Путешествие в Талех - Валентин Петрович Городнов
СНАИ интересовало прежде всего наших экономистов и социологов. Еще в Москве были разработаны детальные социологические анкеты, которые предстояло теперь распространить среди рабочих и служащих предприятия.
В Джохере нас встретил генеральный директор СНАИ, который и рассказал историю завода.
Сахарный завод вместе с плантациями занимает большую территорию — десять тысяч га. Он является, по выражению директора, «промышленным сердцем» Сомали. В его цехах и на плантациях трудятся свыше четырех тысяч рабочих и трехсот служащих. Помимо основной продукции — сахара — завод выпускает моющие средства, парфюмерные изделия, технический и пищевой спирт. После национализации завода и резкого сокращения штатов иностранных специалистов недруги революционного режима предрекали быстрый развал всего производства. Участились случаи саботажа и прямой диверсии — время от времени на дальних плантациях полыхал огонь, — устраивались поджоги сахарного тростника. Пришлось создать специальную военизированную бригаду для охраны завода и плантаций.
Однако сомалийские специалисты, среди которых немало выпускников советских вузов, оказались на высоте. Они не только обеспечили бесперебойность производства, но и добились того, что СНАИ стало первым в стране рентабельным государственным предприятием.
Трудно переоценить значение СНАИ в экономической жизни страны. Оно не только дает работу тысячам сомалийских тружеников и приносит доход государству; просительные каналы, дающие влагу сахарным плантациям, являются спасением и для кочевников-скотоводов, использующих их в качестве водопоя.
За время работы на предприятии у нас появилось много друзей. Незаменимым помощником стал управляющий сельскохозяйственным отделом СНАИ Джама Херси, окончивший в Москве Университет дружбы народов им. П. Лумумбы. В один из вечеров Джама заехал к нам.
— Хотите посмотреть, как готовится плантация для рубки тростника? — спросил он. — Собирайтесь, едем!
Плантации сахарного тростника разбросаны на больших расстояниях, и мы долго ехали по незнакомым дорогам, пока не увидели на темном горизонте зарево пожара. Заметив встревоженное выражение наших лиц, Джама, который вел машину, заулыбался.
— Не беспокойтесь, это не поджог. Просто рабочие сжигают сухие листья с тростника. Так его легче и удобнее рубить.
Подъехав к горящей плантации, мы поняли, в чем дело. Когда тростник полностью созревает, на его стеблях остаются желтые высохшие листья. Листья необходимо срубать, прежде чем отправить тростник на завод. Рабочие же, используя благоприятный момент, просто поджигают листья, и огонь моментально слизывает их, оставляя в целости сам стебель. Конечно, для этого требуется известная сноровка, чтобы огонь не сжег сам стебель и не перекинулся на соседние плантации, где тростник мог еще не вполне созреть. После сжигания голые стебли срубают специальными ножами под корень, связывают в большие вязанки и грузят на вагонетки. Маленький локомотивчик доставляет их по узкоколейке прямо на завод. Кстати, узкоколейка Джохерского завода — единственная железная дорога в Сомали.
Вернувшись на территорию завода, мы узнали, что нас ожидает гость. Им оказался высокий старик, внешность которого выдавала в нем человека не простого.
— Добрый вечер! Меня зовут Мохамед Дади, — представился старик.
Из разговора выяснилось, что Мохамед Дади очень интересный и полезный для нас собеседник. Ему семьдесят лет. В свое время он был султаном племени арусси, населяющего соседние с Сомали области Эфиопии. Семь лет назад он переселился с некоторыми членами этого племени в Сомали и основал здесь кооператив, деятельность которого регулировалась традиционным договорным правом. Сейчас в кооперативе насчитывается триста членов. Представляла интерес и биография самого Мохамеда Дади. Мало того, что он был султаном арусси (а нам впервые пришлось видеть живого султана, пусть бывшего), в молодости Мохамед Дади участвовал в движении под руководством Мохаммеда Хасана, и был не простым дервишом, а знал Хасана лично, и в довершение ко всему участвовал в перенесении праха Хасана, чтобы спасти его останки от надругательства англичан.
— Надеюсь, эти сведения будут вам интересны. Узнал, что вы изучаете историю Сомали, вот и пришел.
Мы искренне поблагодарили нашего гостя за его бескорыстное желание помочь в наших изысканиях.
Закончив работу в Джохере, мы поздно вечером возвращались в Могадишо. По пути наше внимание то и дело привлекали пешеходы, которые в полной темноте сомалийской ночи шли вдоль дороги, видимо возвращаясь домой. Нас удивило, что ни один из них не пользовался фонариком, чтобы освещать себе путь, хотя фонарь можно было купить в любой лавке. Шофер Ахмед объяснил нам причину этого:
— У нас, сомалийцев, существует такой обычай: нельзя освещать фонариком лицо встречного человека. Это рассматривается как оскорбление, все равно что ударить человека по лицу. Поэтому предпочитают ночью ходить без фонаря, чтобы случайно не осветить идущего навстречу.
Эта информация очень пригодилась нам впоследствии в путешествии по Сомали.
И вот мы снова едем в аэропорт. С нами ау Джама, Саид и лейтенант Ахмед Хаши, который будет сопровождать нас в поездке по северу. Мы уже называем себя «северным отрядом». Остальные трое членов экспедиции — «южане» — провожают нас. Они через некоторое время выедут (или вылетят) на юг в Кисмаю, а потом присоединятся к нам в Харгейсе.
На летном поле стоит ДС-3, около него толпа провожающих и пассажиров. Это специальный рейс, а следовательно, все формальности сведены к минимуму. Экипаж явно недоволен обилием экспедиционного багажа. «Взвесить!» — велено нам категорически.
Пришлось прибегнуть к хитрости, да простят нам это сомалийские друзья. Воспользовавшись суматохой, мы, минуя весы, втащили в самолет несколько самых тяжелых вещей. На весы же положили громоздкие, но более легкие раскладушки и спальные мешки.
Когда мы благополучно разместились в самолете и моторы заработали, ау Джама начал что-то шептать — молился или произносил заклинания. Как оказалось потом — не зря. Примерно через три часа полета — а всего он продолжался без малого четыре часа — самолет сильно тряхнуло, и поднялась какая-то осторожная суета среди экипажа. Только в конце маршрута на аэродроме Харгейсы мы узнали, в чем было дело: от тряски выскочила плохо завинченная пробка бензобака. Все обошлось благополучно, аварии не было, но кое-кто, наверное, получил взыскание.
Итак, мы уже на севере и до Талеха — рукой подать: всего «каких-то» девятьсот-тысяча километров полупустыни, состоящей из песка и камня.
В ХАРГЕЙСЕ
Уже на аэродроме Харгейсы сразу же ощущаем, насколько климат здесь лучше, чем в Могадишо, во всяком случае для нас. Там — жарко и влажно. Здесь же, на высоте 1483 метров над уровнем моря, в начале
