Льюис Котлоу - Занзабуку
Сонная болезнь излечима, но обращаться к врачу следует, не дожидаясь, пока она разовьется в полную силу. От малярии можно уберечься, если вести себя осмотрительно и ежедневно принимать положенное число таблеток хинина.
Клещи всегда могут внедриться в кожу между пальцами ног. Но если на вас добротные ботинки и вы регулярно моете ноги, эти меры предосторожности все же значительно уменьшают опасность. Ко мне клещи не привязывались ни разу. И вообще я ни разу не болел, путешествуя по Африке, хотя побывал во всех ее природных зонах и нередко помногу дней обходился без проточной воды.
Я видел в Африке немало змей, но ни разу не был укушен. Очень опасна черная мамба Итури, кобра кратера Нгоронгоро и многие другие змеи. Но всех их почти невозможно снимать на воле.
Большинство змей прячется в местах, где для съемки недостаточно света, и если они не двигаются, защитная окраска делает их незаметными. А потревоженная змея исчезает из виду в мгновение ока. По-моему, хорошим «киноактером» может быть лишь огромный питон, но до путешествия 1954–1955 годов я не встречал человека, так хорошо знающего повадки змей, как Аллан Тарлтон.
Аллан принадлежал к числу редко встречающихся любителей змей. Племянник Лесли Тарлтона — прославленного профессионального белого охотника Восточной Африки, сопровождавшего Теодора Рузвельта во время его известной охотничьей экспедиции, Аллан и сам несколько десятков лет считался одним из лучших охотников Африки. Тем более удивительна его любовь к змеям, которых другие знакомые мне охотники не переносили. Например, Кэрр Хартли, не боявшийся ни одного животного и друживший с гиеной и носорогом, чувствовал к змеям такое отвращение, что был вынужден уступить другому человеку весь «змеиный бизнес».
Более тридцати лет Аллан Тарлтон имел дело со змеями, и в его питомнике, где иногда жило одновременно несколько сот змей, побывали все африканские виды этих пресмыкающихся. Он считал, что из-за своего отвращения к змеям люди очень мало знают о них. По его словам, змеи прекрасно чувствуют себя в неволе, быстро привыкают к человеку, и в питомнике Аллана было приручено немало змей. Конечно, он не забывал об осторожности, возясь со своими любимцами, и они кусали его десятки раз, но, к счастью, он ни разу не был укушен коброй, мамбо или родственными им змеями, действие яда которых еще не научились обезвреживать.
Наиболее смертоносна, по словам Тарлтона, кобра, яд которой столь губителен, что человек, получивший «полную дозу» его, обречен. Нервные центры коры больших полушарий мгновенно охватывает паралич, и человек погибает, хотя его сердце из-за мощного возбуждающего действия яда продолжает работать еще около получаса.
Любовь Тарлтона к змеям зародилась у него еще в детстве. Со временем «змеиный бизнес» стал давать ему больше дохода, чем его основная профессия охотника на крупную дичь. Услугами Тарлтона пользовались почти все кинокомпании, занимавшиеся съемками в Африке (а в последние годы их было немало). Кроме того, он поставлял из своего питомника яд для научных исследований и изготовления сывороток. Во время Второй мировой войны Тарлтон заведовал государственным питомником, снабжавшим обезвоженным ядом южноафриканский научно-исследовательский институт. На попечении Аллана находилось более трех тысяч змей, которых он лично регулярно «доил». Ежедневно ему приходилось брать яд примерно у четырехсот змей и следить, чтобы каждая постоянно давала одно и то же количество яда той же концентрации.
К концу дня он основательно уставал, и вечерние часы были самыми опасными в его работе, потому что притуплялось внимание и мускулы теряли быстроту реакции. Южноафриканская гадюка могла выскользнуть из его пальцев и вонзить в его руку свои ядовитые зубы. Несмотря на весь свой опыт и осторожность, он был укушен за годы войны девятнадцать раз. Длительная работа со змеями вызвала у Тарлтона своеобразную болезнь — сверхиммунитет. Каждый раз он пил соответствующую сыворотку, и после каждого укуса повышался иммунитет его организма к змеиному яду. С ним происходило то же, что с легендарным королем, который, по преданию, ежедневно принимал все большую и большую дозу мышьяка, пока, наконец, он мог проглотить без вреда для себя количество, достаточное для умерщвления полдюжины обычных людей. Казалось бы, такой сверхиммунитет очень удобен для укротителя змей, но болезнь привела к опасным изменениям в составе крови Аллана. Теперь ему необходимо беречься пчелы или любого другого насекомого, при укусе которого в кровь попадает муравьиная кислота. Если эта кислота попадет в кровь Тарлтона и ее неустойчивое равновесие окажется нарушенным, это приведет к роковым последствиям.
Укус пчелы может убить Тарлтона, но он ухитрился перенести уже три или четыре таких укуса, отделываясь лишь обмороками. Он все время во всеоружии: не расстается со шприцем для подкожных впрыскиваний, жгутом, противоядием и стимуляторами сердечной деятельности. Если его сердце будет биться, пока не кончится губительное действие кислоты, он останется жив.
Так насекомые стали для него гораздо опаснее змей. Семь или восемь лет назад врачи сказали ему, что еще один укус будет для него смертельным. Но это не заставило его отказаться от дружбы со змеями. С тех пор его укусили еще четыре раза, но он утверждает, что чувствует себя не хуже, чем до первого укуса.
Встретив Тарлтона в Аруше, я спросил его, можно ли заснять сцену, где бы участвовали люди и неприрученный питон. Он ответил положительно и добавил, что, вероятно, из всех змей только питон подходит для такой роли. У питона острые зубы и мощные челюсти, но он не ядовит. Напав на свою жертву, питон хватает ее зубами и держит, пока его хвост не обовьется вокруг дерева или камня и он не получит точки опоры. Затем змея обвивается вокруг пойманного животного и душит его, ломая кости. Главное, объяснил мне Тарлтон, не дать питону уцепиться за что-нибудь хвостом, и тогда он не сможет раздавить даже лимон. И конечно, следует опасаться зубов змеи, хотя и неядовитых, но острых.
Он говорил о поимке питона как о самом обычном деле, и я решил, что сам управлюсь со змеей — конечно, не без помощи Аллана. Он подбодрил меня, и мы задумались, как лучше все устроить. Меня смущало одно — питон обычно живет в густой чаще, куда свет почти не проникает. Нам нужно было выманить змею из зарослей на открытое место.
Я сказал Аллану о своем отвращении к фальшивым, подстроенным сценам. Мне нужны были кадры со змеей, ведущей себя естественно. Тарлтон уверил, что, если мы заснимем большого питона на открытом, хорошо освещенном месте, в этом не будет никакой фальши, и объяснил мне свой план. Он поймает в зарослях змею, отнесет ее к раскидистому дереву, одиноко стоящему среди открытой равнины, положит питона на нижнюю ветку и отпустит его. Затем оператор заснимет, как мы нашли и пленили змею. Во всяком случае, к моменту съемки питон будет достаточно раздражен.
