону отец сказал, что хочет видеть его в Лондоне, немедленно. Ведя машину в столицу, Джон думал, что объявился немец, фон Рабе, следивший за лабораторией Резерфорда. Однако все оказалось хуже.
– Если может быть хуже…, – Джон вертел письмо с испанскими марками:
– Я виноват, я за ней не уследил. Но Тони сказала, что уезжает в Манчестер…, – отец сидел на подоконнике, покашливая, затягиваясь сигаретой, разглядывая купол собора святого Павла.
– Документы на столе, – коротко сказал он, – отплываешь из Плимута, послезавтра. Я бы тебя на самолете отправил, – поднявшись, герцог прошелся по голым половицам кабинета, – но сейчас ничего под рукой нет. За Кембридж не беспокойся, я туда пошлю человека. Как Констанца? – отец, зорко, посмотрел на Джона. Юноша, растерянно, сказал:
– Работает. Папа, – он замялся, – я ничего не знал, правда. Тони мне не говорила…
Он, впервые, заметил темные круги под глазами отца. Герцог носил старый, твидовый пиджак, с заплатками на локтях, потрепанный пуловер. Джон, отчего-то, положил ладонь на оправленный в медь клык, у себя на шее. Остановившись рядом, отец обнял его за плечи:
– Не знал, конечно. Да и кто бы мог знать…, – он поморщился, как от боли:
– В общем, рыбаки тебя высадят на северном побережье, на республиканской территории. Доберешься до Барселоны, найдешь Тони, привезешь ее домой. Сам не погибни только, – коротко усмехнулся отец:
– Шучу. Ты у нас человек осторожный, весь в меня. Майор Кроу там сейчас…, – он достал из кармана пиджака письмо:
– Теодор пишет, что Мишеля тоже в Мадрид отправили, музей Прадо эвакуировать…, – герцог передал сыну паспорт: «Согласно семейной традиции. Ты с двенадцати лет машину водишь, в технике разбираешься».
В Барселоне Тони не оказалось. Потолкавшись в штабах анархистов и ПОУМ, Джон выяснил, что сеньора Антония отправилась в Мадрид. Он пришел с профсоюзным билетом и удостоверением члена лейбористской партии в бараки Ленина. Через три дня, Джон сидел за рулем грузовика. Машина везла в Мадрид пушки и артиллерийские снаряды. Юноша надеялся, что в столице ему удастся найти сестру, однако, приехав с оружием в батальон Тельмана, он остался на позициях. Невозможно было бросать товарищей на передовой. Джон и не собирался такого делать.
– У католиков сегодня праздник, – сказал Ренн по-немецки. Командир перевел свои слова на английский, со скрипучим акцентом:
– Атак со стороны мятежников не ожидается. Съездите в город, – Ренн, неожиданно рассмеялся, – погуляйте, с девушками познакомьтесь…, – в Барселоне, Джон, исподтишка любовался испанками, но одергивал себя:
– Ты здесь не для такого. Найдешь Тони, доставишь ее в Англию. Папа ее запрет в Банбери, в компании с полицейским постом…, – Джон наливал бензин в старый форд, куда собиралось набиться, по меньшей мере, десять человек. Ренн разрешил взять батальонные машины:
– Пешком вы только к вечеру до Мадрида доберетесь.
Юноша вытер руки тряпкой:
– Как она может? Папе шестой десяток, у него виски седые. Он все нам отдал, один нас воспитывал, и не только нас, и Стивена с Констанцей. И Питера…, – Джон, в сердцах, сплюнул на землю:
– Мерзавец здесь не появится, хотя он и фашист. Он шкуру бережет…, – шествие штурмовиков Мосли по Кейбл-стрит закончилось, когда жители Уайтчепеля встретили их на баррикадах. Отец, весело, заметил:
– Избиратели тети Юджинии не подвели. Полиция пыталась навести порядок, – он развел руками, – на разрешенном мероприятии, но что-то мне подсказывает, сэру Мосли недолго осталось маршировать по Лондону в униформе, – кузена Питера, как понял Джон, в Уайтчепеле не было.
