Макс Брэнд - Остаться в живых

Он моргнул, но все-таки задал следующий вопрос:

— А если для тебя это единственный способ уберечься от виселицы?

— Ну, значит, меня повесят. Уж лучше так, чем лгать ради того, чтобы сесть лет на пятнадцать.

— Ты настаиваешь на своей невиновности?

— Я убил Экера… но лишь после того, как он дважды выстрелил в меня. Вот тут, возле уха, одна из его пуль сбрила у меня клок волос.

— Не вижу, чтобы место, на которое ты показал, хоть чем-то отличалось от других, — холодно заметил Мид.

— Может, и так, но я говорю правду. Человек двадцать должны были слышать, как Экер проклинал меня, перед тем как выстрелил. Как после этого можно говорить, будто я застал его врасплох?

Мид снова пожал плечами.

— Всех уже допросили, — сообщил он, — всех, кто был на танцах, И ни один из присутствовавших не высказался в твою пользу, за исключением моей дочери. Но и Бобби не видела ничего такого, что хоть сколько-нибудь могло бы помочь на суде. Только ее мысли и рассуждения свидетельствуют за тебя. А мнение одного человека еще никого не спасало от смертного приговора.

Я кивнул, соглашаясь.

— Суть в том, — продолжал Мид, — что мы должны сделать все возможное, дабы уберечь тебя от веревки. Но, видишь ли, тут необходим особый, дипломатический подход.

— Ясно… — Я уже начинал потихоньку злиться на него.

— Я не осуждаю тебя за то, что ты не выразил доверия Сиднею Джоунзу. Но есть и другие. Например, я знаю лучшего в Денвере адвоката и собираюсь вызвать его для твоей защиты.

Я тут же прищурился — этот «лучший в Денвере адвокат» будет стоить кучу денег, если, конечно, вообще притащится в Кэтхилл, бросив все свои дела. Я пожал плечами, собираясь выразить свои сомнения на сей счет, но Мид не дал мне и рта открыть.

— Однако прежде всего нам надо откровенно объясниться друг с другом — абсолютно откровенно!

— Именно этого я и хочу.

— Но все-таки намерен и дальше настаивать, будто Экер-младший выстрелил в тебя первым и промазал — причем не один раз, а дважды! — да еще с такого близкого расстояния? А ведь Джош был прекрасным стрелком!

Я понял, что у него на уме, и это еще больше разозлило меня.

Едва сдерживая нарастающий гнев, я принялся объяснять:

— Когда он вскидывал револьвер, я инстинктивно отпрыгнул в сторону, но споткнулся. Первая пуля прошла совсем рядом, когда я еще находился в прыжке, а вторая коснулась волос в тот момент, когда я, споткнувшись, упал на пол. Единственная причина его промахов в этом. Я стрелял полулежа, а Экер, видимо, решил, что с ног меня свалила его первая пуля.

Широченные плечи Мида, резко дернувшись, пошли вверх, а затем медленно опустились.

— Вы считаете, что я лгу, так ведь? — отрывисто выпалил я.

— Я хочу сделать для тебя все, что в моих силах, — примирительно заявил он, — но по-прежнему считаю необходимой полную откровенность. В конце концов, есть свидетель, видевший, что ты выстрелил первым…

— Этот лживый негодяй Картер? — взорвался я.

Мид неколебимо смотрел на меня в упор.

Я не мог вынести, что такой прекрасный человек считает меня убийцей, и в запальчивости крикнул:

— Вы с самого начала думали, что я лгу, а на самом деле виновен. И только дочь уговорила вас прийти сюда!

Он кивнул:

— Не знаю, виновен ты или нет, молодой человек, но не буду отрицать: меня и в самом деле заставила прийти Роберта. Это весьма впечатлительная особа, и, полагаю, ты уже сам заметил, что в её глазах превратился в героя. Теперь же, мой мальчик, я хотел бы заключить с тобой джентльменский договор — четкий и ясный.

Моё раздражение все росло, вместе с тем в душе моей поднималось своего рода отчаяние.

— Хорошо; и что же это за договор? — с трудом сдерживаясь, процедил я.

— Каким образом ты застрелил Джоша Экера — не важно, для меня имеет значение одно: интерес к этому делу Бобби. Я готов выполнить данное ей обещание и пустить в ход все возможности, чтобы добиться для тебя свободы. И я не отступлюсь от своих слов. Это очень непростая задача, так как, боюсь, у нас мало времени, ведь тут никто не склонен устраивать долгое судебное разбирательство. Тот человек, Картер, которого ты назвал лживым негодяем, очень рьяно настраивает против тебя общественное мнение. Но если бы шериф согласился перевести…

Он помедлил, и я тут же воспользовался случаем излить злость:

— До того, как толпа ворвется в тюрьму и вытащит меня отсюда, чтобы вздернуть на ближайшем дереве?

— Вот именно» — подтвердил Мид. — Приятно видеть, что ты не боишься смотреть правде в глаза. А коли так, мне хотелось бы, чтоб так же трезво оценил и еще кое-что… если не возражаешь, конечно.

— Что ж, давайте! — принял я вызов.

Все это время Мид вел себя на редкость сдержанно. Он не пытался на меня давить, не смотрел свысока и не позволил себе ни единой грубости, но я видел, что ему крайне неприятно находиться в тюрьме и разговаривать со мной. Вне всяких сомнений, отец Бобби верил показаниям Картера, этого подлого лгуна.

— Мое предложение заключается в следующем… — начал Мид. — Я оказываю тебе всестороннюю поддержку и всеми доступными средствами пытаюсь изменить общественное мнение — как-никак у меня есть определенный вес с этом городе и возможность влиять на людей как прямо, так и косвенно, поскольку до некоторой степени контролирую здешнюю газету. Кроме того, я вызову из Денвера адвоката, о котором уже говорил. Понимаешь меня? Все это я с удовольствием сделаю и надеюсь, тебя либо отпустят на все четыре стороны, либо назначат чисто символическое наказание. Но в случае, если тебя освободят, я хотел бы получить обещание, что и ты выполнишь свою часть договора.

— То есть?

Как ни удивительно, проблеск интуиции подсказал мне, что он сейчас скажет. Но предвидение лишь усугубило тяжесть услышанных мною слов.

— Бобби настроена весьма романтически, — продолжал Мид. — Ты поразил ее воображение, и девочка видит в тебе гонимого всеми героя. Полагаю, ты и сам мог об этом догадаться, ибо по личному опыту знаю: мужчина всегда чувствует, какое впечатление производит на женщин, и в особенности на молоденьких девушек. В общем, исходя из этого, я хочу, чтобы ты дал мне слово чести — я поверю тебе на слово! — что, если тебя освободят, ты навсегда уберешься из этих краев, не вернешься сюда вновь без моего на то разрешения и не предпримешь никаких попыток увидеться с Бобби.

Именно этого я и ожидал — разумеется, точных слов не предугадаешь, но общий смысл был именно таков. И тут же какая-то неясная боль пронзила меня насквозь, стиснула горло смертельной хваткой и адским пламенем обожгла глаза.

— Мистер Мид, — сдавленным голосом пробормотал я, — полагаю, вы великодушны настолько, насколько это вообще возможно. Я благодарен вам за это. Вы прекрасный человек — а иначе не были бы отцом Бобби. И все-таки хочу вам сказать, что скорее сию же минуту отправлюсь в ад, чем соглашусь выполнить такие условия. Я невиновен, и если…