Чаща - Джо Р. Лансдейл
Через шелест ветра и шорох начинающегося дождя, который все усиливался, послышался лошадиный топот, и я обернулся взглянуть на приближающихся всадников. Дождь уже прошел сквозь деревья и стучал по воде тысячами маленьких подков, а река начала волноваться, раскачивая паром. Всадники подъехали, и я смог получше их разглядеть. Первый – толстый коротышка в цилиндре, с изрядно заросшим лицом, так что волосы накручивались в рот, компенсируя отсутствие зубов. Глубоко посаженные глаза толстяка напоминали пару черных ягодок. Компанию ему составлял высокий плечистый негр, будто высеченный из каменных глыб. Его украшало большое сомбреро с болтающимися по краям грязными шариками хлопка. Возможно, он был одних лет с толстяком, но казался моложе, поскольку все зубы были на месте. Крепкие белые кубики надежно сидели в его черепе, и он радостно скалился, будто узрел райские кущи. Одежда у каждого выглядела так, словно ее вываляли в свином дерьме, а затем дали козлу помочиться. Вонь соответствовала, а ветер и дождь только усиливали впечатление. Оба держали свое оружие на виду. Револьвер чернокожего с ореховой рукоятью торчал из кобуры, как принято в бульварных романах о Диком Западе, а из-за пояса толстяка, утопленный в его брюхо, выглядывал новомодный автоматический пистолет.
Вновь прибывшие завели лошадей на паром, который тут же просел, заставив покрепче упереться в настил. Вода захлестнула края, и паром накренился.
– Пусть останутся на берегу, пока мы переправимся, – сказал дед. – Они лишний вес.
– Не станут они дожидаться, – сказал громила. – Они в самый раз.
– Да, все путем, – проговорил паромщик, поглядывая на реку и на дождь. Только по его виду напрашивался обратный вывод. Сейчас, как и дед, я сильнее уверовал, что водные переправы – не его стихия, как, по-видимому, и здравый смысл – но все еще рассчитывал на благополучный исход. На тот момент я продолжал смотреть на мир с солнечной стороны.
Толстяк посмотрел на меня и рассмеялся.
– Друг паромщик, – сказал он. – Твой сынок?
Понятно, намекая на меня. Дикция из-за беззубого рта была невнятной, и голос звучал странно.
– Никогда его прежде не видел, – покосившись, ответил паромщик.
– Волос больно у него буйный, совсем как у тебя, – сказал толстяк. – Надо бы вам шляпы носить, чтобы прикрыться. Слыхал поговорку: рыжий волос что мертвый колос? – Толстяк хмыкнул и развернулся, разглядывая Лулу, которая начала дрожать – то ли от дождя, то ли от страха, а, вернее, причина была обоюдной. Толстяк растянул беззубый рот в улыбке, точно дыра в земле разверзлась. – Хотя, как видно, бывают исключения.
– Отчаливай – приказал громила.
– Говорю тебе, паром перегружен, – сказал дед.
– Раз так считаешь, – сказал громила, – вали на хрен со своей телегой и мулами.
– Ну, с меня довольно, – сказал дед.
– Правда? – ответил громила и откинул полу сюртука, заново демонстрируя револьвер.
– Это я уже видел, – сказал дед.
– О, тогда советую не забывать, – сказал громила.
– Со стволом ты герой, – заметил дед, разыгрывая простака, хотя, как я знал, «дерринджер» в кармане был наготове.
– Что ж, – сказал громила, – я отлично справлюсь и без него. Жирдяй….
Жирдяй – понятно, это был толстяк – подошел и взял револьвер, который протянул громила. Затем Жирдяй, не выпуская револьвера, облокотился на повозку и стал разглядывать Лулу, точно собака, намеренная вылизать жирную сковородку. Лула прижала руки к груди, пытаясь укрыться под широкими полами шляпы, как под зонтом, да все напрасно – дождь промочил шляпу со всех сторон и слипшиеся пряди свисали по щекам и плечам, будто ручейки крови.
– Джентльмены, – сказал паромщик, – давайте забудем разногласия.
– Ты заткнись, – сказал громила. – Твое дело управлять паромом. Так что вперед. А я скоро закончу.
– Слушаюсь, сэр, – сказал паромщик, закрыл ворота и взялся за рычаги барабана. Он принялся было насвистывать, вероятно в надежде разрядить атмосферу, но через пару тактов осекся.
В тот же миг громила нанес свой удар. Дед ловко пригнулся и, выпрямившись, врезал с левой громиле по морде. Он хорошо попал, так что кровь из носа залила рот и подбородок, расползаясь под дождевыми струями.
– А, старый гондон, – сказал громила, ощупывая нос, – видно, порох еще не отсырел.
– Можешь убедиться, – ответил дед, улыбаясь и приплясывая на месте.
– Ты сломал мне чертов нос, – сказал громила.
– Подходи и увидим, получится ли поправить, – сказал дед.
К тому времени мы прилично отдалились от берега, и паромщик отчаянно вращал барабан, а вода шипела, захлестывая края. Жирдяй и чернокожий наблюдали сцену с явным удовольствием. Лула не произнесла ни звука, но желание поскорее попасть на тот берег и отправиться дальше было написано у нее на лице.
Громила вновь ринулся в атаку, и дед ловко, точно танцор, отступил вбок, отвечая встречным кроссом правой, и тут же, согнувшись, врезал левой по ребрам и добавил правой снизу в подбородок, уронив громилу на настил. Все вышло быстро, как удар змеи.
Так же внезапно дождь превратился в ледяной ливень, а река захлестнула все пространство парома. Новый костюм громилы мгновенно вымок до нитки.
– Надеюсь, ты получил урок, – сказал дед, оглядывая громилу сверху. – День был нелегкий, и пора закругляться.
– Старая сволочь, – сказал громила. Он поднялся на ноги, пошатнулся, отступил назад и позвал: – Жирдяй.
Жирдяй поспешно протянул ему револьвер.
– Тварь, – рявкнул дед, выхватил из кармана «дерринджер» и нажал курок. «Дерринджер» хлопнул, левое плечо громилы дернулось, но пуля прошла вскользь. Громила поднял свой револьвер и выстрелил. Удар сшиб деда с ног, усадив на палубу. Паром закачался. Волна окатила деда, который продолжал сидеть, зажимая рану на груди.
– Дедушка! – завопила Лула и кинулась помочь ему подняться.
Громила снова прицелился, кровь сочилась из его плеча.
– Оставь его, – сказал я. – С него уже достаточно.
– Я и тебя кокну, – пригрозил громила, – а потом мы с парнями сыграем свадьбу с твоей сестренкой, только без цветов и священника, прямиком в постель.
Едва он договорил, дед выстрелил снова. Звук был такой, будто кто-то щелкнул пальцами. Пуля угодила громиле в бедро, заставив припасть на колено.
– Проклятье, – произнес он. – Опять ты меня ужалил.
Жирдяй и чернокожий метнулись к деду, да только он обмяк, и Луле пришлось его выпустить. А я услышал скрип волокон рвущегося паромного каната. И, в довершение всего, еще один звук, будто вой волка, угодившего лапой в капкан. То был ветер, идущий по руслу Сабин и скручивающий реку в водяной смерч. Я видел, как он гнет к земле деревья по обоим берегам, а потом смерч настиг наш
