Тур Хейердал - Аку-Аку
Я посветил по сторонам. Пещера была совсем небольшая. На земляном полу расстелены три камышовые циновки, на них параллельными рядами лежат круглые плоские камни, а на камнях высечены увеличенные знаки письменности ронго-ронго. Еще на каждой циновке лежало по «сторожу» — маленькие головы с острой бородкой. Нетрудно было сообразить, что не отсюда были взяты те скульптуры, которые мне раньше приносил бургомистр. Только два предмета выделялись: кораблик с парусом и большая каменная чаша. Искусно изготовленные, они тем не менее, как и птица под сводом, выглядели совсем новыми.
Я заглянул в чашу. В ней лежало одиннадцать маленьких прядей человеческих волос, большинство — рыжие, но были и другие оттенки, вплоть до черных. Каждая прядь аккуратно перевязана лубяной нитью. Но волосы были не сухие и тусклые, как на старых мумиях; свежий блеск говорил, что они недавно отрезаны у живых людей.
Так окончательно утвердилось подозрение, зародившееся у меня при виде птицы под сводом. Скульптуры в этой пещере не старинные. Они сделаны теперь. Весь тайник — мистификация. Нас провели! Так вот о чем меня предупреждал Хуан Колдун… Скорей выбираться отсюда!
Но из шахты уже торчали ноги Билла, останавливать его поздно, и фотограф спускался следом. Устраивать шум сейчас не стоит.
Если пасхальцы поймут, что их затея разоблачена, они могут, боясь неприятностей, завалить шахту камнями. И мы будем прочно закупорены…
— Нас обманули, — шепнул я Биллу, как только показалась его голова. — Надо поскорее вылезать отсюда. Это никакая не родовая пещера. И скульптуры вовсе не старинные.
Мои слова ошеломили Билла, он озадаченно посмотрел на меня, потом подполз к камням с письменами, чтобы как следует их разглядеть.
— Да, на старину не похоже, — прошептал он.
— Посмотри на птицу, кораблик и чашу с волосами, — продолжал я.
Билл посветил кругом фонариком и согласился с моей оценкой. Обернувшись, я увидел поблескивающие глаза двоюродного брата дона Педро. Он пристально глядел на меня, но нашей английской речи не понимал. Вот и лицо бургомистра вынырнуло из тьмы; капли пота выдавали его волнение. И сын уже стоит с ним рядом, озираясь широко раскрытыми глазами. Значит, проход свободен.
— Здесь дурной воздух, — сказал я бургомистру и потер себе пальцами лоб.
Он поспешил согласиться и смахнул рукой пот с лица.
— Поднимемся наверх и побеседуем, — предложил я, подаваясь к шахте.
— Ладно, — сказал бургомистр и двинулся следом за мной. Выйдя на волю и глядя, как остальные один за другим вылезают из хода, я облегченно вздохнул.
— А теперь пошли, — сурово молвил я, подбирая проклятую свиную голову, которая с кривой усмешкой глядела на меня с камней.
— Пошли. — Бургомистр живо вскочил на ноги, как бы подтверждая, что здесь не стоит задерживаться.
И наш отряд, не говоря ни слова, побрел тем же путем назад. Первым шел я — сонный, усталый и злой; за мной — бургомистр; дальше — Билл и все остальные. Двоюродный брат дона Педро, улучив минуту, куда-то улизнул, и тут же его примеру последовал сын бургомистра.
На краю деревни мы с фотографом пожелали Биллу спокойной ночи: было два часа, и он спешил домой, к приютившему его пасхальцу. Прощаясь, Билл шепнул мне, что, если я сейчас все-таки уговорю бургомистра сводить меня в настоящую пещеру, оп уже не успеет подстроить никаких штук.
У калитки бургомистра я попросил фотографа обождать в джипе, а сам, сопровождаемый по пятам хозяином, прошел через садик в дом. Войдя в комнату, я молча сел у стола. Бургомистр тотчас сел со мной рядом и с невинным видом уставился на стену. Я барабанил пальцами по столу. Он сел поудобнее. Я поймал его взгляд. Несколько секунд он смотрел на меня большими невинными глазами, потом снова принялся изучать стены. Так можно до утра просидеть… Дон Педро явно не хотел первым делать ход, все надеялся, что игра еще не проиграна. Ведь я ему пока ничего но сказал.
— Плохая примета, Педро Атан, — заговорил я и заметил, что мой голос звенит от волнения. — Плохая примета для тебя, для меня, для твоей поездки.
Грудь бургомистра начала тяжело вздыматься, и вдруг его прорвало, он разрыдался. Долго рыдал, положив голову на руки, потом выскочил в соседнюю комнату и бросился там на кровать. Слышно было, как он продолжает рыдать. Затем стало тихо, и в следующую секунду бургомистр опять подбежал ко мне.
— Это все мой двоюродный брат, мой злой, нехороший двоюродный брат виноват. Я, так же как и ты, думал, что мы идем в пещеру со старинными скульптурами.
— Но ведь дорогу показывал ты. И пещера твоя, — возразил я.
Дон Педро призадумался, потом опять разразился плачем. — Это он все придумал! Зачем только я его послушал! Он снова выскочил в соседнюю комнату, долго лежал на кровати, затем примчался опять:
— Сеньор, проси у меня все что хочешь. Все! Только не спрашивай про вход в пещеру. Только не вход в пещеру. Я могу принести тебе все скульптуры!
— Можешь не показывать пещеру, но тогда тебе никто не поверит. Ты очень искусно сам делаешь скульптуры.
Я сердито указал кивком на проклятую свиную голову которая лежала в сумке на столе. Здорово сделана; несмотря на усталость и разочарование, я невольно улыбнулся про себя при мысли о том, как этот хитрец меня одурачил, заставил ковылять по осыпи с фальшивкой в руках.
— Если ты — не отведешь нас в свою пещеру сегодня, то к следующему разу опять понаделаешь кучу новых скульптур.
— Все что угодно, только не вход в пещеру, — спокойно и решительно повторил бургомистр. Я встал, чтобы уйти.
— Сегодня я могу показать тебе другую тайную пещеру! — воскликнул бургомистр с неподдельным отчаянием. — Пещеру Оророины?
— Нет, но в этой тоже много старинных предметов. Я взял сумку со свиной головой — единственное воспоминание о ночном приключении — и с безразличным видом шагнул к двери.
— Если до утра передумаешь, пойди к дому Рапу и вызови Билла. А я поехал в Анакену.
И я, усталый и подавленный, побрел к джипу, где меня терпеливо ожидал фотограф, а расстроенный бургомистр стоял в дверях и проклинал своего двоюродного брата.
Едва мы уехали, как злополучный дон Педро отправился к домику Рапу, разбудил Билла и вызвался тотчас проводить его в настоящую пещеру. Но Билл хотел спать и был крепко зол на бургомистра, и когда он к тому же услышал, что мы с фотографом вернулись в Анакену, то наотрез отказался куда-либо идти.
И побрел бургомистр уже перед самым рассветом не солоно хлебавши домой.
Приблизительно в это же время штурман Санне вышел из воды на берег неподалеку от лепрозория. Старик не велел ему пользоваться лодкой, и пришлось штурману при звездах вплавь добираться до голого лавового островка, где он, руководствуясь указаниями пасхальца, обнаружил два склепа. В одном из них и впрямь лежала мертвая голова с очень тонкими совершенно рыжими волосами. Одна прядь сбоку отстала, он спрятал ее в мешочек и захватил с собой.
