Сергей Шлахтер - Звезда, зовущая вдали
— Кумик, прошу тебя, пройди первым и подготовь их. Мне стыдно, да и не хочу никого испугать.
Лицо шумера было таким бледным, что можно было опасаться, как бы он не умер на самом пороге родного дома подобно Нафо. Приказав Оя не спускать с товарища глаз, финикиец постучал в окованную железом низкую калитку. Стук пришлось повторить несколько раз, и каждый удар отдавался молотом в груди блудного сына. Затем калитка без скрипа приоткрылась, и женщина удивленно уставилась на нарядного гостя. Чувствовалось, что в молодости она была красивой, но сейчас ее накрыла преждевременная старость. Кумик вежливо приветствовал хозяйку и спросил, не здесь ли живет мастер Хотур, к нему есть важное дело. Женщина пригласила гостя пройти в маленькую беседку в углу сада, а сама заспешила к кузнице. Удары молотов продолжались еще минут десять, хозяин то ли не хотел останавливать ответственную работу, то ли показывал гостю свою солидность. Затем хозяйка попросила Кумика немного подождать, а сама достала из колодца ведро воды и опять пошла к кузнице.
Наконец, появился и мастер, приземистый и такой широкоплечий, что казался квадратным. Издалека кивнув гостю, он принялся неторопливо умываться, затем дал жене какую-то команду, а сам пошел к беседке. И лицом, и поступью сын очень напоминал отца. Обменявшись приветствиями, они принялись за прохладительное питье, принесенное хозяйкой. Кузнец сделал жене знак удалиться, но Кумик попросил ее остаться, чему любопытная женщина была очень рада. Хозяин же недовольно спросил:
— А у вас всегда жен посвящают в деловые вопросы?
— Я пришел не с заказом, а по вашему семейному делу.
Недоумение на лицах обоих было так велико, что стало ясно: о сыне, как члене семьи, здесь перестали думать. Правильно сделал Гато, что не вошел без предупреждения.
— Я пришел с вестями о вашем сыне, Гатори.
Солидность мгновенно слетела с кузнеца, он вместе с женой буквально вцепился в одежду гостя.
— Тебе что-нибудь известно? Он жив? Он на свободе? Он где? — посыпались вопросы, прерываемые всхлипываниями матери. — Говори скорей, не мучай нас.
— Жив, жив. Он в той несчастной битве попал в плен и стал рабом в далекой стране Та-Кемт, в Африке.
— Мой сын — раб, — прошептал мастер. — Вот она, цена неповиновения родителям. Но скажи, чужеземец, нельзя ли выкупить его из плена? Я готов продать последнюю рубашку…
— В этом нет нужды. Когда я встретил Гатори в Африке, он уже добился освобождения.
Мать сорвалась с места и принялась рыдающим голосом звать невестку. Молодая женщина появилась с подозрительной быстротой, явно была рядом, интересуясь происходящим. Узнав суть дела, она схватилась за горло, чтобы не закричать. Красивое лицо ее скривилось на сторону.
— Но ведь ты здесь, — спохватился отец. — Скажи, почтенный купец, почему ты не взял его с собой? Я бы оплатил тебе расходы сторицей! Я ведь все надежды возлагал только на него, он же из всех детей у нас один выжил.
Кумик впервые улыбнулся.
— Я взял его с собой, привез на корабле в Азию. Уже совсем близок час, когда вы обнимете своего Гатори.
Слушатели совершенно остолбенели, онемели. Лишь в глазах читался мучительный вопрос: когда именно? Финикиец почувствовал, что подготовка окончена, больше мучить этих славных людей незачем.
— Ваш сын сегодня прибыл вместе со мной в Урук, он сейчас стоит возле вашей калитки, не смея войти.
Отец даже налился кровью от негодования и буквально зарычал:
— Если ты пришел посмеяться над нашим горем…
Но гость уже направился быстрым шагом к калитке, отворил ее, позвал товарища по странствиям. Прошла минута, финикиец даже испугался, не случилось ли чего, не сбежал ли Гато — тогда быть беде. Но вот в просвете калитки показался нарядно одетый, согнутый в поясном поклоне, с шапкой в руках, блудный сын, за ним — Оя с подарками. Гато вступил на дорожку, бросил шапку, опустился на колени и протянул руки к родным. Родители наперегонки кинулись к давно потерянному сыну, а Нефире вне себя метнулась назад, в дом. Там женщина подхватила на руки играющего сынишку, побежала к выходу, затем опять назад, к небольшому зеркалу, сбросила накидку и торопливо привела в порядок волосы. После этого она устремилась к долгожданному мужу, в гибель которого так и не верила, забыв о накидке и о посторонних людях во дворе.[74] Там Гато уже стоял на ногах, мать висела у него на шее. Опомнившийся отец же боролся между несказанной радостью и глубокой обидой на строптивца и сжимал воротник сыновнего плаща. Нефире остановилась рядом, сотрясаемая мелкой дрожью, мальчик заплакал, блудный сын протянул свободную от матери руку, и теперь уже все пятеро слились в один шумный клубок.
Кумик потянул сирийца за рукав, тот поставил подарки на дорожку, и оба тихонько вышли за калитку, чувствуя себя уже лишними. Между тем со стороны переулка приближались быстрым шагом несколько мужчин, заглядывая во все ворота и что-то крича. Видимо, дядя Оло недолго хранил секрет. Уже в переулке слышались женские возгласы, из калиток и ворот выскакивали соседи. Никто не обратил внимания на двоих чужеземцев. А дальше, на улице, мимо друзей, чуть не сбив обоих, пробежал хромающий дюжий молодец. Кумик проводил его озабоченным взглядом: кажется, вернулся давний противник Гато, и тому предстоит серьезный кулачный бой.
Друзьям было невесело, а ведь теперь они впервые твердо знали, что хотя бы один из вырвавшихся из рабства упрямцев благополучно достиг дома, живым и здоровым; он теперь пойдет по жизни своим, отдельным путем. А остальным еще предстоит дальний путь, и кто знает, всем ли суждено вернуться. Не хотелось оставаться на чужом празднике, обоих тянуло скорее вернуться на базарную площадь, где сейчас находились восемнадцать верных товарищей.
А в дворике Хотура творилось нечто невообразимое, толпились знакомые и просто любопытные, все шумели, поздравляли родных, многие обнимали Гато. А он, в свою очередь, кланялся, благодарил за сочувствие, приглашал всех прийти завтра вечером, а сегодня позволить побыть в кругу семьи, посетить храм, принести искупительные и благодарственные молитвы. Все поддакивали, но никто не уходил. А тут еще подскочил Рифат, сбросил хитон и дал виновнику торжества здорового тумака, вызывая на кулачный бой. Все расступились, никто не пытался остановить соперников. Но Гато в плену изучил несколько приемов рукопашного боя, незнакомых противнику. Рифат выбросил вперед здоровый кулак, а противник легко увернулся, захватил одной рукой запястье, а другой — плечо соперника, повернулся на месте и поддал боком. Тело Рифата кувыркнулось в воздухе, упало на дорожку, и вот уже Гато сидел верхом, выкручивая до предела руку взвывшего от боли соперника.
