Харита - Гребёнкин Александр Тарасович
Веяло прохладой. Долго летели под ветром над сонным городом в неистовой метели, пока не оказались за городской чертой.
Здесь Харита показала ему черную, как ад, глубокою яму.
«Это колодец», - сказала Харита. – Я знаю, он бездонный. Смотреть тебе в него нельзя. Я сама».
Она сделала движение рукой и на мгновение заглянула в глубину колодца.
«Что ты сделала»? – спросил Виталий.
«Я похоронила камень… Теперь он во вселенской бездне и бессилен» …
Виталий взял ее за руку, ощущая бинты…
Он обнял ее, сливаясь с ее телом, и… проснулся…
За окном был белый-белый день.
Сонно кричали вороны. Ася тихо дышала грудью во сне. Ее ладони сияли розовой нежной чистотой.
Виталий осторожно встал, и встретился глазами с бородатым соседом, который так громко храпел ночью. Тот энергично собирался на поезд.
Виталий заметил на тумбочке бинты.
- Ваши? – спросил он бородатого.
Тот сделал отрицательный жест, одевая пальто.
***
За ночь намело порядочно снега. Снежные заносы, глубокие сугробы и поблескивающий под снегом лед создавали трудности для транспорта.
Поэтому до больницы добирались пешком, очень медленно, утопая в сугробах.
Дул холодный сухой ветер. Ася - Харита крепко обхватила руку Виталия и закрылась шарфом от принизывающих воздушных потоков.
В вестибюле больницы долго отряхивались от снега.
Но в палату к больному их не пустили.
- Вчера прошла операция и достаточно успешно. Он спит, - успокоил доктор Щеглов, закуривая и предлагая согреться чаем.
Он задорно подмигнул Харите и тут же поднялся:
- Не могу надолго засиживаться. Люди ждут.
Он положил руку на плечо Виталия.
- Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Сейчас главное – покой…
Они вышли на заснеженный двор и пошли к воротам.
Рядом с Виталием шла серьезная и сосредоточенная Ася-Харита и ему от этого было радостно и тепло.
Глава восьмая. Друг отца
Виталий зашел в темную квартиру, ставшую неуютной и пустынной. Он порылся в одежном шкафу, чтобы взять некоторые недостающие в больнице отцовские вещи.
Потом сел в кресло, взял со шкафа папин портрет и задумался. Отец на нем выглядел молодым и веселым.
«Что с нами делает старость…», - пронеслось в голове у Виталия. Налетели грустные мысли, и грустным казался снег, ровными прядями падающий за окном.
Он знал, что эта фотография отца – часть общей с мамой. Но мамы уже давно нет…
Виталий порылся в старых альбомах, нашел их общую, уже немного помятую фотографию, чуть пожелтевшую в углах, разгладил ее…
«Любил ли отец мать? Была ли его семейная жизнь счастливой?»
Только сейчас Виталий задумался об этом. Вспомнилась Ася-Харита, и сжалось сердце. Вероятно, она сейчас вместе с Олегом…
Чтобы забыться, Виталий нашел в шкафу ключ и открыл секретер отца.
Бумаги, бумаги, бумаги… Его работы… Стоп, вот и переписка… Много конвертов с разноцветными марками, штемпелями. Конечно же он не переписывался с той Асией… Но он писал друзьям… Писал ли он загадочному «С»? Получал ли от него письма? Вряд ли они были близкими друзьями…
Почти два часа Виталий рылся в отцовском архиве. В основном преобладала переписка последних лет, старые конверты попадались редко. Среди адресатов попался некий Сиволап Николай. Какой-то литератор, аж из Южно-Сахалинска. Нет, этот что-то уж слишком далеко! А вот еще на «С»! Женщина - Нелли Валерьевна Сородич, еще и доктор наук! Нет, не то…
Виталий собрал рассыпавшиеся письма в большой целлофановый мешок, потемневший и вытертый. Начал разбирать большой пакет. Рукописи, самиздат. О, самиздатовское издание «Мастера и Маргариты», полное! А сейчас этот роман уже активно продается в магазинах. Далее – Пастернак, Солженицын…Стоп! Мелькнуло что-то знакомое.
