Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Бедняга получил свои пятьдесят ударов, а затем его вновь связали и бросили на палубу под палящее солнце.
То же самое произошло и с его приятелем. Но на сей раз в роли палача выступал другой член экипажа. Когда все было кончено, второго беглеца, также связанным, бросили на палубу.
Разбуженные шумом и криками пассажиры не могли поверить своим глазам, такой ужас навеяло на них увиденное.
— Ничего не поделаешь, господа, — обратился к ним сеньор Хозе, — приходится быть суровым. Вы полагаете, что эти мерзавцы считают меня жестоким? В таком случае вы сильно заблуждаетесь! С ними нельзя действовать иначе. Только это способно внушить им уважение. Вот увидите. — И мулат повернулся к индейцам: — Довольны ли вы своим хозяином?
— Очень довольны, — отвечали те срывающимися голосами.
— Почему?
— Потому что хозяин побил наших.
— Но ведь им больно.
— Да, но мамелюки[177] бьют гораздо сильнее и дольше.
— О да! Я знаю. Они обычно дают сто ударов по ступням! А белые еще хуже, чем мамелюки. Они отрубают руки и ноги, человек не может больше работать, и его бросают в воду.
— Стало быть, я самый добрый?
— Да.
— Будете ли вы еще убегать?
— Нет.
— Почему?
— Потому что там канаемес.
— Вы сами видите, сеньор: они неисправимы.
— Скажите, сеньор Хозе, что это за канаемес, которые наводят такой дикий страх на этих несчастных?
— О! — глухо отозвался мулат, и голос его, казалось, дрогнул. — Это очень свирепые люди. Они живут, чтобы убивать. Из поколения в поколение промышляют грабежами и убийствами. С детских лет обуреваемы этой жаждой: убивать ради удовольствия убить. Но они не людоеды. Только делают колье из зубов своих жертв и дудочки из костей. Им все равно, белый ты, черный, индеец, мулат, мамелюк, — убивают всякого, кто не принадлежит к их племени. Молю Бога, чтобы он уберег нас от встречи с ними.
ГЛАВА 2
Трудное плавание. — Ганчо и форкила. — Насекомые. — Комары, москиты, огненные мушки, муравей-кипяток. — Черная и белая вода. — Индейцы уходят на охоту. — Послеобеденный отдых. — Необъяснимое отсутствие. — Беспокойство. — Все на борт. — Костер. — Ночные звуки. — Атака. — Сумасшедшие. — Ночь прошла. — Чудовищный спектакль. — Человеческие останки. — «Это наши индейцы!» — Бишо де такера. — Как становятся канаемес.
Жестокое наказание сеньора Хозе подействовало. Нерадивость и лень, которые до того проявлял экипаж лодки, сменились энергичными действиями. Индейцы превзошли сами себя.
Лодка была тяжела и, несмотря на поистине героические усилия гребцов, двигалась все же не слишком быстро. Однако теперь, по крайней мере, они успешно преодолевали встречное течение.
Суровый урок явно пошел строптивцам на пользу. Вчерашние беглецы взялись за весла. Они, не уступая товарищам, работали израненными, почерневшими от ударов руками и всем своим видом старались показать, что ни на что не жалуются.
Довольный счастливой переменой, капитан потирал руки и уверял, что индейцы не будут и помышлять о побеге, пока вокруг тянутся леса с канаемес.
Не было бы счастья, да несчастье помогло!
И все-таки приходилось смотреть в оба. Нельзя было отойти от мотора, чтобы вновь не попасть в плен бешеного течения.
Напор воды все нарастал. Как ни старались гребцы, лодка хоть и не пятилась, но и вперед продвинуться не могла. Риу-Негру так стремительна, что весла ломались, как спички. Капитан причалил к берегу и приказал приготовить странного вида инструменты, предназначенные для замены весел.
Чрезвычайно примитивные приспособления эти известны возчикам и называются «ганчо» и «форкила».
Ганчо — крюк длиной четыре-пять метров с привязанной на конце палочкой. Форкила немного короче, но гораздо толще, заканчивается неким подобием вил.
Лодка подошла к берегу. Два индейца с помощью ганчо цеплялись за ветви, стволы, корни и тянули изо всех сил, а двое других проделывали то же самое, ловко управляясь с форкилой.
Так волокли они лодку вдоль берега. Издалека она походила на гигантского паука, который медленно полз, хватаясь за деревья тонкими и длинными лапами.
Проплыли-проползли под низко свисавшими над водой ветвями, под навесом из пальмовых листьев. Что и говорить, такое передвижение было крайне неудобно. Лиственный полог плохо защищал от жары, к тому же от постоянной тряски с деревьев на головы падали муравьи и прочая нечисть.
По берегам экваториальных рек, надо заметить, вообще водится множество насекомых. Обеспокоенные вторжением человека, они целыми полчищами набрасываются на пришельцев и жестоко их жалят своими хоботками-рапирами.
Мыслимо ли их всех даже перечислить?! Крошечные москиты, оставляющие на коже черные следы на целую неделю; карапанас, чье мощное жало сквозь любую ткань наносит кровоточащую рану; крупные москиты — их укус столь же болезнен, как и укус осы; клещи — они впиваются в тело так, что скорее расстанутся с собственной головой, чем с вами; все эти бесчисленные проклятые бестии, кровожадные вампиры атакуют путника, пускают в вены яд, пьют кровь, мучают днем и ночью, в любое время суток, пока не доведут до бешенства.
Индейцы, в большинстве своем малокровные, страдают меньше. Анемия[178] делает их не столь привлекательными для насекомых. А может быть, жизнь в этих местах заставляет организм приспособиться[179].
Но это еще не все. Берега рек сплошь поросли деревьями с полыми стволами и листьями, плотными и широкими, как у фиговой пальмы[180]. Туземцы называют их амбауба. Ствол такого дерева — обиталище грозных муравьев, которых бразильцы именуют огненными. В Сенегале или Габоне их называют «муравей-кипяток». Кровопийцы осаждают лодку, проникают повсюду, в том числе и в продукты, пропитывая их невыносимым запахом муравьиной кислоты, карабкаются по ногам, ползают по всему телу, впиваются в кожу, терзают вас и мучают.
Вы озабочены лишь одним — спасением от ненавистных тварей. Ни на что другое сил уже не хватает. Ни думать, ни работать человек не в состоянии.
Наши путешественники не составляли исключения.
Мучительное однообразие плавания лишь изредка прерывалось незначительными происшествиями.
Порой течение между островами вдруг становилось еще сильнее.
Осмотрев окрестности, капитан отдавал приказ, двое индейцев усаживались в шлюпку и, таща за собой лодку, причаливали к берегу, зацепившись за какое-нибудь мощное дерево. Иногда для этого брали длинный шест с острыми концами, один конец впивался в ствол, а за другой хватался едва ли не весь экипаж, подтягиваясь к берегу.
