Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Осмотрев окрестности, капитан отдавал приказ, двое индейцев усаживались в шлюпку и, таща за собой лодку, причаливали к берегу, зацепившись за какое-нибудь мощное дерево. Иногда для этого брали длинный шест с острыми концами, один конец впивался в ствол, а за другой хватался едва ли не весь экипаж, подтягиваясь к берегу.
Когда участок с быстрым течением оставался позади, гребцы вновь брали в руки ганчо и форкилы, и все начиналось сначала.
Иногда, случалось, забывали о мерах предосторожности, плохо закрепляли ганчо. Тогда человек оказывался в реке, выныривал, отдуваясь, и спешил нагнать лодку. Как-то за бортом очутился один из наказанных. Вскоре индеец показался из воды и под общий хохот был поднят обратно, испуганный, но счастливый.
Наступил вечер. Причалили к берегу и, закрепив лодку, устроились на отдых. Ночь предстояло провести в гамаках. На землю ступить было рискованно. В районе Риу-Негру — по крайней мере зимой — никогда не знаешь, что у тебя под ногами: твердая почва или трясина.
Мало того что путешествие само по себе оказалось тяжелым из-за длительности, невыносимой жары и насекомых-вампиров. Подстерегала еще серьезная опасность. В некоторых местах берег сильно подмыло быстрым течением, так что вековые деревья держались еле-еле. Если за ствол такого дерева цепляли ганчо, оно грозило рухнуть и разбить все на борту в щепу. Не раз громадные деревья падали в двух шагах. Если крепеж срывался, то тяжелую, груженую лодку тотчас относило назад, словно невесомую веточку.
Наконец путники добрались до основного русла Риу-Жауапери.
Здесь им показалось, что темные воды Риу-Негру начали светлеть.
Так ли это? Означал ли едва заметный беловатый оттенок приближение Риу-Бранку, опалово-белые воды которой путник узнает издалека? Ведь известно, что подобный феномен наблюдается и в низовьях реки, там, где она впадает в Амазонку.
Воды обеих рек смешиваются задолго до места их непосредственного слияния. Риу-Негру на протяжении многих километров сохраняет цвет черного кофе, и по левую сторону от Амазонки она гораздо темнее, чем по правую. Два потока встречаются где-то в глубине, на поверхности это почти не отражается. И только иногда вдруг просветлеют черные воды.
Суда плывут по реке, которая здесь чернильного цвета и целиком оправдывает свое название «Черная». Темные борозды волн, увенчанных желтыми гребешками, — что-то вроде жидкого янтаря… Непроходимые леса вдоль всего побережья наводят на мысли о первозданности природы, о ее несравненном могуществе. Величавые картины отражаются в угольной воде, словно в магическом зеркале…
Сейчас сомнений не было: Риу-Бранку готовилась представить путешественникам не менее впечатляющую картину, но в иных красках.
За прошедший день индейцы здорово поработали и очень устали. Сеньор Хозе нашел необходимым дать им двенадцать часов отдыха.
Стоял жаркий полдень — лучшее время для привала. Европейцы и капитан решили отдохнуть в гамаках, оставив возле себя двоих беглецов. Остальные индейцы попросили разрешения поохотиться в ближайшем лесу, пообещав принести свежего мяса. Оно сейчас, и вправду, очень бы пригодилось. Слишком надоели путешественникам консервы.
Что и говорить, странный отдых — забрести в лесную чащу, где стоит нестерпимая духота, бегом преследовать дичь: лань или кабана, агути или гокко.
Впрочем, у индейцев все не как у людей. Они привыкли жить в пекле, словно какие-нибудь саламандры[181], и в непроходимых лесах, где всюду подстерегают тайны и опасности, чувствуют себя в своей стихии.
— Не забудьте, однако, вернуться к вечеру, — крикнул капитан, — помните: где-то здесь канаемес.
Индейцы, вооруженные деревянными луками и длинными стрелами, скрылись в зарослях.
Вторая половина дня прошла без происшествий. Европейцы пытались отыскать хоть немного тени и свежести, чтобы наконец расслабиться и поспать.
Приближалась ночь, но, вопреки ожиданиям Хозе, ни один охотник не вернулся. Сумерки сгущались. Вскоре ничего уже не было видно, а индейцы не показывались.
Беспокойство, поначалу не слишком сильное, постепенно переросло в тревогу и страх. Неизвестность становилась все более зловещей. Путешественникам было не по себе от одной мысли о возможном соседстве кровожадных племен жапури.
Рискуя привлечь их внимание и выдать место стоянки, Хозе все же разжег большой костер. А вдруг охотники заблудились! Впрочем, разве можно в это поверить?
В голову лезли мысли, одна другой страшнее. И вроде бы оснований для них особых не было, но всем мерещилось убийство, последствия коего будут ужасны.
Может, охотники сбежали? Вряд ли! У них не было никакого транспорта, да и все необходимые вещи остались на лодке. Заблудились? Совсем невероятно! Индеец, как зверь, ориентируется в лесу даже кромешной ночью, и всегда безошибочно отыщет дорогу. Хищники? Они в этих местах как будто не водились. Кроме того, индейцев много, они очень ловки и умелы и в случае чего отразили бы нападение диких зверей.
И вновь страшная мысль сковывала сердца. Одно слово опять и опять пронзало сознание: канаемес!
Ах! Как сокрушался капитан о том, что пожалел индейцев и разрешил остановиться на отдых. Какое ужасное несчастье, если они попали в засаду! А ведь так просто предугадать подобный исход. Каковы могли быть последствия для оставшихся здесь без помощников? Для них всех, затерянных среди лесов, на берегу реки, вдали от селений?
Кто знает, может быть, дикие орды убийц, разохотившись, поспешат к лодке и найдут в этих местах новые жертвы для своих чудовищных обрядов? Их боги велят убивать, убивать всегда и везде…
На всякий случай нужно было подготовить оружие. Трое европейцев и мулат устроились за тюками с тканями, ящиками с бисквитами и мешками со всякой всячиной. Ждали с замиранием сердца, какой сюрприз приготовила им непроглядная ночь.
Часы текли в нервном, отчаянном ожидании.
Шарль закурил и взглянул на часы. Полночь.
Странно! Обезьяны-ревуны, чей вой заглушал шум деревьев, внезапно умолкли. Издав несколько громких звуков, похожих на сирену — предупреждение об опасности, — они разом затихли и замерли.
— Скажите, месье Шарль, — начал Маркиз, ворочаясь на тюке, служившем ему матрацем, — не кажется ли вам, что эти басы потерпели фиаско[182], или дирижер потерял свою палочку? Что бы это значило?
— Только то, дорогой друг, что по лесу кто-то идет. Ревуны обнаружили это раньше нас.
— Вы думаете?
— Уверен. Может, наши возвращаются… Если же нет…
— Что вы хотите сказать?