«А. Грин. Недотрога».
Погоди-ка, так ведь об этой книге упоминал отец!
Виталий отодвинул рукопись в сторону, все остальное аккуратно сложил и убрал пакет на место. Сел в кресло, включил настольную лампу, мельком глянул в окно. Серебристый снег кружился у стекла.
Виталий открыл пожелтевшие станицы. Пригладил загнутые углы. Он мало читал Грина, кроме «Алых парусов», пожалуй, ничего и не мог вспомнить… Ах, да, «Бегущая по волнам»! Несколько далекая от реальности, но занимательная книга!
Глаза Виталия скользнули по машинописному тексту:
«Отец с дочерью ехали из Бедвайка в Ласпур на пароходе, который останавливался в Гертоне. По дороге старик Ферроль заболел, Харита вынуждена была отвезти его в Гертонскую благотворительную больницу, а сама поселилась у одинокой старухи-вязальщицы.»
Типичный гриновский стиль! Ух ты, и здесь Харита! Ну да, именно ее отец назвал «недотрогой». Интересно! Виталий посмотрел объем. Неоконченный роман Грина не был объемным, за вечер вполне можно одолеть.
Он обратил внимание на приписку в углу обложки.
«На память Вовке, неутомимому сыщику, охотнику за рукописями, от Лешки Севастьянова. Пламенный привет от ННГ». И стояла подпись.
Лешка Севастьянов? Фамилия на букву «С» … А кто такой ННГ?
Значит надо поискать адресата по фамилии «Севастьянов». Но может отец и не переписывался с ним? Может они не были столь близки?
Виталий углубился в перипетии романа Александра Грина, быстро погрузившись в своеобразную гриновскую эстетику, в тонкий душевный мир его героев – неутомимых скитальцев, милых девушек, благородных филантропов, которые не прочь тряхнуть кошельком, охотников и рыбаков.
Скитания седовласого оружейника Ферроля и его дочери Хариты, девушки очень тонкой души и доброго сердца, чем-то напомнили ему страницы прозы Чарльза Диккенса. Виталий для себя отметил неотразимую ценность произведений Грина. Этот автор постоянно ставит своих героев в такие положения, когда проверяется их благородная сущность, человечность. В книге героям встречались и похотливый мясник, и учитель с очерствевшей душой и даже юноша-садист. Но находится и благородная душа. Это зажиточный человек, приютивший у себя отца и его дочь, помогающий им переоборудовать заброшенный старый форт на берегу моря, чтобы превратить его в жилой дом. И тут возрастает роль Хариты, неутомимой труженицы, выращивающей в саду чудо-цветы, лепестки которых вянут в присутствии недобрых людей.
Виталий погрузился в этот роман, по современным меркам, чуточку наивный, но очищающий душу от скверны.
Он закрыл рукопись, но продолжал сидеть рядом с освещенной лампой. Глядел в заснеженное окно, где снежинки цеплялись за стекло. Вспомнил свой сон, где он был снежинкой – легкой и причудливой, а рядом была Ася… Образ Аси – Хариты неизменно стоял перед глазами и соотносился с гриновской Харитой.
Он взял с полки томик «Воспоминания об Александре Грине», чтобы найти сведения о последних днях писателя. Книга была заложена новогодней открыткой. Отложив ее в сторону, Виталий нашел воспоминания вдовы писателя, Нины Николаевны Грин. Постой, так вот что означает ННГ! Нина Николаевна Грин! Отец еще говорил, что был знаком с нею.
Горько было читать эти воспоминания!
«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло». Эти строки Александр Грин адресовал жене в очередную годовщину их союза. Его встреча с Ниной Николаевной — поистине Божий дар, благодаря чему счастливо переменилась не только личная, но и творческая судьба писателя. Практически спившийся, больной, никому не нужный писатель, которого не печатали в СССР и о котором практически ничего не писали, с Ниной обрел семью, дом, душевный покой. «Моя с Александром Степановичем жизнь — это аромат не пряно пахнущих цветов, даже горькие ее минуты, — а запах чабреца, полыни, прекрасные по-своему. А олицетворение ее я увидела, приехав в Старый Крым».
