Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья
Как странны были входы в такие туннели! Они походили на широко распахнутые гроты с причудливо лепными потолками, словно состоящими из пчелиных сот. Ячейки разделялись выступающими ледяными гребешками. Как такие гребешки образовались?
Снег в лавинном выносе неоднороден. Это не только снежная пыль, но и масса слипшихся, смерзшихся снежных глыб и комьев. Плоскости смерзания этих глыб пронизывают все тело лавинного выноса как бы сетью оледеневших перегородок. Ребра этих перегородок тают медленнее, чем снег комьев, вот и вытаивают в виде сети гребешков. Отсюда и мозаичный вид лепки туннельных потолков.
Осторожно преодолеваем завалы. Как знать, где под этой многометровой толщей снега прячется река и не провалится ли под нами свод туннеля? Такие провалы мы уже видим: черные колодцы среди снега.
Лавинное царство. Какой же артиллерийский грохот стоял здесь, когда массы снега рушились в Уруштен, Заодно воображаю, каково было проходить здесь Мало-Лабинскому отряду генерала Граббе. Ведь именно здесь он первым пробивался к Красной Поляне - Кбаадэ в 1864 году, и было это совсем ранней для таких высот весной - в мае. Володя с Сашей и лошадь с вьюком почему-то отстали. Иду впереди, торопясь скорее выйти к Холодному лагерю, к первому совсем знакомому месту на этом маршруте.
Еще один бугор... Сейчас я увижу площадку лагеря... Взглядываю и инстинктивно приседаю, прячусь. Наташа подбегает пригнувшись, и мы не дыша выглядываем из-за пригорка.
Перед нами на фоне оранжевого закатного неба, как статуя, красуется великолепный олень. Он стоит, гордый и трепетный, на лужайке среди снежных пятен. Стоит как хозяин, как властелин. В талых лужицах у его копыт отражаются отсветы зари. Он уже почуял шум или запах и встревоженно смотрит в нашу сторону.
Как хочется поделиться друг с другом радостью, а надо молчать. Зато руки встретились, и их пожатие было как поздравление, как взаимная благодарность... Наш олень!
Он недовольно топает копытом, разбрызгивая оранжевую лужицу, своенравно закидывает голову и делает несколько прыжков. Еще раз всматривается в нашу сторону и, уверившись, что тут не все благополучно, с достоинством уходит в криволесье. Видение исчезло.
ПЯТЬ МЕДВЕДЕЙ
Нас предупреждали, что Холодный лагерь сожжен туристами, не потушившими очага при уходе. Поэтому сегодня первый раз ставим свою палатку.
Любуемся световыми чудесами псеашхинского заката. Куполовидный снежничек на гребне трапеции меркнет последним и, наверное, первым загорится завтра в утреннем свете солнца.
Вечер в палатке. Погашена свечка. Мы забрались в свои одеяла-мешки. Мирно посапывать через минуту, после того как лег, начал один Саша. Мы с Наташей вспоминаем оленя, а Володя спугнутого им в этот же день кабана...
Окружающий нас мир и ночью полон голосами живых существ. Отчетливо, с подвыванием кричит сова. Раздается визгливо отрывистый речитатив еще какой-то птицы. Совсем рядом за стенкой палатки попискивают мыши.
Что-то шуршит в кустах и в подступающей ко входу в палатку траве. Кажется, мы различаем даже дыхание и почавкивание навестившего нас существа. Кто это? Барсук? Куница?
Володе надоело прислушиваться, и он неожиданно громко шипит и фыркает. Сразу слышим, что неведомый гость шмыгнул в кусты.
Наташа обиженно шепчет:
- Володька, зачем ты его? Добрый теплый зверик, пусть бы к нам в палатку залез. Он бы понял, что мы его не тронем, приласкался бы...
Володя ворчливо басит:
- Ну его. Блох напустит.
