В жаре пылающих пихт - Ян Михайлович Ворожцов
Мужчина облизнул губы, воспаленные глаза его беспомощно обшаривали местность, он нервно переступал с ноги на ногу.
Прежде, чем он ответил, до них донесся хруст растоптанного валежника. Младенец пронзительно закричал. Горбоносый оглянулся – он заметил в подлеске длинную тень, различимую благодаря изменчивым провалам и глубинам, образованным в незнакомом ландшафте сложной ахроматической игрой светотени. Высокорослая фигура направлялась к ним по затемняющейся с расстоянием травянистой прогалине. Горбоносый быстро надел шляпу, не сводя глаз с мужчины, примирительно поднял левую руку, а правой потянулся к кобуре. Пот струился по холодному лбу. Однако тот, кто вышел, оказался человеком, а не зверем.
Не бойтесь, сэр, сказал негр, снимая шляпу и приглаживая седые волосы.
Ростом он был на голову выше горбоносого, да и в том было шесть футов.
Ты еще кто?
Я просто старик.
Ты вооружен?
Негр улыбнулся.
У меня нет оружия.
А у дружков твоих?
Негр улыбнулся. Я один.
И поглядел на черноволосую женщину.
Между вами раздор.
Тебе надо что? спросил горбоносый.
Боишься меня? спросил негр.
Горбоносый не ответил.
И правильно – того, кто ходит по земле с неуязвимым сердцем, надо бояться. Но у вас ничего нет, что мне нужно, сэр.
У негра под мышкой был сухой хворост, завернутый в брезент. Он нашел подходящее место, пустынную полянку в тени подлеска, сел, сложив ноги, быстро расставил ветки вигвамом, втыкая их в расчищенную землю, начинил растопкой и поджег с помощью какого-то инструмента – безносое лицо испещряли морщины. Старый негр простер ладони над пламенем, глядя на мужчину, на прячущегося за ним мальчика, на женщину и младенца у нее на руках.
Негр протянул руки. Могу я подержать вашего сына?
Она твою речь не поймет, сказал горбоносый.
Ошибаешься. Подойдите, согрейтесь, сказал негр.
Черноволосая женщина взяла старшего мальчишку за руку и, последовав примеру негра, усадила его у огня и села сама.
Ты кто? поинтересовался горбоносый.
Я уже давным-давно никто.
Да? Удобно, однако.
Я слишком стар, чтобы мне кем-то быть.
Негр снял сперва левый промокший сапог, а затем правый; и поставил у костра сушиться.
У меня ничего нет, сказал старик, только моя одежда, мои вериги и мое имя. Зовут меня Барка.
Он посмотрел на мужчину.
Украденное надо вернуть, назидательно сказал.
Но мой сын!
И у меня есть сын. Его называют Красным Томагавком. И имя дано ему по заслугам и по делам его, а они есть красные. Твои же сыновья и ты сам будут названы ворами и осуждены по закону.
Горбоносый заметил перемену в настроении мужчины.
…твой сын – Красный Томагавк, спросил он.
Негр промолчал.
Он и его индейцы убили множество народу и мою маленькую дочку, они подожгли наши пастбища – в огне сгорели наши дома!
Сочувствую вам, ответил негр, но мой сын этого не делал.
Врешь!
Черноволосая, склонившись, прижала теплую щеку ко лбу молчащего младенца и принялась его убаюкивать. Ее муж, стоявший поодаль от костра, нервно постукивал пистолетом о бедро и переглядывался с горбоносым.
Убьешь старика – и я сочту себя следующим, на чью жизнь ты покусишься, ответил ему горбоносый. Поверь, я раздумьями себя утруждать не буду – влеплю тебе пулю промеж глаз быстрее, чем птичка пропоет. Потому покумекай, стоит ли оно того?
Каждого из нас привели сюда наши дети – живые они есть или мертвые, сказал негр. Я просто хочу вернуть моего сына домой.
А кто вернет мне мою дочь? кто вернет мне мой дом!
Не все в мире хлеб, ответил негр.
Лицо мужчины сделалось совсем темным, глаза – яростно сверкали, а злые брови складками сползлись к переносице. Негр поднялся, и крохотный костерок освещал его фигуру во весь рост – он закатал левый рукав своих одежд, а затем правый рукав, и направился к мужчине, который отступал от него шаг за шагом.
Смерть, коротко произнес негр, я посеял смерть и пожал кровь. Эта кровь – манна для обезвоженной земли. И той смерти, что я посеял, не будет конца. И той смерти, что ты посеешь – не будет конца. Я не вижу конца. Смерть не то евангелие, которое отцы должны проповедовать сыновьям в мире. Подойди, смелее… Я стар и слаб, и остановить крестовый поход детей и противостоять той бойне, которую мои сыновья учинили, я не могу. Кровь моя остыла, и руки холодны – вот, прикоснись к ним… Негр протянул ладони и коснулся горячих щек мужчины.
Чувствуешь? Твое лицо есть чаша – и то, что являет оно, есть отражение души твоей на воде. И из чаши изопьют твои сыны. Но сейчас ты предлагаешь им то, что их отравит! Твое лицо сковала гримаса зла. Твои сыновья не должны видеть отца злым. Мой рок старость и бессилие. Мой сын знает о моей старости и бессилии, и он покинул меня. И если сыновья жаждут продолжить дела своих отцов, если они жаждут убивать и истреблять друг друга, пусть так. Их кровь жарче и сильнее моей…
Он потянулся к руке мужчины, забрал у него пистолет – и мужчина упал на колени, словно только оружие и держало его на ногах.
…но я больше не раб – как они. У меня свой путь.
Горбоносый ждал, что произойдет. Негр посмотрел на него.
Я вижу, что ты храбрый и честный мужчина, я вижу в тебе любовь, сказал негр, и ты делаешь, что говоришь.
Маршал пожал плечами:
Как скажешь, старик.
И тебе, милая мадонна, и твоему славному мужу, и вашим сынам подобает принять благосклонность храброго и честного человека, ибо здесь мы свидетельствуем и принимаем участие в большем, чем мы сами – и это дар всем нам. Ибо с каждым новым поколением благое в роду человеческом уменьшается, как пчелиный воск, который растворяется в скипидаре. Зло же, напротив, подобно крахмалу, что кипятится в котле, набухает, разрастается. И не останется ни храбрости, ни честности – и если мы пренебрежем даром, не совершив благого, как бы оно ни было мало, так это будет от нас плевком в чашу причастную и все равно как если бы мы вышвырнули хлеб причастный на корм свиньям.
Негр огляделся с улыбкой – встретился глазами с каждым из присутствующих и кивнул, получив негласное одобрение.
Горбоносый снял шляпу, задумчиво покрутил ее в руках, глядя на мужчину, и спросил.
Мне нужна моя вещь. Фотография.
Мужчина недоуменно спросил. Двух мальчиков?
Да, сэр. Двух пацанов как ваш. Это мои мальчишки.