Пьер Лоти - Остров Рапа-Нуи

Пьер Лоти

ОСТРОВ РАПА-НУИ

Среди Великого океана, в той его части, где никто никогда не проезжает, лежит таинственный и уединенный остров; по соседству с ним нет никакой земли и на восемьсот лье кругом — безграничное, пустынное и зыбкое пространство. На нем высится много больших чудовищных статуй — работа неизвестного племени, теперь или выродившегося, или бесследно исчезнувшего; прошлое его осталось загадкой. В годы своей первой молодости, в один из бурных и пасмурных дней я причалил к нему на парусном фрегате; он произвел на меня впечатление страны наполовину фантастической — страны грез.

В своем гардемаринском дневнике я помечал тогда день за днем свои впечатления, нужно сознаться, весьма несвязно и наивно.

Этот-то детский дневник я и привожу теперь, стараясь придать ему недостающую точность.

3 января 1872 г.

В девять часов утра зоркий глаз замечает землю: на северо-западе неясно вырисовывается силуэт острова Рапа-Нуи. Однако, расстояние до него еще настолько велико, что, несмотря на скорость, которую нам сообщает пассат, мы будем на нем только к вечеру.

Уже несколько дней прошло с тех пор, как мы оставили обычные маршруты, по которым следуют корабли чрез Тихий океан, чтобы заехать сюда, так как Рапа-Нуи лежит вне всякого пути. Его открыли случайно, и редкие мореплаватели, которые время от времени посещали его, в своих рассказах о нем противоречили друга другу. Население, происхождение которого покрыто непроницаемой тайной, по неизвестным причинам мало-помалу вымирает и теперь там остается, как нам говорили, только несколько дюжин дикарей, голодных и робких, питающихся только кореньями; вскоре среди уединенного моря настанет полное уединение и здесь, так что единственными стражами на острове окажутся гигантские статуи. На этом острове нет ничего; на нем нельзя сделать даже запаса пресной воды; к тому же, буруны и подводные рифы часто не позволяют подойти к его берегу. Мы, однако, отправились, во-первых, с целью осмотреть его, а во-вторых, взять с него одну из древних каменных статуй, которую наш адмирал хотел увезти во Францию.

Медленно приближается и вырисовывается чудный остров; под небом, омраченным тучами, мы видим красноватые кратеры и угрюмые скалы. Дует сильный ветер, и море покрывается белой пеной.

Западный берег о-ва Пасхи.

Рапа-Нуи — прозвище, данное туземцами этому острову, и мне чудится в самом созвучии слов какая-то печаль, дикость и мрак. О мраке ли времен, мраке ли происхождения или мраке небес, — неизвестно, о каком мраке тут идет речь; верно только то, что черные тучи, в которые облеклась страна при встрече нас, вполне отвечают моему воображению.

Наконец, в четыре часа пополудни, под защитой острова, в бухте, где некогда останавливался Кук, наш фрегат опустил паруса и бросил якорь. Тогда от пустынного острова отделились пироги и под яростным ветром направились к нам. Вот даже род вельбота; на нем с Рапа-Нуи подъезжает к нам похожий на европейца господин в шляпе и пальто; я теряюсь в соображениях и разочаровываюсь.

Посетитель поднимается на борт; это — пожилой датчанин, личность совсем неожиданная.

Три года тому назад, — рассказывал он нам, — одна из шхун, которые возят в Америку перламутр и жемчуга, сделала крюк в двести лье, чтобы здесь высадить его. С того времени этот старый авантюрист живет среди туземцев, будучи так же отдален от нашего мира, как если бы его резиденцией была луна. Одним американским плантатором было поручено ему акклиматизировать на острове ямс и нежные пататы, с расчетом на будущее время развести плантации их в безграничном количестве, но план не удался; здесь ничто не растет, а дикари отказываются работать. По его словам, их осталось всего триста-четыреста человек; сгруппировались они, по большей части, вокруг этой бухты, в которой мы остановились на якоре, тогда как остальное пространство острова или превратилось в пустыню, или близко к тому. Сам датчанин живет в найденном им здесь каменном доме, в котором он переделал только крышу; когда-то это был дом миссионера-француза, так как в продолжение нескольких лет на Рапа-Нуи были миссионеры, но они или поразъехались, или перемерли, снова предоставив население покровительству его кумиров и идолов.

Во время нашего разговора я услыхал позади себя легкие прыжки и обернулся в ту сторону; смотрю: один из гребцов датчанина, молодой дикарь, осмелился уже добраться до борта. О! какое поразительно тощее лицо с маленьким, клювообразным носом и слишком близко отстоящими один от другого, очень большими блуждающими и печальными глазами! Он весь голый, очень стройный и мускулистый; его медно-красная кожа покрыта тонкой синей татуировкой, а волосы — тоже красные, окрашены краской и связаны на самой маковке головы, в виде хохла, стебельками скабиозы. Он блуждает по нам своими слишком широко раскрытыми глазами. Во всей его фигуре — прелесть чертенка или домового.

— А что статуи? — спросили мы у датчанина, старого Робинзона.

— Ах, статуи! Их есть два сорта. Во-первых, береговые; все эти повалены и разбиты; они здесь, поблизости, в окрестностях этой бухты. Во-вторых, страшные статуи различных времен и типов, которые еще стоят до сих пор там, на том склоне острова — в глубоком уединении, куда никто больше уже не заглядывает.

Дикарь с красным хохлом постепенно привыкает к нам. Чтобы нам понравиться, он начинает петь, танцевать. Он — один из тех, которых некогда миссионеры окрестили, и называется Петеро (Петр). Ветер, к сумеркам постепенно возрастающий, далеко разносит его меланхолическую песню и треплет его волосы.

Другие дикари, однако, настолько робки, что не хотят приблизиться к нам. Тем временем их пироги окружают нас: волны сильно качают их и обдают пеной и брызгами. Показывая свои голые члены, они знаками просят у матросов одежды, в обмен за которую предлагают свои весла, копья, деревянных и каменных идолов. К нам стеклось все население, наивно возбужденное нашим присутствием. В бухте море начинает сильно волноваться. Между тем, наступает ночь.

4 января.

Теперь пять часов утра; день настает медленно, под густой завесой серых туч. Я с двумя товарищами-гардемаринами, жаждущими, подобно мне, ступить ногой на чудесный остров, плывем на доверенном нам вельботе к еще темному берегу. Адмирал, потешаясь над нашей торопливостью, дал каждому из нас особое поручение: найти фарватер и удобное место для высадки, отыскать большую статую и настрелять ему кроликов к завтраку.