...Хорошо просыпаться в палатке под отяжелевшей от росы крышей, выскакивать в обжигающую свежесть утра, умываться ледяным хрусталем, раздувать уцелевшие в золе угольки от вчерашнего костра.
Помогаем Саше навьючить лошадь. Перед нами спуск к кладке через речку Холодную. Вдруг Володя тихо и коротко вскрикивает:
- Тише, медведи!
Глядим прямо с места ночлега через долину. До ее противоположного склона метров двести. Там луга чередуются с криволесьем, а по лощинкам еще лежат полосы недотаявшего снега.
- Вон, вон, смотрите, на снегу!
Вниз по снегу катятся два темных мячика, вылетают на траву и превращаются в бурые пятнышки. Они поднимаются вверх по траве вдоль края снега метров на двенадцать, затем переходят на снег и вновь катятся вниз. Наташа уже поймала их в бинокль и шепчет нам:
- Это медвежата. Они катаются по снегу с горки, как ребятишки!
Впиваюсь в бинокль - действительно, два медвежонка лихо катятся по снегу, вылетают внизу на траву, с разгону перекувыркиваются, отряхиваются, а потом с деловитым видом лезут по траве вверх, переваливаясь на всех четырех.
Так, так, милые! Люби кататься, люби и саночки возить!
Саша раньше нас понимает, что неподалеку от медвежат должна быть и мать, шарит глазами и говорит:
- А вон и маманька!
Правее метрах в пятидесяти в кустах замечаем более крупного зверя. Он шевелится и... Да это же не один, это сразу два медведя рядом. Тут маманька с папанькой!
Когда Наташа рассмотрела под соседним кустом еще одного, видимо, более пожилого медведя (дедушку или бабушку?), мы просто не верили своим глазам. В какое же звериное царство мы попали, если можем прямо с места своего ночлега видеть одновременно пять медведей! Нам не поверят, когда мы об этом будем рассказывать, скажут - преувеличиваем.
Нет, не хвастался краевед Старк, встречавший в восьмидесятых годах на Псеашхо (в Озерной долине Дзитаку) одновременно до двенадцати медведей. Правду рассказывал и Ян Нахкур, убивавший в день до девяти мишек.
Достаточно полгода не ходить по тропе, и вот как перестают звери ее бояться. Это на самой торной, на главной трассе заповедника! На участке, где я уже столько раз ночевал, не подозревая, что совсем близко могут жить звери!
Саша оглядывается, смотрит на лугово-скальный склон хребта Дзитаку, видный прямо над лагерем, и меланхолически заявляет.
- А вон туры...
- Что? Еще и туры?
Бинокль помогает рассмотреть целый табунок туров - мы насчитываем пятнадцать светло-бурых пятнышек, ползающих по зеленому склону, точно тля.
Саша добавляет:
- Я их еще вчера видал.
- Что же ты ничего нам не сказал?
- А чего интересного, когда так далеко?
- Чудак, ты нам всегда говори, когда зверя заметишь. А почему ты думаешь, что это они же?
- А они завсегда здесь. И куда они денутся, им тут пастись и пастись.
И верно, ведь перед нами огромный склон, покрытый лугами. Зачем и куда переселяться этому табуну? Значит, и в прошлые свои посещения Холодного лагеря я мог бы также видеть этих туров. Они всегда тут!
Нам пора, а наша тропа идет прямо в царство Медведей. Не ждать же, пока медвежатам надоест кататься. Кстати, нас, если считать лошадь, пятеро, как и медведей. Саша берет под уздцы навьюченную Машку, и мы начинаем спускаться. Лошадь еще не догадывается о их присутствии, а медведи уже замечают нашу процессию. Первыми бросаются в кусты два взрослых. Потом один из них вероятно, мать - выбегает и, видимо, пугает на своем языке детишек. Они мячиками последний раз скатываются по снегу и молниеносно ушмыгивают в кусты. Последним поднимается старший, обеспокоенно тычется вправо, влево, а потом, тряхнув всей тушей вбок, тоже скрывается в чаще.
