Фрэнсис Бэкон - Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма
Поверьте мне на слово, эти чувствительные особы вовсе не рвутся сделать вам добро. Они предпочитают расплачиваться чувствами.
Литератор, сам по себе, — скучен; коммерсант — себялюбив; если же хочешь заставить себя уважать, следует совмещать литературу с коммерцией.
Если один человек стоит на земле, а второй барахтается в воде, то первый еще может спасти второго; когда же тонут оба, то каждый думает только о себе.
В том, что непосредственно не связано с религией или моралью, опасно долгое время быть правым.
Человек подчинится любой власти, которая освободит его от тирании своеволия и случайности.
Просьбу, с которой обращаются робкие, неуверенные в себе люди, легко отклонить, ибо проситель словно бы сам сомневается в ее уместности.
Для такого мелкого существа, каким является человек, мелочей быть не может. Только придавая значение мелочам, мы добиваемся великого искусства поменьше страдать и побольше радоваться.
Одному прохожему прочтите лекцию о нравственности, а другому дайте шиллинг, и вы увидите, который из двух зауважает вас больше.
Каждый человек вправе высказать свою точку зрения, а его собеседник, если он с ним не согласен, — пустить в ход кулаки. В противном случае на свете не было бы мучеников.
Разница между воспитанным и невоспитанным человеком заключается в том, что первого вы любите до тех пор, пока не найдется причина его ненавидеть, а второго, наоборот, сначала ненавидите, зато потом, если он того заслуживает, можете полюбить.
Все мы живем в надежде кому-нибудь угодить.
Тот, кто переоценивает себя, недооценивает других, а недооценивая, угнетает.
Там, где начинаются тайны, недалеко и до обмана.
Завтрашний день — это старый плут, который всегда сумеет вас провести.
Богатство, быть может, порождает больше обвинительных приговоров, чем преступлений.
Больше всего на свете женщины завидуют нашим порокам.
Если во второй раз пишешь на ту же самую тему, то поневоле противоречишь сам себе.
Малое может лишь забавлять, а если претендует на значительность, становится смехотворным.
Читающая нравоучения женщина сродни стоящей на задних лапах собаке: удивительно не то, что она этого не умеет, а то, что за это берется.
Когда мужчина, который был очень несчастлив в браке, женится вновь сразу после смерти жены — это торжество надежды над опытом.
Причина наших несчастий — не в сокрушительном ударе судьбы, а в мелких ежедневных неурядицах.
Если б не наше воображение, в объятиях горничной мы были бы так же счастливы, как и в объятиях герцогини.
Этой женщине по силам потопить девяностопушечный корабль — так она грузна и упряма.
Самыми нужными книгами оказываются те, которые мы готовы были бросить в огонь.
Дилемма критика: либо обидеть автора, сказав ему правду, либо, солгав, унизить себя самого.
Закон — это конечный результат воздействия человеческой мудрости на человеческий опыт.
Величайшее искусство жизни заключается в том, чтобы выиграть побольше, а ставить поменьше.
Любовь — это мудрость дурака и глупость мудреца.
Мы должны рассматривать человека не таким, каким хочется его видеть, а таким, каким он есть в действительности, — нередко подлым и всегда неуверенным в себе.
По любви обычно женятся лишь слабые люди.
Обычно чем человек веселее, тем он понятливее.
Нельзя ненавидеть человека, над которым можно посмеяться.
Нет на свете занятия более невинного, чем зарабатывать деньги.
Человека можно уговорить, но развеселить против его воли — нельзя.
Нужным советом обыкновенно пренебрегают, непрошеный же почитается наглостью.
Старость обычно хвастлива и склонна преувеличивать давно ушедшие в прошлое события и поступки.
Создается впечатление, что все, сделанное умело, далось легко — не потому ли набивший руку художник отступает в тень?
Только рискуя честью, можно стремиться к почестям.
Надо быть круглым идиотом, чтобы писать не ради денег.
Пока автор жив, мы оцениваем его способности по худшим книгам; и только когда он умер — по лучшим.
