Скандал в Чайна-тауне - Стив Хокенсмит
Вес: 200 фунтов или около того (на самом деле в тот момент было больше – городская жизнь расслабляет).
Цвет волос: рыжий.
Цвет глаз: голубой.
Шрамы, родимые пятна, увечья и прочие особые приметы: чертовски уродливые колени и локти (после того как меня протащил через половину Техаса заарканенный мустанг); следы укусов на ноге (после того как неудачно обнаружил в сапоге ящерицу-ядозуба); тавро «Джей с крестом» на правой ягодице (долгая история).
Образование: шесть лет школы; целая жизнь неофициального образования через газеты, журналы, книги, открытые глаза и уши, а также непредубежденный ум.
Предыдущие занятия: рабочий на ферме, клерк на зернохранилище, ковбой, бродяга, рассказчик.
Опыт работы в полиции и (или) частных детективных агентствах: рад сообщить, что я все еще кусок сырой глины, не испорченный неумелыми руками вследствие работы в государственных органах и частных фирмах, не соответствующих высоким стандартам «Национального детективного агентства Пинкертона».
– Вот, – сказал я, ставя последнюю точку. – Готово.
Старый взглянул на тощего пинкертона, который нетерпеливо слушал двух запинающихся мужчин, только что зашедших в контору.
– Думаешь, у нас есть шанс?
– Конечно. Этот малый не стал бы просить нас заполнять эти формы, если…
Пинкертон открыл ящик своего письменного стола и вытащил еще две анкеты.
– Заполните это. – Он мотнул головой в сторону стола, за которым мы сидели: – Вон там.
– Ну что ж, – пробормотал я. – Постараюсь его умаслить.
Мы разошлись с конкурентами посередине конторы. Они принадлежали к типу, который мы уже не раз видели, с тех пор как прибыли в Сан-Франциско месяцем раньше: мужчины с шаркающей походкой и опущенными глазами в хорошо сшитых, но чуть великоватых костюмах. Паника – как называли в газетах последнюю волну снятия наличных из банков – привела к тому, что за последние несколько недель на улицах оказались сотни таких неудачников, и было странно и грустно наблюдать, как надутые преуспевающие коммерсанты мигом съеживаются и превращаются в отчаявшихся голодных побирушек.
И все же я не так уж сильно их жалел. Им, по крайней мере, было откуда падать. Мы же с Густавом родились, считай, на самом дне, а уже оттуда ухитрились опуститься еще ниже. Теперь только вверх… во всяком случае, так я надеялся.
– Вот, сэр, наши «кури-куллум вето», – сказал я клерку и положил анкеты перед ним на стол. – Просто прошу вас иметь в виду, когда будете их рассматривать, что мы с братом ребята опытные, бывалые. В общем, настоящие мужчины в полном смысле слова. И хотя, так сказать, нетрадиционный опыт ребят вроде нас иногда трудно изложить на бумаге, благодаря ему мы приобрели те самые качества, на которые сам мистер Алан Пинкертон обратил бы внимание, нанимая…
– Так-так. Братья, значит? – перебил пинкертон, подняв взгляд от анкет и быстро оглядев нас обоих.
Мы мало походили друг на друга, если не считать огненных шевелюр. Помимо нескольких дюймов роста и более чем нескольких фунтов веса, отличавших меня от брата, за прошедшие недели я приобрел городской облик, сменив ковбойские джинсы и сапоги на подержанный костюм и лаковые ботинки. Я зашел настолько далеко, что даже приобрел котелок. Но Старый не проявлял никакого интереса к своей внешности и по-прежнему одевался так, будто в любую минуту собирался вскочить на лошадь и загонять разбежавшихся телят.
– Да, сэр. Братья, – подтвердил я. – Хотя, пожалуй, никто не примет нас за близнецов… и слава богу.
Густав закатил глаза.
– На близнецов вы не похожи, – отозвался пинкертон, выпятив губы, так что его маленькие пушистые усики превратились в букву V. – Однако забавно. Почерк‑то у вас абсолютно одинаковый.
Брат пронзил меня взглядом, от которого полопались бы кукурузные зерна.
– Хо-хо! Вижу, вы настоящий детектив! – воскликнул я. – Видите ли, за это нам следует благодарить старую миссис Вигланд, нашу учительницу в Канзасе. Уж как она была строга насчет каллиграфии! Заставляла нас писать одно и то же предложение снова и снова, пока буквы не выглядели в точности…
– И опыта нет, значит? – перебил пинкертон, опустив глаза на бумаги, лежащие на столе.
– Не совсем такой, о котором вы спрашиваете в этих ваших анкетах. Но навыков у нас сколько угодно. Бои без правил, знаете ли. То самое, что подготавливает мужчину к работе в качестве…
Пинкертон замотал головой и продолжал ею мотать, пока я не замолчал.
– Забудьте, – бросил он. – Вы нам не подходите.
– Постойте. Не спешите так, мистер, – запротестовал я. У меня в рукаве оставалась всего одна карта, хотя я понимал, что она не ценнее джокера… в партии домино. Но я все‑таки выложил ее: – Может, у нас и нет практического опыта сыскной работы, но это не значит, что мы не в курсе, как это делается. В самом деле, за последний год мы провели научное исследование дел мистера Шерлока…
Мои речи прервал глухой удар – это пинкертон взял корзину для бумаг и взгромоздил ее на стол. Она была переполнена одинаковыми скомканными листками.
– Это анкеты только за один день, – сообщил пинкертон.
Он взял наши листки… и бросил их поверх кучи.
– Да черт возьми! – взорвался я. – Если вы никого не берете, чего сразу‑то не сказали?
Строгая девушка наконец оторвалась от пишущей машинки, однако ее взгляд говорил вовсе не: «Ну иди же ко мне», как я надеялся. В нем читалось: «Вали отсюда ко всем чертям».
Взгляд ее босса сделался еще более ледяным. Несмотря на тщедушность пинкертона, я почувствовал, что ему и самому приходилось вступать в бои без правил – и, скорее всего, выходить победителем.
Он выпрямился и положил костлявые руки на письменный стол.
– Кто сказал, что мы никого не берем?
Остальное он вслух не сказал: «Просто не берем таких, как вы. Никогда».
Глава вторая
Уныние, или Густав предпочитает предаваться тоске, вместо того чтобы отдаться тайне
– А знаете, мистер, я с вами согласен, – сказал я, смело встретив суровый взгляд агента. – Мы не просто слишком неопытны для роли пинкертонов, мы еще и не такие болваны.
Детектив отодвинул стул от стола, и на его длинном узком лице отпечаталось: «Если встану – будет хуже».
Мы со Старым развернулись и, приосанившись, неспешно зашагали к выходу, чтобы сохранить хотя бы видимость достоинства.
Контора агентства Пинкертона находилась на третьем этаже модернового «утюга» – огромной треугольной пирамиды с открытым пространством в середине, от вестибюля до самой крыши. Акустика здесь была как в оперном театре, и каждый шаг, а также звук, издаваемый каким‑либо отверстием человеческого тела, отдавался эхом подобно раскату грома. Поэтому я дождался, когда
