30 восточных мыслителей, которых обязательно надо знать - Людмила Михайловна Мартьянова
Дао буквально означает «путь». Его переводили с китайского языка как «путь человека», «абсолют», «закон», «естество», «абсолютная цель», «метод». Такие варианты нельзя назвать неверными, ведь использование слова «дао» даосами зависит от предмета исследования.
Сам Лао-цзы, с его странным чувством юмора, говорит: «Люди на низшей ступени умственного развития встречают истину дао неудержимым смехом. Если бы они не смеялись, то это было бы не дао».
Сам Лао-цзы говорил о дао: «Существует вещь, содержащая все смыслы, которая появилась ещё до появления небесного свода и земной тверди. В полной тишине! В абсолютном одиночестве! Она стоит отстранённо от всего сущего и не подвергается изменениям. Она вращается без угрозы для самой себя и приходится матерью Вселенной. Я не знаю её имени и поэтому называю Путём. С большой неохотой я называю её «бесконечностью». Бесконечное – это мимолётное, мимолётное – исчезающее, а исчезающее – это обращающееся».
Дао – это скорее переход, чем путь. Это дух космических перемен, вечный рост, который возвращается на круги своя, чтобы произвести новые формы бытия. Он извивается наподобие дракона, который служил любимым символом даосов. Он сворачивается и разворачивается наподобие облаков. О дао можно говорить как о великом преобразовании. Субъективно оно представляет собой настрой Вселенной. Оно абсолютно и относительно.
Тонкий ритуал чаепития разработали буддисты южного течения под названием дзен, во многом позаимствовавшие программные установки даосов. Их монахи собирались перед изваянием Бодхидхармы и пили чай из общего чана, тщательно соблюдая ритуал священнодействия. Именно из этого ритуала дзен-буддистов в XV веке возникла японская чайная церемония.
Тогдашние императоры награждали редкими смесями чайного листа своих вельмож за выдающиеся заслуги. Тем не менее, способ употребления чайного напитка в то время оставался примитивным до крайности. Чайный лист пропаривали, мололи в ступке, прессовали и варили с рисом, имбирём, солью, апельсиновой цедрой, приправами, молоком, а иногда и с луком! В настоящее время такую традицию сохранили жители Тибета и представители многочисленных монгольских племён, изготавливающие с этими добавками оригинальные похлёбки. Употребление чая с ломтиками лимона русскими, приучившимися к чаю в китайских караван-сараях, подтверждает сохранение старинной привычки.
Почему цветы вырастают такими красивыми и такими несчастными?
Небо современного человечества действительно разбито в битве гигантов за богатство и власть. Народы нащупывают свой путь во мраке эгоизма и пошлости. Знание покупается людьми с нечистой совестью, добродетель творится из своекорыстия.
Восток и Запад, словно два дракона в бушующем море, беспомощно пытаются вернуть себе сокровище жизни. Для восстановления после великой разрухи нам нужна Нюйва[7], мы ждём великого воплощения Бога. А тем временем можно попить чая.
Послеполуденные лучи освещают стволы бамбука, радостно звенят струи фонтана, и в напеве кипящего чайника слышен шелест сосен. Отдадимся же мыслям о бренности мира и погрузимся в чарующую глупость окружающих предметов.
Мы слишком много классифицируем и слишком мало непосредственно переживаем эстетических эмоций.
Мы безнравственны, потому что страшимся осознавать себя.
Чай не бросает вызов, как вино, в нем нет самодовольства кофе, нет в нем и жеманной невинности какао.
Пусть лучше мы останемся варварами, если наше желание превратится в цивилизованных будет основываться на отвратительном воспевании войны.
В своём повседневном общении мы говорим о человеке, что внутри у него «отсутствует чай», если он не чувствует трагикомичный смысл личной драмы.
Неспособный ощутить в себе ничтожность великих качеств человек, скорее всего, не распознает величия мелочей в других людях.
Самый дух учтивости требует, чтобы человек говорил только то, что от него ждут слушатели, и не больше.
Едва заметные события повседневной жизни служат такими же пояснениями к расовым идеалам, как высочайшие полёты философии или поэзии.
Именно в нас Бог встречается с природой, а вчера отделяется от завтра. Настоящее – это проходящая бесконечность, признанная сфера существования относительного. Относительность нуждается в упорядочении, а упорядочение – это искусство. Искусство жизни состоит в постоянном приспособлении к окружающим нас предметам.
Даосы принимают обыденность такой, какая она есть, и, в отличие от конфуцианцев и буддистов, стараются найти прекрасное как раз в нашем мире скорби и тревог.
Чайник приятно пел, ведь листочки железа располагались на его дне так, чтобы производить особую мелодию, в звуках которой можно было услышать шум ливня, приглушенный тучами, и плеск морских волн, разбивающихся где-то вдали о скалы, и шорох дождя в бамбуковом лесу, и шелест сосен на холме вдалеке.
Ценность искусства при этом заключалась в правдивом отображении современности. Это не значит, что можно забыть об интересах грядущих поколений, просто надо стремиться к более полному наслаждению настоящим.
В религии будущее не зависит от нас. Настоящее в искусстве вечно. Мастера чайной церемонии придерживались такого мнения, что настоящую оценку искусства может дать лишь тот, кто с его помощью оказывает влияние на жизнь.
Даосы утверждали, что человеческую комедию можно наполнить жизнью, если все будут хранить единство общества. Секрет успеха мирской драмы заключается в сохранении пропорции вещей и предоставлении места другим людям без утраты своего собственного положения. Для того чтобы достойно сыграть свои роли, надо знать содержание всей пьесы; нельзя терять замысел всеобщности в какой-то частности.
Перед системой просвещения стоит задача сохранения великих заблуждений, поэтому ею поощряется некоторое взвешенное невежество населения.
Идеальный чай при династии Сун отличался от чая эпохи Тан просто потому, что отличались взгляды китайцев на жизнь. При Сунах народ пытался претворить в дело то, что их предшественники почитали как символы. В представлении новоявленных конфуцианцев закон упорядоченного мира не получил отражения в явленном мире. Зато явленный мир сам по себе виделся законом упорядоченного мира.
Вечность представлялась не чем иным, как мигом существования, а нирвана всегда достигалась практически без труда. Через все их образы мысли красной нитью проходит даосское предположение о том, что в основе вечных перемен лежит бессмертие души. Интерес представляет сам процесс, а не чьё-то деяние. По-настоящему насущным представляется доведение дела до конца, а не само завершение дела. Тем самым человек остаётся наедине с природой.
Практическая польза кувшина заключается в пространстве, в которое можно налить воды, а не в форме кувшина или материале, из которого его изготовили. Всемогущество пустоты проявляется в том, что в ней помещается все. Движение возможно при наличии
