Анна Чайковская - Триумф красной герани. Книга о Будапеште

«Мужчина со второго этажа схватил радиоприемник, который отправила на свалку тетенька с первого этажа.

– Зачем он вам? – удивилась бывшая хозяйка радиоприемника.

– В хозяйстве пригодится, – уклончиво буркнул мужчина, и тетенька тотчас пожалела, что выбросила вещь. Но сделанного не воротишь.

Зато ей приглянулся порванный абажур, с которым расстался как раз этот жилец со второго этажа.

– Для чего он вам? – подозрительно уставился на нее мужчина.

– В хозяйстве пригодится, – хихикнула тетенька.

Мужчина вмиг раскаялся, что поспешил выбросить абажур, но теперь уже ничего не поделаешь».

Три лица королевской улицы

Королевская, Кирай, Király utca, отделяет друг от друга два центральных района. С одной стороны – солидный Терезварош, где вальяжно располагаются проспект Андраши с дорогими магазинами, Опера, Западный вокзал, с которого отправлялись в Вену император с императрицей, и самое старое на континенте метро. С другой – не похожий на прочие районы Пешта вольный Эржебетварош, где Еврейский квартал с четырьмя синагогами, монументальная живопись на брандмауэрах и не поддающиеся учету молодежные клубы и пивные дворы.

На левой, терезварошской, стороне улицы Кирай то и дело попадаются синие ящики для собачьих какашек. На них нарисована длинная-предлинная такса и написан текст, содержание которого при незнании венгерского языка ожидается примерно таким: «Граждане-товарищи, оставлять собачьи экскременты на улице воспрещается, за нарушение – штраф», и пр. Не совсем… Надпись читается так: «Даже терезварошская собака сама за собой убрать не может». Точка.

А на правой стороне улицы – уже другой район. Мэр Эржебетвароша сам такой тонкой фразы про собаку не придумал, просто так чужую идею позаимствовать – не может. На правой стороне ящики стоят зеленые, обыкновенные, с нарисованным собачьим силуэтом, без надписей. Зато в этом районе – скопление самых интересных будапештских стенных росписей, муралов. Одна из них, в самом начале улицы изображает старинный фонарь; впрочем, что значит «старинный»? Вот он – здесь же, сегодняшний. Ниже – надпись в три строки: «Király utca – a legpestibb utca». То есть «улица Кирай – наипештская, самая пештская улица, из пештских пештская, квинтэссенция пештскости».

В XVIII веке, во времена Австрийской монархии, называлась она по-немецки Mittermayerische gasse, затем Английской улицей, а после Венского конгресса – улицей Трех королей, пока не стала, наконец, просто Király utca, что вообще-то правильнее переводить не прилагательным «королевская», а существительным в именительном падеже, «Король-улица», жаль, по-русски звучит непривычно.

О том, почему она самая пештская, представление дает фотография Имре Кински 1929 года. На фотографии дама в модной тогда глубокой шляпке, отвернувшись от коляски с младенцем, замерла перед витриной; девочки-подростки с той же витрины не сводят глаз, одна из них открыла рот от восторга. «Толпы автомобилей были на этой тесной улице, всяческих автомобилей, которые только можно встретить в городе. Нагруженные повозки приезжали и уезжали… Перед каждым магазином расставлены были тележки, как будто с утра до вечера целая улица собиралась переезжать с места на место. Ящики с лимонами, апельсинами, фигами сгружались у открытых ворот во дворах. Без перерыва следовали магазинные двери одни за другими, в каждом продавались разные товары, и только лавочники были одинаковы…»[134] До Второй мировой это был венгерский Кузнецкий мост – увешанная вывесками и рекламами улица, царство коммерции, ресторанно-магазинный рай. Потом, с 1950 по 1990 год, улица носила имя Маяковского и выглядела так, как полагается выглядеть улице Маяковского. К началу нового тысячелетия она пришла в полное запустение. С 2010-х начала оживать заново и меняется едва ли не каждый день.

Нижеследующее – моментальный снимок: три лица улицы по состоянию на 2016 год.

Итак, от площади Ференца Деака до Большого бульвара, вечер пятницы.

Начинается улица справа от большого желтого здания, регулярно провоцирующего типичный будапештский диалог: «А это что? Дворец? – Это? Дом. Люди живут». Имя его – «Анкер», якорь. Ближе к вечеру никакого указателя не потребуется. Группами, парами и поодиночке, местные жители и туристы, вида разгульного и приличного, молодые и нет – все пешеходы вливаются в эту улицу, как вода в проложенный для нее канал, и надо лишь следовать за идущими впереди.

Поверх голов видно: дома на улице старые, и то, что можно отреставрировать, активно реставрируется. На месте того, что уже не вернуть, встают плотно, как новый гардероб в прихожую, отели, офисные центры и хостелы. Встают вровень, по красной линии, не выше окружающей застройки, с типичным будапештским смирением, предписывающим новым зданиям держаться в тени старых. На одном таком старом доме в начале улицы – рельефы в духе одомашненного бидемайером ампира: младенцы-путти предаются ежедневным мещанским занятиям, разжигают печку, что-то рисуют. Это один из немногих «допотопных» домов Пешта, то есть переживших наводнение 1838 года. Отреставрированный, жилой.

Когда же и реставрировать уже невозможно, и сносить жалко, появляется компромиссное решение – монументальные росписи по старым стенам, особенно в этом районе. И на улице Румбах Шебештьен, что справа, мелькнет на брандмауэре портрет императрицы Елизаветы: это уже Эржебетварош, город Елизаветы.

Еще шаг – и перед путешественником распахивается жерло дворов Гожду. Эта анфилада из старых пештских двориков, протянувшаяся от улицы Кирай до улицы Доб, за последние пять лет обросла ресторанами и кафе, как жарким летом обрастает стена диким виноградом. Ночи Гожду-удвар не знает, как не знает паузы в праздниках: Рождество по юлианскому календарю плавно переходит в Хануку и Новый год, они – в Рождество православное, а оно – в Новый год по-китайски, и где-то между ними вклинится еще стартующий отсюда же забег голых Санта Клаусов. Это зимой. В прочие времена года поводов не требуется вовсе: столики с бодрой готовностью с утра и до утра ждут желающих приобщиться к вечному празднику в жанре «выпить и закусить». «Будьте готовы! – Всегда готовы!»; кто ж знал, что это про уличные кафе…

Следующий дом – о другом. В нем тоже кофейни, тоже кондитерские и сменяющие друг друга магазинчики цветов или модных дизайнерских штучек или секонд-хэнд, или все сразу. Как обычно, посередине фасада – двери, ведущие во внутренний дворик. И внезапно табличка: «Во дворе – стена гетто». Все стены Будапештского гетто при освобождении Красной армией были разрушены, этот фрагмент восстановлен – как память. Нужно дождаться, когда дверь откроет кто-нибудь из жильцов, и пройти внутрь. Стена будет дальше, во втором дворике. Удивительным образом именно она, сложенная из грубых камней, чередующихся с полосами кирпича, выглядит самой ухоженной. На лестнице же там темно и почти не осталось штукатурки, и насквозь проржавели ограды галерей. По двору бегают цыганские дети, без интереса и стеснения поглядывающие на незнакомцев: иностранные гости в этом дворе не редкость.