Фрэнсис Бэкон - Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма
Постоянство — самый изобретательный способ сделаться дураком.
Наши первые мысли обыкновенно лучше вторых; собственные взгляды всегда лучше благоприобретенных и позаимствованных у казуистов.
Всякое увлечение сменяется меланхолией.
Истинная гуманность и доброта скрывают горькую правду от любящих глаз.
Наши манеры, как и наши лица, пусть даже самые прекрасные, должны отличаться друг от друга.
Из всех связей, возникающих между людьми, самой непостоянной, самой запутанной и изменчивой является связь между писателем и читателем.
Тот, кто смеется и одновременно смешит, смешон вдвойне.
Считается, что истина способна выдержать все, однако нет для нее испытания тяжелей, чем насмешка. Только если истина выдержала испытание насмешкой, она по праву может считаться истиной.
Счастливая жизнь измеряется не большим или меньшим числом солнц, которые мы лицезреем, не большим или меньшим числом вздохов, которые мы издаем, или же пищи, которую мы поглощаем, — но тем, хорошо ли мы жили, сделали ли свое дело и покинули ли этот мир с улыбкой на устах.
Найдется ли на свете хотя бы один человек, который пал настолько низко, чтобы отказаться от собственных удовольствий?
Общество чрезвычайно способствует развитию нашего воображения. Фантазии наши расцветают за столом столь же пышно, как цветы на хорошо взрыхленной клумбе.
Когда человек ладит с самим собой, он ладит и с миром.
Философ!.. Разъясни мне, что есть жизнь, и как я должен прожить ее, чтобы, когда она подойдет к концу, когда живительный источник иссякнет, не вскричать в сердцах: «Суета сует!», не проклинать и не жаловаться, что, дескать, «жизнь столь мимолетна». В самом деле, почему мы жалуемся и на быстротечность, и на долготу жизни? Может ли тщеславие, одно лишь тщеславие, принести счастье? И может ли человек пережить свои несчастья?
ДЖОЗЕФ АДДИСОН
1672–1719
Хотя афоризмов Джозеф Аддисон, литератор, ученый, журналист, политический деятель, не писал, его афористический дар в полной мере раскрылся в статьях, дававших яркие и остроумные (хотя и не лишенные дидактики) зарисовки английского быта и нравов и печатавшихся в 1711–1714 гг. в «Спектейторе», журнале, который Аддисон издавал совместно с Ричардом Стилом (1672–1729). Помимо эссе из «Спектейтора» максимы Аддисона взяты из трагедии «Катон» (1713), из «Диалогов о пользе древних медалей» (1703), из комедии в прозе «Барабанщик» (1715), из статей в «Фригольдере», газете, недолгое время (1715–1716) издававшейся Аддисоном, а также из знаменитой биографии Джеймса Босуэлла «Жизнь Джонсона» (1791), где цитировались (порой иронически) многие высказывания Аддисона.
Я всегда предпочитал радость веселью. Веселье — это манера поведения, тогда как радость — это привычка ума. Веселье краткосрочно, радость же постоянна и неизменна.
Ничто, если не считать преступления, не делает человека столь презренным и ничтожным в глазах мира, как непоследовательность.
Первый стакан — за себя, второй — за друзей, третий — за хорошее настроение, четвертый — за врагов.
Умный человек счастлив, лишь когда удостаивается собственной похвалы, дурак же довольствуется аплодисментами окружающих.
Здоровье и веселье оплодотворяют друг друга.
Лицемерие в светских районах города совершенно непохоже на лицемерие в Сити. Светский лицемер пытается казаться более порочным, чем он есть на самом деле; лицемер из Сити — более добропорядочным.
Если верить нашим философам, человек отличается от других живых существ умением смеяться.
То, что не является чепухой, не может быть положено на музыку.
Все мы что-то делаем для потомства; хотелось бы увидеть, что потомство делает для нас.
Зачаточным умением каламбурить наделены, в сущности, все, только у обычных людей эти ростки остроумия сдерживаются логикой и здравым смыслом, а у человека талантливого они дают пышные всходы.
Слова, если только они хорошо подобраны, обладают такой силой, что описанное на бумаге нередко производит более яркое впечатление, чем увиденное воочию.
