Льюис Котлоу - Занзабуку
Много лет никто не снимал охоту масаев на львов, а на цветной пленке, насколько мне известно, эта сцена вообще еще не была запечатлена. Поэтому во время путешествия 1946 года я хотел обязательно заснять ее. Это, конечно, было рискованным делом — если льву удастся прорвать кольцо охотников, он, израненный и преисполненный ярости и отчаяния, бывает опасен, как никогда. А мне, чтобы получить хорошие кадры, придется подойти вплотную к месту схватки, и лев в несколько прыжков может очутиться на мне. В конце концов я решил пригласить для страховки профессионального белого охотника.
Но я зря беспокоился: колониальные власти не дали мне разрешения на съемку охоты масаев на льва. В Кении почти у всех масаев оружие отобрано, и власти не пожелали вернуть его африканцам даже на несколько дней съемки. В Танганьике в некоторых селениях у масаев еще сохранились копья и щиты, но и там власти посылают для истребления угрожающих стадам львов белых охотников с винтовками. Отдельные группы масаев все еще поддерживают старинный обычай и продолжают по-старому охотиться на своего кровного врага симбу, однако власти вежливо, но твердо отказали мне в просьбе.
В 1954 году я больше надеялся на успех: меня уже лучше знали в административных кругах, и никто не сомневался, что я хочу лишь заснять подлинную сцену охоты. Кроме того, у меня появились влиятельные друзья, способные оказать мне поддержку. Поэтому чиновники в Кении и Танганьике, и ранее встречавшие меня дружелюбно и оказавшие мне содействие, во время моего третьего африканского путешествия были со мной еще более любезны и всегда готовы помочь. Но разрешения заснять охоту масаев на льва я так и не смог получить, хотя в течение всего пребывания в Африке в 1954–1955 годах настойчиво добивался его, пустив в ход все известные мне дипломатические уловки. Мне даже не разрешили поехать в Нарок — район, где разбросано много деревень масаев и обитает много львов. Я обещал ограничиться лишь съемкой танцев масаев, но мне твердо ответили, что Нарок — закрытая область.
Впервые заснять масаев мне удалось лишь в Танганьике. В Мондали, примерно в пятидесяти милях от Аруши, я заснял сцену, даже более волнующую, чем охота на льва, которую мне так и не удалось сфотографировать.
Чиновник окружной администрации Рилей нашел мне переводчика-масая, и я пошел с ним в африканский крааль. Оттуда разослали гонцов к трем вождям масаев с просьбой прийти с воинами к этому краалю для съемок. И вот с трех сторон появились воины. Их пришло раз в десять больше, чем мне было нужно. Это были стройные, высокие мораны с гордой осанкой, большими щитами и длинными тонкими копьями.
Я хотел заснять танцы масаев. В 1946 году мне уже удалось сфотографировать отдельные пляски, но тогда танцоры были без щитов и с дубинками вместо копий. Теперь я мог снять настоящий танец воинов. Масаи казались настроенными дружелюбно, со мной были два опытных оператора, и кадры должны были получиться превосходными.
Из музыкальных инструментов мораны принесли только барабаны. Но зато они звучали без перерыва, и их бой буквально гипнотизировал. Танцоры все больше возбуждались, они самозабвенно махали руками, кричали и с силой откидывали головы назад. Глаза танцоров сверкали буйным огнем, и я невольно вспомнил рассказы о том, как сильно иногда действуют на моран военные пляски. Там, где у масаев отобрано оружие, нередко один вид щита или копья портит им настроение…
Мне хотелось передать в фильме чувства, волнующие танцоров, но я боялся неудачи: масаи плясали кучкой, и зрители увидели бы только па танца, сами по себе не очень красивые, и не поняли бы эмоций, вложенных в каждое движение.
И тут меня осенила одна идея. А что, если отобрать несколько воинов и попросить их, не сбиваясь в кучу, разыграть какую-нибудь сцену, которая не хуже танца пробудит их воинственный дух? Тогда мы получим великолепные кадры! Вероятно, инсценировка атаки на воображаемого врага будет именно тем, что мне нужно! Подозвав переводчика, я спросил вождей, не будет ли вид моранов, бегущих на врага, высоко подняв копья, противоречить действительности? Нападают ли масаи на противника таким образом? Вожди с улыбкой уверили меня, что картина будет полностью достоверной, и окружавшие нас мораны поддержали их.
Мы выбрали низкий холм и поместили операторов на равнине в пятидесяти ярдах от него. Воины должны были спрятаться за холмом, затем по сигналу взбежать на его гребень и с воинственным кличем, размахивая копьями, ринуться оттуда вниз прямо на операторов, как будто на своих заклятых врагов. Для съемки я отобрал десять лучших воинов, чьи глаза особенно сверкали во время танца. Они одобрили наш замысел и, казалось, обрадовались ему. Остальные масаи во главе с вождями выстроились в одну шеренгу вдоль пути атакующих, но вне поля зрения объективов аппаратов.
Отобранные воины поднялись на холм и скрылись из виду. Я подошел к операторам, убедился, что все готово, и подал условленный сигнал, который передали десяти моранам. Раздался воинственный клич, и операторы поспешили включить аппараты. Внезапно на холме появились воины, мчавшиеся с огромной скоростью. Они держали перед собой щиты и размахивали высоко поднятыми копьями. Это была волнующая сцена, и я пришел в восторг.
Прямо на нас бежали два или три морана, за ними — остальные. Вот до них осталось сорок ярдов, тридцать, двадцать — я уже ясно видел грозное выражение лиц передовых воинов и огоньки веселой ярости, плясавшие в их глазах. И вдруг мне показалось, что бегущий первым больше не «играет». Может быть, он действительно мчится на врага и собирается пронзить копьем меня или одного из операторов?
Я окаменел от страха, да и все равно при всем желании не успел бы увернуться. Нас спасли масаи, не принимавшие участия в представлении. Когда атакующим оставалось пробежать не более десяти ярдов, несколько масаев бросились на первых двух воинов и опрокинули их на землю.
«Дэйв, не забывай крутить!» — крикнул я Мэзону, и он поспешно повернул свой аппарат и направил его объектив на груду переплетшихся тел.
Мы не сразу оправились от страха. Вожди удивились нашему испугу: они считали, что мы понимаем чувства масаев, которые не могут и не желают смирить навсегда свой воинственный дух только в угоду колониальным властям.
Несколькими месяцами позже, рассказывая об этом инциденте, я в свою очередь услышал о подобном же случае, происшедшем во время съемок в Африке картины «Копи царя Соломона»[22]. Когда масаи инсценировали атаку, один из операторов бросил аппарат и в ужасе бежал от грозных воинов. Я бы очень хотел, чтобы операторы и фотографы перестали просить масаев исполнять сцены, напоминающие им о их славном прошлом.
