Чаща - Джо Р. Лансдейл

вытряхнули наружу. Вокруг сновали люди, и в банке творилась какая-то суета. Напротив, через улицу я увидел контору того самого Коутона Литтла, о котором говорил дед; прямо на оконном стекле белой краской крупно были написаны его имя и род занятий. Только мысли мои разбегались, и я ограничился тем, что нащупал карман, где лежали промокшие бумаги. Слишком многое вокруг отвлекало, вроде стоявшей перед входом в банк повозки, с края которой торчала пара сапог, а их обладатель был укрыт заляпанным брезентом. Улицу покрывали пятна, местами еще не высохшие. На тротуаре перед банком растекалась большая темная лужа, на вид из запекшейся крови. Всего в нескольких шагах лежала мертвая лошадь, а возле двери банка к стене прислонили широкую доску. На нее уложили труп какого-то парня, а мужчина на улице возился с камерой «Кодака», из тех, где объектив устроен наподобие аккордеона. Он делал фото того парня. Даже не подходя ближе, я разглядел, что мертвец весь изрешечен пулями. Вдобавок он лишился части головы и уха, но сдвинутая набок, будто в насмешку, шляпа с короткими полями прикрывала отсутствующую половину. Одежда была разодрана и пропиталась кровью. В доску по обе стороны головы были вколочены гвозди, обмотанные веревкой, пропущенной под подбородком. Одну руку согнули на груди и для достоверности поместили в ладонь револьвер. В общем, мертвец выглядел убедительно.

– Проклятье, – сказал Том. – Тут, похоже, вышла хорошая заваруха.

Картина, безусловно, была занимательная, но меня больше заботили собственные проблемы. Я поблагодарил Тома с Матильдой, и их повозка покатилась дальше, а я направился в контору шерифа. Дверь туда была открыта настежь. У конторского стола паренек чуть постарше меня был занят тем, что опустошал ящик, раскладывая содержимое по столешнице. Дальнюю часть помещения занимала тюремная камера, где устроился невысокий плотный блондин. Он сидел на табурете, вокруг головы повязана мешковина, из-под которой сочилась кровь. Одна его нога была в лубке, а лицо сплошь покрывали сине-черные пятна, как у крапчатой гончей.

– Могу я видеть шерифа? – обратился я к парню, опустошавшему стол.

– Дверь оставь открытой, – сказал он. – Не хочу, чтобы кто-то подумал, что я тут прячусь.

Признаться, я не понял, о чем он, но выяснять не было желания. Вместо этого я подошел к столу и повторил свой вопрос.

– Найдешь под брезентом на телеге, что по ту сторону улицы.

– А вы кто?

– Заместитель, – ответил парень. – Вернее, бывший. Вот, собираю пожитки. Прихвачу заодно часть вещей шерифа. Ему они больше не нужны, родственников нет, а здешние не слишком его любили.

Я оглядел то, что он разложил на столе. Большей частью карамельки и разный мусор, за исключением двух звезд и связки ключей.

– Вот что, – сказал я. – Раз вы заместитель, я пришел сообщить о преступлении. И мне нужно поскорее снарядить отряд в погоню за бандитами.

Он поднял голову и рассмотрел меня.

– Пришел, стало быть? А я увольняюсь, и минут через пять или десять вот в эту дверь войдет толпа с веревкой, чтобы взять вон те ключи, а тот парень, – он кивнул на блондина, – повиснет на веревке с высунутым языком и обосраными штанами.

– Откуда тебе знать? – подал голос блондин.

– Насчет дерьма, высунутого языка или веревки? – спросил заместитель.

– Про все вместе.

– Так был у меня кузен, который повесился, когда его девчонка вышла замуж за плотника, – сказал заместитель. – Веревка его натурально прикончила, а остальное вышло само собой.

– Ты должен меня защищать, – сказал блондин.

Заместитель подтолкнул одну из звезд на столе кончиком пальца и ответил:

– Должен тот, у кого такая звезда. Но теперь это не мое дело. Не хочу я получить пулю от такого, как ты, или за такого, без разницы. Нет, сэр. Заместителем я сыт по горло. Подамся лучше в парикмахеры.

– А как же я? – сказал блондин, и это было похоже на жалобу обиженного ребенка. – Ты не можешь оставить меня здесь на верную гибель.

– Знаешь, все могло быть иначе, не решись ты ограбить банк и убить шерифа, – сказал бывший заместитель, задвигая ящик стола. – Не думал об этом?

– Я не убивал шерифа, – сказал человек за решеткой.

– Разбирайся с местными, – сказал бывший заместитель и захлопнул ящик.

– Но почему я? Остальные преспокойно свалили. Просто ускакали. А меня прихватили.

Бывший заместитель повернулся, снял с крючка на стене шляпу и сгреб в нее все, что было на столе, кроме ключей и звезды. После положил шляпу на стол и посмотрел на блондина.

– Твоя лошадь не слишком резвая, вот и получила пулю. Так вышло. Но ты не единственный, кому не повезло. Есть и другой, чье мертвое тело, вернее, что от него осталось, теперь снаружи на доске, и вы скоро увидитесь по ту сторону. Так скажи ему при встрече, что Дике передает привет и благодарит, что он промазал, а не то лежать мне теперь в повозке рядом с шерифом Гэстоном.

– За всю жизнь мне бы хоть раз пофартило, – сказал блондин. – Вот и допрыгался. Видно, родился неудачником. Такое, говорят, не редкость.

– Что ж, – сказал человек, назвавшийся Дике, – одно знаю точно: сегодня не твой день.

– Мне нужно правосудие, – сказал я. – Человек с рубцом на горле убил моего деда и похитил сестру. С ним еще двое: чернокожий и жирный увалень.

– Так это Беспощадный Билл, Ниггер Пит и Верный Жирдяй. Те самые, с парнем, что снаружи на доске, и этим головорезом – они грабанули банк, убили шерифа и в меня стреляли. Чуть не зацепили, вот тут я решил, что пора менять профессию.

В тот самый миг в двери вломилась куча народу. Один, с виду самый яростный, притом разодетый, как для церковной службы, и в аккуратной черной шляпе, сказал:

– Не думай остановить нас, Дике. Мы пойдем до конца.

– Я больше не служу закону, – сказал Дике. Он подтолкнул связку ключей на столе. –  Один из них от камеры. Разберетесь.

Подхватив шляпу с ее содержимым, Дике направился к двери. Люди посторонились, пропуская его. На меня поглядывали, но никто не сказал ни слова. Одетый для церковной службы подошел, взял со стола ключи и направился к камере. Дальше все случилось быстро. Блондин завопил, вскочил на ноги и залез на скамью, видно, рассчитывая, что наверху его не достанут – и проделал все это, словно лубок на ноге вообще не был помехой. Со страху, глядишь, он и по стене взбежал бы. Бедняга истошно взывал к Иисусу о спасении, только Иисус не явился – впрочем, зная, в чем бандит замешан, кто стал бы его винить. Камеру открыли и узника извлекли быстрее, чем скажешь: «Амбар горит, и там мое дитя».

– Боже, – взмолился он, цепляясь за решетку, – смилуйся над душой Бобби О’Делла. Моя матушка не так меня растила, будь проклят день, когда я сбился с