Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

– Да как вам сказать, Николай Петрович, – ответил Хвостов, – здесь, у Баранова, сурово, но с толком, а на том берегу, – он указал на восток, – много хуже: как попало, бесчеловечно и сумасбродно. И отношение к распра­вам различно. Ну, хотя бы этот случай зверского поступка Куликалова: о нем вы услышите на всех островах, а там, – он опять ткнул рукой на восток, – это в порядке вещей и на подобное никто не обращает внимания. Или возьмите случай с утопившимися алеутскими девками – о нем несколько лет говорят, и, конечно, повторять неповадно.

– Это что еще за случай? – спросил Резанов.

– Да все это от незнания местных нравов, – вмешался в разговор Давыдов. – Послал тут один из управляющих десяток девок алеуток в лес за ягодами, да сдуру и при­грозив выпороть их за леность. А те возьми да и утопись в море все до единой. Здешние туземцы, – пояснил он, – порку считают для себя позором, смываемым только смертью обидчика или своей собственной.

– Вот тебе и язычники, дикари! – удивился Резанов. – Да уж дикари ли эти люди с таким чувством человеческого достоинства?

Ужинали в столовой отведенного офицерам дома: пробовали китовое жирное мясо, брезгливо и недовольно фыр­кали. Строгий и подтянутый Хвостов, особенно интересовавшийся состоянием здешнего флота, рассказывал:

– Суда до сих пор строились в Охотске людьми, не имеющими ни малейшего о сем представления, самими промышленными или какими-нибудь корабельными учениками. Они же становились и к штурвалу, прозываясь старовояжными в отличие от новичков, именуемых казарами. Старовояжный идет по затверженному им в прежних вояжах курсу, по приметным местам. Это называется перехватить берег: из Охотска – берегом Камчатки до первого куриль­ского пролива, дальше перехватывают какой-нибудь из пер­вых Алеутских островов и идут вдоль гряды, или, как они говорят, «пробираются по-за огороду». Идут до начала сентября, а потом отыскивают песчаный отлогий берег, вытас­кивают на него судно и зимуют... до самого июля. До Кадьяка, как правило, в один год не добираются, а бывали примеры, что еле доходили на четвертый. Лавировать не умеют, идут только с попутными ветрами или ложатся в дрейф.

На Кадьяке Резанову сообщили о благополучном прибытии «Невы» после отвоевания Ситхи и о том, что Лисянский после зимовки, двадцать дней назад, ушел в Ситху, чтобы оттуда направиться в Кантон, на встречу с «На­деждой».

Резанов заторопился, хотел застать «Неву» еще в Ситхе и потому решил ограничиться здесь лишь самыми необхо­димыми мероприятиями. Больше всего беспокоило духовен­ство. О его жизни на островах Резанов был осведомлен еще в Петербурге, так как прочитал не только все документы, имевшиеся в правлении, но и доносы и письма, посланные в разное время в синод. Привезенного же «Невой» отца Ге­деона он знал по совместному путешествию как робкого, безобидного и недалекого человека.

Выслушав доклад Гедеона, Резанов позвал остальных монахов, Германа и Нектария, и, не подавая руки, строго сказал:

– Вами очень недоволен святейший синод. Господину прокурору его досконально известны все здешние дела: вме­шательство ваше в распоряжения главного правителя, пло­хие, отнюдь не христианские, отношения друг с другом, из рук вон скверная работа по приведению в христианство язычников, по просвещению их и смягчению нравов в духе православной веры, наконец, леность и праздность, коей вы предаетесь. Считаю своим долгом предупредить, что в силу предоставленной мне власти я церемониться с вами не бу­ду, и ежели вы когда-нибудь осмелитесь что-либо сделать без разрешения правителя или вмешиваться в гражданские дела, то пощады не ждите. От меня будет дано повеление немедленно высылать такого преступника в Санкт-Петер­бург, где за нарушение общего спокойствия будет он лишен духовного сана и примерно наказан, яко изменник отечеству.

Дружный грохот неожиданно упавших к ногам Резанова трех тел заставил его невольно вздрогнуть.

– Простите, ваше превосходительство, будьте милости­вы! – взмолились монахи.

– Встаньте... прошу вас, встаньте, – несколько раз повто­рил ледяным тоном Резанов, брезгливо глядя на унижаю­щихся, забывших про свой духовный сан священнослужи­телей.

– Встаньте! – топнул он, наконец, ногой.

– Не встанем, пока не простишь, милостивец, ваше пре­восходительство, – упорствовали монахи.

– Ну, так и лежите себе! – сердито проговорил Резанов и вышел в соседнюю комнату.

– Миновало, – сказал, еще лежа на полу, отец Нек­тарий.

– Кажись, миновало, – с некоторым сомнением в голо­се подтвердил отец Герман и стал подыматься.

– Я вам покажу, стервецам! – зловещим шепотом про­шипел поднявшийся раньше всех Гедеон, грозя двум осталь­ным кулаком. – Будете у меня ходить по струнке!

– Отче, прости! – опустились оба перед Гедеоном на колени, молитвенно складывая ладони.

– Глядеть противно на вас обоих... Подымитесь! – ска­зал он и тоже, брезгливо морщась, подражая Резанову, вы­шел вслед за ним.

– Вот гадюка! – в один голос обменялись впечатлениями Герман и Нектарий, встали и в сердцах сплюнули на пол, и затем на цыпочках подошли к двери и прислушались.

– И вы тоже хороши, отец Гедеон, – говорил повышенным голосом Резанов. – Столько времени не можете справиться и навести у себя порядок!

– Трудно, ваше превосходительство, – еле доносился из-за двери елейный тенорок Гедеона. – Увещевание не помогает, ваше превосходительство. Огрубели здесь, оскотинели, тут надо бы либо заточение, либо железы.

– Злая ехидна, – прошипел Нектарий, а затем от волнения и негодования оба не выдержали и, толкнув дверь, медленно вошли. Придерживая наперсные кресты, оба исто­во перекрестились на икону и отвесили поясной поклон Резанову, после чего по его приглашению, нервно перебирая на коленях складки ряс, уселись на краешек табуретов.

– Крестили вы здесь несколько тысяч и этим хвастае­тесь, – опять заговорил Резанов. – А не видите, что идо­лопоклонник как был, так им и остался: в одном углу у него Спаситель на кресте, в другом – идол. На обоих крестится, обоих тухлой китовиной кормит и обоих бьет, ежели не по­трафили. Думаете, кивнул-мигнул – и православный христианин готов?

Монахи потупились и исподлобья многозначительно уста­вились на Гедеона, который действительно просто сгонял крестящихся американцев в море и там крестил их тол­пами.

– Про Ювеналия слышали?.. Только завели хороший торг на Аляске, обещавший большие прибытки, тотчас по­скакал непрошеный туда, да и давай работать: насильно крестил и венчал на родных сестрах, девок отнимал у одних и отдавал другим. Пускал в ход и кулаки. Долго терпели, а стало невтерпеж – убили. Дальше – хуже, заодно и всю русскую артель перебили: ни одного живым не выпустили... Как вы думаете, сколько времени носа туда нельзя показать? Сочтите, сколько убытку произошло от одного сего неистового безумца. Почему не посоветовался с главным правителем? Ведь он хозяин, он отвечает за все. Вольничанья, повторяю, не потерплю!..