Фрэнсис Бэкон - Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма

Бэсси Брэддок (член парламента):

— Уинстон, вы пьяны!

Черчилль:

— А вы, Бэсси, уродливы. Я-то завтра буду трезв…

Леди Астор:

— Если бы вы были моим мужем, я бы подсыпала вам яд в кофе.

Черчилль:

— Если бы вы были моей женой, я бы этот кофе выпил.

ТОМАС СТЕРНЗ ЭЛИОТ

1888–1965

Одному из крупнейших англоязычных поэтов XX века, драматургу, критику, культурологу, лауреату Нобелевской премии по литературе (1948), американцу по рождению и британцу по месту жительства (с 1915 года Элиот жил в Лондоне) и, так сказать, по призванию, — принадлежит немало глубоких мыслей и рассуждений — в основном в сфере культуры, искусства. В антологию вошли выдержки из таких программных работ Элиота, как «Традиция и индивидуальный талант» (1919), «Функция критики» (1923), а также из многих статей и эссе, посвященных истории и теории литературы, творчеству Сенеки, Данте, елизаветинцев, таким английским и французским поэтам и мыслителям, как Блейк, Марвелл, Драйден, Суинберн, Бодлер, Паскаль, а также проблемам традиции, преемственности, значения классического наследия, взаимовлияния литературы и религии и т. д. В отдельную рубрику «Красота спасет мир?» выделены высказывания Элиота об искусстве и литературе.

Традицию нельзя унаследовать — ее надо завоевать.

Прошлое должно видоизменяться посредством настоящего подобно тому, как настоящее видоизменяется посредством прошлого.

Обладатели внутреннего голоса едут по десять человек в купе на футбольный матч в Суонзи. Они прислушиваются к своему внутреннему голосу, вечному зову тщеславия, страха и похоти.

Стремление к совершенству — признак незначительности, ибо это свидетельство того, что мы признаем существование над собой непререкаемого духовного авторитета, которому пытаемся подчиниться.

Факт, как таковой, не может развратить вкус; в худшем случае он потворствует вкусу — вкусу к истории или к древности, или к мемуарам… Развращает не факт, а суждение, воображение.

Чувство юмора возникает в том случае, когда человек начинает сознавать, что он играет роль.

Мы все знаем и ни в чем не убеждены до конца.

Только неверующих шокирует богохульство. Богохульство — признак веры.

В мире есть много того, что следовало бы изменить, но мир без Зла едва ли приспособлен для жизни.

Люблю говорить — это помогает думать.

Вкусы, которым мы потворствуем, никогда открыто не проявляются.

Смирения добиться труднее всего — ведь желание хорошо о себе думать умирает последним.

Восторжествует ли Вечная Истина, неизвестно и довольно сомнительно; зато хорошо известно и не вызывает никаких сомнений, что для устранения одной ошибки необходимо совершить другую.

Я давно привык, что энтузиасты придают моему творчеству поистине вселенское значение; что вещи, которые я говорил всерьез, воспринимаются vers de société[22]; что мою биографию переиначивают на основании тех пассажей, которые я либо заимствовал из других книг, либо выдумывал из головы, и что, наоборот, игнорируется все то, что я писал исходя из собственного опыта…

Влияние человека отлично от него самого.

Стоицизм — это прибежище личности, находящейся в разладе с миром, чужеродным и враждебным… это постоянное основание для бодрости.

В период охватившей всех нас дебильности мало кто в правительстве обладает достаточной целеустремленностью, чтобы придерживаться умеренных позиций; для ленивых или пресыщенных умов имеется только одна альтернатива: экстремизм или апатия, диктатура или коммунизм, энтузиазм или безразличие.

Если способность к вере и не увеличилась, то суеверия против нее стало меньше.

Становясь респектабельной, эмансипация в значительной степени теряет свое обаяние.

Те, кто когда-то считался интеллектуальными бродягами, теперь стали набожными пилигримами, они распевают гимны и беззаботно бредут по дорогам куда глаза глядят…

В современном мире дисциплина чувств встречается даже реже, чем дисциплина ума.