Женщина редко обращается за советом, прежде чем купить подвенечное платье.
Если я люблю свой сад, то не потому, что там растет вишня, а потому, что туда залетают дрозды; они распевают песни, а я за это кормлю их вишнями.
Трудно себе представить, что сталось бы с человеком, живи он в государстве, населенном литературными героями.
Человек, который наделен даром насмешки, имеет обыкновение придираться ко всему, что дает ему возможность продемонстрировать свой талант.
«Наличными у меня всего девять пенсов, но на счету в банке — тысяча фунтов» — примерно так же соотносится искусство беседы с умением выражать свои мысли на бумаге.
Я попытаюсь оживить мораль остроумием и умерить остроумие моралью.
Мы отмаливаем грехи и пороки, предоставляя решать Всевышнему, что может значить и то, и другое.
Истинное счастье по природе своей любит уединение; оно — враг шума и роскоши и рождается главным образом из любви к самому себе.
Нет на свете существа более неприкаянного, чем вышедший из моды кумир.
Нет иной защиты от порицания, кроме безвестности.
Настоящий критик должен подробнее останавливаться на преимуществах, а не на недостатках…
Человек всегда должен задумываться над тем, насколько у него больше имущества, чем ему необходимо, и насколько несчастнее он может стать в будущем.
Всегда есть что сказать в оправдание обеих сторон.
Болезнь ревнивца столь злокачественна, что решительно все превращается ею в пищу для себя.
Мы, англичане, отличаемся особой робостью во всем, что касается религии.
Вдовы — самые испорченные существа на свете…
Великое братство подкаблучников.
В мире нет ничего более обманчивого, чем то, что принято называть «усердием».
Читатель прочтет книгу с гораздо большим удовольствием, если будет знать, кто ее автор: негр или белый, холерик или сангвиник, женатый или холостяк.
Спорщики напоминают мне рыбу, которая, попав на крючок, вспенивает вокруг себя воду, пока не становится незаметной.
Несложно быть веселым, находясь на службе у порока.
Обычно политик — собеседник довольно скучный; в его рассуждениях столько логики и здравого смысла, что он быстро становится утомительным, а то и смешным.
Злословие и насмешка — вот что пользуется у публики неизменным спросом.
Нет более приятного упражнения для ума, чем благодарность; выражение благодарности сопровождается таким внутренним удовлетворением, что обязанность в полной мере искупается исполнением.
Истинный юмор умеет сохранить серьезную мину, тогда как все вокруг покатываются со смеху; фальшивый же, напротив, смешлив — зато серьезны те, кто ему внимает.
Евреи подобны гвоздям и затычкам в многоэтажном здании: хотя сами они большой ценности не представляют, без них здание не устоит.
Для страны не бывает испытания тяжелее, чем разделение правящих на два враждующих лагеря. В результате один народ, одна нация превращается в два народа, две нации — чужеродные и ненавистные.
Порой думаешь, что лучше быть рабом на галерах, чем остроумцем, особенно если остроумие это — плод выдумок наших литераторов, людей столь же высокообразованных, сколь и малоодаренных.
Расчетливому и равнодушному хитрецу проще убедить женщину, что он ее любит, и преуспеть, чем страстному влюбленному с его пылкими выражениями чувств.
Самая необузданная страсть у всех живых существ — похоть и голод; первая вызвана постоянным стремлением к воспроизводству себе подобных, вторая — к самосохранению.
Из всех представителей рода человеческого зависти и злословию более всего предаются плохие поэты.
Тот, у кого тонкий нюх на всякого рода намеки и выпады, принимает самые невинные слова за обман и подстрекательство — зато на вопиющие пороки и заблуждения обращает внимание только в книгах.
Смысл истинной дружбы в том, что радость она удваивает, а страдание делит пополам.
Раздельный кошелек у супругов — вещь столь же неестественная, как и раздельное ложе.
Женщина слишком чистосердечна и принципиальна, чтобы внять голосу рассудка…
Радушный сельский сквайр за полчаса отвесит вам вдвое больше поклонов, чем придворный за неделю. Точно так же супруги провинциальных судей придают не в пример большее значение светским условностям, чем целая армия герцогинь.