Писатель талантлив, если он умеет представить новое привычным, а привычное — новым.
Истинная цена помощи всегда находится в прямой зависимости от того, каким образом ее оказывают.
У людей, страдающих неполноценностью, благодарность превращается в своего рода месть; ответную услугу эти люди оказывают не потому, что им приятно вас отблагодарить, а потому, что тяжело чувствовать себя обязанным.
Что такое история человечества как не предлинное повествование о невоплотившихся замыслах и несбывшихся надеждах?
Независимо от того, по какой причине вас оскорбили, лучше всего не обращать на оскорбление внимания — ведь глупость редко бывает достойна возмущения, а злобу лучше всего наказывать пренебрежением.
Красота без доброты умирает невостребованной.
Чем больше книгу читают сегодня, тем больше ее будут критиковать завтра.
Так уж устроена жизнь, что мы счастливы лишь предвкушением перемен; сами же перемены для нас ничего не значат; они только что произошли, а мы уже жаждем новых.
Грусть лишь умножает самое себя. Так давайте же выполним свой долг и будем веселы.
Человек, который не любит себя сам, не заслуживает и нашей любви.
То, что нельзя исправить, не следует и оплакивать.
Плохо, когда человеку не достает разума; но плохо вдвойне, когда ему не достает души.
Когда мясник говорит вам, что сердце его обливается за родину кровью, он знает, что говорит.
Всякая самокритика — это скрытая похвала. Мы ругаем себя для того только, чтобы продемонстрировать свою непредвзятость.
Босуэлл: Что же тогда является поэзией, сэр?
Джонсон: Гораздо проще сказать, что поэзией не является. Ведь мы знаем, что такое свет; знаем — но сказать затрудняемся.
Есть люди, с которыми мы хотим порвать, но не хотели бы, чтобы они порывали с нами.
Все наши жалобы на несправедливость мира лишены оснований: я ни разу не встречал одаренного человека, который был бы обделен судьбой; в наших неудачах, как правило, виноваты только мы сами.
Прежде чем посетовать на то, что другие относятся к нам безо всякого интереса, давайте задумаемся, часто ли мы сами способствуем счастью других? Принимаем ли близко к сердцу чужие невзгоды?
Каждый человек должен жить по своим, для него одного установленным законам. Одним, например, фамильярность заказана; другие же могут позволить себе любую вольность.
От тлетворного дыхания критиков не задохнулся еще ни один гений.
Проходимец добивается успеха не столько из-за собственного хитроумия, сколько из-за доверчивости окружающих; чтобы лгать и обманывать, выдающихся способностей не требуется.
Не готовиться к смерти в зрелые годы — значит заснуть на посту во время осады; но не готовиться к смерти в преклонном возрасте — значит заснуть во время штурма.
Все мы любим порассуждать на тему, которая нас нисколько не занимает.
Семейное счастье — предел самых честолюбивых помыслов.
Все необычное быстро приедается. «Тристрама Шенди»[7] читали недолго.
Хотя ни один человек не способен убежать от себя самого, можно, по крайней мере, избежать излишних волнений. Надо быть падшим ангелом, который вдобавок научился лгать, чтобы распространяться о том, что, мол, «от беды не уйдешь».
Зависть — постоянная потребность ума, редко поддающаяся лечению культурой и философией.
Похвалу дают в долг, а лесть дарят.
Примечания часто необходимы — но необходимость эта вынужденная.
Я буду стремиться увидеть страдания мира, ибо зрелище это совершенно необходимо для счастья.
Похвала и лесть — это два гостеприимных хозяина; только первый поит своего гостя вдоволь, а второй спаивает.
Чем больше я знаю людей, тем меньшего от них жду. Поэтому теперь добиться от меня похвалы гораздо легче, чем раньше.
Автору выгодно, чтобы его книгу не только хвалили, но и ругали, — ведь слава подобна мячу, который перебрасывают через сетку; чтобы мяч не упал на землю, необходимо бить по нему с обеих сторон.
