Чаща - Джо Р. Лансдейл
– Стану говорить или нет, все равно получу люлей, – сказал Жирдяй. – В чем тогда смысл?
– Ты получишь, как выразился, «люлей», это верно, – сказал Коротыш. – Смысл в том, чтобы ты понял, что мы не шутим.
– А что, если я приму это на веру? – сказал Жирдяй.
– Если честно, я не привык в чем-либо полагаться на веру, – сказал Коротыш. – В то же время, получив взбучку и зная, что будет только хуже, если не поспешишь сообщить то, что нас интересует, полагаю, станешь более сговорчивым. Когда ответишь прямо, и я сочту это правдой – судить, разумеется, мне, – я перестану тебя бить. У тебя еще зубы остались?
– Чево? – спросил Жирдяй.
– Думаю, ты меня слышал. – Коротыш снял тужурку и вытащил револьвер, свободно свесив руку с оружием. – Повторять не стану.
– Есть немного, – сказал Жирдяй. Судя по выражению его лица, методика расспросов Коротыша ставила его в тупик. Как, впрочем, и меня.
– С какой стороны? – спросил Коротыш.
– Со всех, – сказал Жирдяй.
– Где именно?
Я заметил, что Жирдяй нервничает все сильнее.
– А тебе зачем? – сказал он.
В этот самый момент револьвер Коротыша с треском обрушился на голову Жирдяя.
– Проклятье, – крякнул Жирдяй, отдернув голову.
– Это нам так необходимо? – спросил я.
– Послушай паренька, – сказал Жирдяй. – В нем еще осталось милосердие Господа.
– В нем да, – сказал Коротыш. – Но не во мне.
И с силой ткнул стволом в причиндалы Жирдяя, разложенные на стуле, как сарделька с двумя картофелинами. Жирдяй заверещал, его голова дернулась, и часть того, что он употребил в салуне, с плеском вылилась на пол.
Боров посчитал, что с него достаточно, поднялся и покинул комнату, а затем и хибару.
– Даже Боров брезгует твоей блевотиной, – сказал Юстас. – А я видел, как он дерьмо жрал.
– Коротыш, – попросил я, – ради Бога.
Коротыш обернулся.
– Джек. Займись своим делом, а я займусь своим.
– Мне нечем заняться, – ответил я, хотя в душе был рад шансу покинуть комнату. Сейчас я прилагал все силы, чтобы не дрожать. Такого развития событий я не предвидел. Я представлял себя во главе спасательной партии с искусным следопытом и мудрым охотником за головами. Но все оказалось иначе. Я ничего не возглавлял, следопыт потерял след, а на месте охотника за головами был разъяренный карлик с револьвером. Я очень хотел, чтобы это закончилось, и держался только из-за Лулы.
– Найди занятие, – сказал Коротыш, – и закрой за собой дверь. Жирдяй, ты лучше ори потише. Чем громче орешь, тем хуже для тебя.
– Маленький гаденыш, – сказал Жирдяй, но было слышно, что его энтузиазм поостыл и он прилагает усилия, чтобы говорить тише.
Я вышел, и моя рука тряслась, когда я брался за ручку двери. Джимми Сью сидела на диване и таращилась на меня, как зверек, попавший в капкан.
– Что они там делают?
– Помнишь, я говорил о допросе с пристрастием, когда из человека выбивают дерьмо револьвером?
Она кивнула.
– Чем они и заняты. А Жирдяй, похоже, скоро распрощается с последними зубами.
– Разве у него оставались? – спросила она, и в тот самый миг Жирдяй испустил сдавленный вопль.
– Как раз это был один или два, – сказал я.
– Получай свое и не ори, – донесся голос Коротыша из другой комнаты. – Говорить будешь, когда я спрошу. Не раньше.
Следом я услышал Жирдяя, чьи слова из разбитого рта разбирать стало еще труднее:
– Так спрашивай, твою налево.
– Может, пойдем отсюда и сядем в другом месте, подальше? – предложил я Джимми Сью.
– А мне без разницы, – ответила она. – Мне это не мешает.
– Ясно, – сказал я. – Зато мешает мне.
Выглянув наружу, я увидел, что дверь борделя приоткрыта, но не так широко, чтобы меня сразу же заметили. Я вышел и повернул за угол старого дома.
Следом вышла Джимми Сью.
– Я лучше с тобой побуду, – сказала она.
Даже за домом я продолжал слышать звуки ударов и как кряхтит Жирдяй, стараясь удерживать боль внутри и не орать.
– Сдается, Джек, ты парень мягкосердечный, – сказала Джимми Сью.
– Пожалуй, – ответил я.
– Для меня смотря с кем, – сказала Джимми Сью. – Отец мой был проповедник, оттого я к твоему деду относилась с симпатией.
– Давай не будем про это, – сказал я.
– Да ведь это ерунда.
– Но не для меня.
Мы сидели на большом пне посреди прогалины, где срубленные деревья потом сожгли. Я подумал, насколько большим и старым было дерево и как мало значило оно для людей, которые просто срубили и бросили его годы в огонь. Даже не для того, чтобы согреться, а просто ради свободного места. Похоже, нам всегда не хватает места. Из древесины лесорубам нужны лишь ценные породы, остальное тупо уничтожают и бросают в огненный ад.
Не будь моя сестра там, с теми людьми, думал я, бросил бы все и всех, включая Джимми Сью, и ушел без оглядки. Но сестра была с теми людьми и с ней творили страшные вещи. От мысли о Луле, маленькой, напуганной и беззащитной, мне сделалось дурно. Думать о ней было невыносимо, но выбора не оставалось.
– Слышишь? – сказала Джимми Сью. – Там взялись за него всерьез.
– Я слышу, – ответил я.
– Извини, – сказала она. – Я размышляла о твоей сестре и вспомнила, что случилось со мной и как я оказалась теперь здесь после нашей встречи в борделе. Может, думаешь, я росла, мечтая сделаться шлюхой? Сейчас стоны жирного ублюдка для меня настоящая музыка. Я помню свой первый раз с мужчиной. Их было много, и меня никто не спрашивал, просто имели, как хотели. Когда Стив подобрал меня, он распинался, какая я расчудесная, а потом отдал меня кучке подонков. Сказал, они устроят мне прописку.
– Ужасно, – все, что я смог сказать.
– Угу. Никому такого не пожелаю. А теперь такие же творят то же самое с твоей сестрой. И мне ни капли не жаль эту жирную сволочь. Надо узнать, где она, и жалеть тут не о чем.
– Наверное, – сказал я. – Я должен взглянуть именно с такой стороны.
– Так нет другой стороны, Джек. Или ты хочешь вернуть ее, или нет.
– Я хочу, – ответил я.
– Но она не будет такой как раньше. Ты знаешь.
– Надеюсь, она сможет все это пережить. Раз ты смогла, сможет и она.
Джимми Сью подняла голову и посмотрела на меня. Глаза ее сощурились, и в один миг она сделалась гораздо старше.
– Кто сказал тебе, что я смогла?
(7)
Оттуда, где мы находились, было слышно все, что происходит внутри, и мне пришло в голову,
