Саша Бер - Кровь первая. Она
— На, пей.
Зорька подчинилась, медленно протянула руки к ковшу, а сама лихорадочно заметалась мыслями. Как же она это будет пить, хотя пить очень хотелось, даже сильнее, чем очень. Думая о том, как ей будет противно пить эту кровь, как её стошнит, тем не менее она выполнила приказ и пригубила напиток. Кровь оказалась до безумия вкусной и освежающей. Но только тут она принюхалась, почмокала на вкус и поняла, что это не кровь, а прекрасный ягодный напиток, причём такой вкусный она раньше не пробовала. Зорька аккуратно, постоянно говоря себе, чтоб не торопилась, одним махом осушила ковш, но ей этого было мало. Он, как будто прочитав её мысли, коротко обрезал:
— Хватит, а то лопнешь.
И отобрал ковш. Ар явно повеселел. Видно её вид изрядно радовал этого главаря головорезов. Он повёл её дальше, к посадкам конопли, что были не вдалеке от кибитки, всего в десятке шагов. То, что это не дикие заросли, а искусственная посадка, Зорька поняла сразу, как только взглянула на них. Указав на аккуратные ряды травы, он небрежно сказал:
— Гадить туда.
Ощутив сырость между ног, Зорьке вдруг стало стыдно, и она впервые за весь день изрекла из себя:
— Не хочу.
— Как знаешь.
Он бесстыже распустил прямо у неё на виду штаны, достал свой уд и демонстративно полил ближайшие травины. Зорьку этим было не удивить. Она, естественно, много раз видела раньше, как писают пацаны, притом старшие, даже мужиков видела, но, чтобы вот так, напоказ… Хотя на показ она тоже видела. Вспомнила, как-то раз Неупадюха своим увесистым отростком размахивал перед ними, целя струёй в девок, а они, как дуры, визжали и радостно изворачивались. А этот сейчас делал даже не напоказ, показывать-то там было нечего, насколько Зорька успела разглядеть. Он делал это абсолютно естественно, как будто это было у них само собой разумеющиеся и другого не подразумевалось. Отлив и смешно по тряся расслабленным удом, он не стал завязывать штаны, а лишь поддерживая их, чтоб не упали, зашагал обратно. Его походка в таком виде даже повеселила Зорьку. Но пошёл он не к той стороне кибитки, от которой они пришли, а к противоположной, где Зорька увидела такой же пёстрый, как и кибитка, большой шатёр, ляписто и броско отделанный шкурами, из верхушки которого струился дымок.
— Раздевайся, — велел он, подойдя к какой-то странной, глиняной насыпи, с её роста высотой. Он, не оборачиваясь, скинул с себя все шкуры и штаны и на Зорьку уставились две массивные, выпирающие ягодицы, молочного цвета и широкая мускулистая спина, в отличие от жопы загорелая. От этого зрелища ей вновь стало не по себе. Она вцепилась в свои рубахи и начала их отчаянно комкать. Нет, она не застеснялась, как это можно было подумать, она не умела этого делать. С посикух голышом сверкала где не попадя, за что от мамы частенько получала по голой жопе, а уж сейчас в ярицах и подавно. Ей нравилось собственное тело, и она всегда, при любой возможности его демонстрировала всем, без разбору. Она прекрасно осознавала силу молодого, стройного тела, со всеми его достоинствами и без единого изъяна… Вот в этом то и было дело. Только увидев свои ободранные коленки, она с ужасом осознала, что вся красота её ободрана, как кора с дерева. Какое уж тут к червям совершенство? Зорька вдруг почувствовала всем телом каждую гадкую ссадину, каждую мерзкую царапину и как скажите на милость показаться перед ним в таком виде. Это же был полный кошмар. К тому же она вся грязная и вонючая. Руки не поднимались в такой ситуации обнажиться. Позор. Лучше б он сожрал её вместе с одеждой, не так было бы обидно, но увидев в его руке блеснувший нож, тут же всё забыла и рубахи полетели через голову на землю. Он присел на корточки, воткнул нож в землю и тихо позвал:
— Иди ко мне.
Под ногами оказалась короткая, жёсткая стерня, недавно срезанной травы, которая впивалась в голые ступни. Хоть ноги и привыкшие бегать босиком и тонкостью кожи не отличались, но идти было всё равно больно. Смотря себе под ноги и балансируя руками, сгорая от стыда за отвратительное, грязное и в буквальном смысле порванное тело, она шагала к нему и чем ближе подходила, тем более мерзопакостные чувства ею овладевали. Не дойдя чуть-чуть до присевшего атамана, она остановилась, мысленно прося всю Святую Троицу, чтоб он не учуял, как от неё зловредно воняет.
— Ближе, — скомандовал он и вынул нож из земли.