– Шкуру бережет, мерзавец…, – Джон завел форд. Юноша крикнул бойцам, курившим у входа в университет: «Машина подана!». Утро стояло отличное, солнечное, небо было совершенно пустым.
– Ни облачка, – Джон поднял голову, – ноябрь, а такая жара. Я здесь загорел…, – каждый день, стоя в очереди к зеркалам в университетском туалете, с бритвой, он думал:
– У меня лицо неприметное, как у папы. Стивен красавец, и Наримуне тоже. Не говоря о парижских кузенах, те в кино сниматься могут.
Они делали больше шестидесяти миль в час, в лицо бил теплый ветер. Джон затянул, высоким тенором:
It's a long way to Tipperary,It's a long way to go.It's a long way to TipperaryTo the sweetest girl I know!
Гитару он сюда не привез, но в батальоне в них не было недостатка. Джон успел выучить и немецкие песни, и даже русский «Авиамарш».
Goodbye, Piccadilly
Farewell, Leicester Square! – подхватили англичане.
Джон решил:
– Сначала схожу на Пласа Майор, откуда шествие начинается. Тони, скорее всего, там окажется. Она журналист, она такого не пропустит…, – навстречу ехал форд-кабриолет. В облаке пыли Джон увидел водителя, молодого, в круглых очках:
– Лицо очень знакомое. Наверное, я его в Барселоне встречал…, – в центре города, Джон велел приятелям: «Смотрите в оба. С парковкой сегодня будет плохо». Они, наконец, приткнули машину в каком-то дворе. Колокола звенели, люди шли с цветами. Джон проводил глазами высокую, красивую темноволосую девушку:
– Запомните, где машина стоит. Я вас по всем городским кафе искать не собираюсь, тем более, навеселе…, – в батальоне ввели сухой закон, но на увольнительные он не распространялся.
– Мне даже вина не выпить…, – Джон нашел девушку, но опять потерял ее из виду. Пласа Майор была запружена людьми. На носилках, колыхались статуи Мадонны. Пожилые женщины пришли в пышных юбках и кружевных мантильях. Над площадью плыли удары колоколов. Изабелла поднялась на цыпочки:
– Я ему сказала, чтобы стоял у статуи короля Филиппа. Правильно, столько людей, что немудрено, разминуться…, – Изабелла, утром, нашла на кухне записку от леди Антонии. Девушка уехала в Барселону. Герцогиня покраснела:
– Она ни о чем не подозревала. Она очень деликатная, конечно…, – достав бутылку хорошего вина, она перестелила постель, вдыхая запах лаванды. У Стивена сегодня был свободный от полетов день:
– И ночь тоже…, – девушка остановилась, с простынями в руках, – я не хочу больше ждать, не могу…, – она перекрестилась:
– Святая Мадонна, блаженная Елизавета, простите меня. Но мы любим, друг друга…, – завидев Изабеллу, Стивен пошел ей навстречу.
Она надела шелковое, ниже колена платье, гранатового цвета, на белой шее переливался тонкий, золотой крестик. Изабелла помахала, проталкиваясь через толпу.
Джон, открыв рот, смотрел на медленно двигающуюся процессию. Сквозь колокольный звон, он услышал какой-то звук, далекий, жужжащий, становящийся сильнее. Подняв голову, он увидел черные точки в голубом небе. Джон, даже не думая, закричал: «Воздух!»
Стивен успел ощутить пожатие теплой руки. Изабелла, внезапно, толкнула его на землю. Он вспомнил темную гостиную в квартире, легкое дыхание рядом.
– Мы думали, что франкисты не поднимут самолеты…, – он попытался перевернуться, защитить ее своим телом, прижать к булыжникам площади.
Загрохотали бомбы. Три юнкерса пронеслись над Пласа-Майор, прицельно расстреливая бегущих людей. Джон заметил черные кресты на крыльях. В голове зазвенело, она стала легкой.