Приверженность англичан к здравому смыслу сочетается с прискорбной английской привычкой все переворачивать с ног на голову во имя здравого смысла.

Демократия восторжествовала — и теперь быть личностью стало еще труднее, чем раньше.

Атеист, как правило, мало заботится о том, чтобы объяснить себе мир, он не слишком расстроен царящими в нем беспорядками. Не заботит его и то, что принято называть «сохранением ценностей».

Люди, в большинстве своем, ленивы, тупы, нелюбопытны, погрязли в тщеславии и неразборчивы в чувствах, а потому неспособны ни на сомнение, ни на веру. Когда средний человек называет себя скептиком или неверующим — это большей частью просто поза, неумение и нежелание задуматься о чем-то всерьез.

Гуманизм не отвергает, он убеждает, полагаясь на аксиомы культуры и здравого смысла.

…Не бывает Проигранного Дела, ибо нет и того, что называется Торжествующим Делом. Мы сражаемся за Проигранное Дело, так как знаем, что наше поражение… может стать прелюдией к победе наших последователей.

Коль скоро мы люди, мы должны творить либо Зло, либо Добро — покуда мы творим Зло или Добро, мы люди; лучше, как это не парадоксально, делать зло, чем не делать ничего — ведь, делая зло, мы хотя бы доказываем, что существуем. Правильно сказано, что слава человека — в его способности к спасению; но правильно и то, что его слава — в способности быть осужденным на вечные муки. Худшее, что можно сказать о наших злодеях, от государственных мужей до карманных воров, — это то, что им не хватает человеческого, чтобы быть проклятыми.

Если отказать в эпитете «человеческий» всему тому, что дала нам вера в сверхъестественное, человек предстанет не более чем ушлым и злобным прохвостом.

Всякой религии грозит опасность окаменеть, превратиться в ритуал и привычку — хотя без ритуала, привычки религия невозможна.

Ни один поэт, ни один художник не выражает только самого себя… его значение — в связи с поэтами и художниками прошлого.

Прогресс художника — это постоянное самопожертвование, постоянное пресечение всего личного.

Между истинными художниками разных эпох существует бессознательная общность.

Второстепенный художник… не может позволить себе отдаться общему делу, ибо его главная задача — заявить о своей уникальности, непохожести. Только тот художник, которому есть что сказать, который помнит о деле и забывает о себе, готов к сотрудничеству и взаимовлиянию.

Важно, чтобы произведение искусства было самодостаточно, чтобы художник — сознательно или бессознательно — очертил себе круг, за который выходить нельзя…

Поклонники русского балета, наверное, замечали, что великие танцоры, мужчины и женщины, существуют только во время представлений, что это… живое пламя, которое появляется из ниоткуда и исчезает в никуда…

Восприятие эстетической ценности сродни творчеству.

Посредством самовыражения ни одному, даже самому талантливому художнику не создать великое произведение искусства.

Создание произведения искусства — это… взаимопроникновение личности автора и личности его героя.

Важно, чтобы художник был хорошо образован в своем искусстве, однако общее образование ему скорее мешает, чем помогает.

Задача поэта — не искать новые эмоции, а по-новому использовать старые…

Плохой поэт обычно бессознателен там, где он должен быть сознателен, и, наоборот, сознателен в тех случаях, где ему следовало бы быть бессознательным.

Истинный поэт живет не в настоящем, а в настоящем моменте прошлого… ощущает не то, что умерло, а то, что уже воскресло.

Поэзия — не выход эмоций, а уход от эмоций.

Великая поэзия должна быть и искусством, и забавой одновременно.

Поэт, который «думает», на самом деле лишь выражает эмоциональный эквивалент мысли, сама мысль его интересует далеко не всегда… Почему-то считается, что мысль всегда точна, а эмоция — расплывчата. В действительности же, эмоции бывают и точными, и расплывчатыми. Для выражения точной эмоции необходимо такое же интеллектуальное усилие, как и для выражения точной мысли.

Когда великий поэт пишет о себе, он пишет о своем времени.