Тут она забыла и о вони, и о своём не подобающем виде и резко переключилась на прощание с жизнью, такой короткой, такой не полной. Подошла в плотную, отвернулась и принялась себя жалеть. Ком подкатил к горлу, но зареветь не успела. Атаман срезал верёвку с ноги и в том месте где она была, защипало и просто зверски зачесалось. Так зачесалось, аж жуть. Она машинально хотела приподнять ногу, чтоб почесать, но он схватил её на руки и с размаха швырнул в кипящий котёл вариться. Именно так она всё это поняла. Это огромное глиняное сооружение, внутри было устроено подобно котлу, в котором был кипяток. Котёл был глубок на столько, что Зорька буквально нырнула туда с головой. Тело охватила такая жгучая боль, что ей показалось изначально, что она сварилась сразу и заживо. Оттолкнувшись от дна и вынырнул наружу, она пыталась заорать, что было мочи, но не смогла. Горло перехватило. Воздуха не хватало. Тут, что-то большое и грузное, совсем рядом, плюхнулось в котёл, поднимая тягучую, тяжёлую волну и она в придачу чуть не захлебнулась. И уже ничего не соображая, махая беспомощно руками, вытаращив глаза на столько, что от усердия они уже ничего не видели, забарахталась к краю. Ноги чувствовали дно, но оно было вогнутым и скользким, как будто жиром намазанным, и ей никак не удавалось добраться до цели, до которой было рукой подать. Она бултыхалась, захлёбывалась, но всё тщетно. Наконец, Зорька дотянулась до края руками и судорожно в него вцепилась из последних сил и замерла. Вылезти наружу сил уже не хватало. Ярица даже не представляла себе, как страшно вариться заживо, когда ты варишься и всё это чувствуешь каждым кусочком собственного тела. Но страх и боль вдруг слились в огромный кусок обиды и безмерной жалости к себе, такой молодой и красивой. Она заревела.
— Что, щиплется? — услышала она голос мучителя из-за спины.
— Да, — не задумываясь, сквозь слёзы прокричала она, но голос вместо крика издал нечто похожее на писк.
— Хорошо. Значит заживает. Терпи.
«Какой к хуям заячьим терпи. Сволочь. Людоед обоссанный, чтоб ты усрался этим супом до смерти». Она ругалась про себя стиснув зубы и терпела, как могла. Собирала все маты и гнусности, какие знала, но боль от первого ошпаривания начала утихать. И тут она вдруг подумала: «Это что получается. Чем дольше варишься, тем меньше больно? А! Варёное мясо боли не чувствует. А почему я ещё не умерла?» Но тут вновь голос из-за спины спокойно и даже как-то по-доброму сказал:
— Да расслабься ты. Пощиплет и перестанет. Отмокай.
Она, как будто очнулась от забытья. Отцепила одну руку от края котла, медленно оглянулась. Её мучитель сидел, нет, пожалуй, лежал в том же котле напротив и судя по его мерзкой морде, получал от варева огромное удовольствие. И только тут она почувствовала рукой, что жижа, в которой она варилась — холодная. Тут же и спина почувствовала прохладу. Нет, не холод в прямом смысле слова. Жижа была чуть прохладней тела, что для измученного долгим путешествием туловища даже было приятно. А пекло и горело только спереди, там, где было ободрано. И тут она всё поняла и на неё накатил отходняк. Хват руки ослаб. Обезумевшие от напряжения пальцы заломило. Она опрокинулась на скользкую стенку котла спиной, но не сползла вниз только потому, что зацепилась там попой за какое-то плавное углубление, как будто для этого и предназначенное. В голове звенело, в ушах гудело и колотилось до сих пор не успокоившееся сердце. Зорька осмотрела котёл. Густая, светло-коричневая жижа, в которой она сидела, и которая доходила ей почти до плеч, пахла пивом, терпкими травами и притом довольно приятно. Она повела носом. Вкусно. Вся поверхность была усеяна мелкими листочками, травинками, веточками, корешками. То там, то там она различала кусочки коры и семена растений. Тут, вдобавок, она поняла, что если не двигаться, то телу совсем не больно, наоборот, прохлада снимала жар и оно погружалось в негу. Голова закружилась и глаза стали закрываться от усталости. Зорька пошевелилась. Уснуть и утонуть в этой жиже ей не хотелось, хотя вражина напротив похоже уже спал, мерно сопя. Поняв, что всё не так страшно, как казалось сначала, она стала с любопытством разглядывать плавающую мелочёвку вокруг. Вот листок смородины, а вот вишняк, а вот мелкий крестик травы-силы. Она так увлеклась этой занимательной ботаникой, что голос атамана стал настолько неожиданным, что она от испуга, чуть не выпрыгнула из этого котла. Зорька испугалась и устыдилась одновременно, как будто её застали за каким-то непристойным делом с поличным.
