Жюль Верн - Великолепное Ориноко
— Электрические утри… электрические утри!.. — воскликнули гребцы «Мориши» и «Галлинетты».
— Электрические утри? — повторил Жак Хелло.
— Да!.. — воскликнул Паршаль. — Карибы и парайосы.
Действительно, стадо наткнулось на стаю ужасных электрических угрей, которые миллионами живут в реках Венесуэлы.
Под разрядами этих живых «лейденских банок», всегда заряженных и отличающихся чрезвычайной силой, быки были парализованы. Они поворачивались набок и под влиянием электрических ударов дергали ногами.
Многие из них исчезли под водой в несколько мгновений, тогда как другие, не слушаясь больше «вожаков», из которых некоторые тоже были ударены угрями, увлечены были течением и выбрались на противоположный берег несколькими сотнями метров ниже.
Так как остановить задние ряды оказалось невозможным, то перепуганные быки волей-неволей должны были продолжать бросаться в реку. Впрочем, скоро нападение угрей ослабло, и значительная часть быков, достигнув берега, шумно умчалась вглубь саванны.
— Вот чего не увидишь, — сказал Герман Патерн, — ни на Сене, ни на Луаре, ни даже на Гаронне, и что стоит увидеть!
— Черт возьми, мы хорошо сделаем, если остережемся этих отвратительных угрей! — проворчал сержант Мартьяль.
— Конечно, сержант, — сказал Жак Хелло, — в крайнем случае от них надо защищаться, как от электрический батарей.
— Самое благоразумное, — прибавил Паршаль, — это не падать в воду, где они кишат.
— Все это верно, Паршаль! — рассмеялся Герман Патерн.
Этих угрей водится много в венесуэльских реках. Но, с другой стороны, рыбаки также и ловят их во множестве, так как они представляют очень вкусное блюдо. Их ловят с помощью сетей и, дав им разрядить свое электричество, без труда уже берут их.
Что нужно думать о рассказе Гумбольдта, передающего, что в его время для облегчения этой ловли в реку пускали табуны лошадей? Элизе Реклю полагает, что даже в то время, когда в льяносах лошади водились в изобилии, их ценность оставалась все же настолько значительной, что жертвовать ими таким варварским образом на стали бы, И надо думать, что он прав.
Когда пироги пустились снова в дорогу, их движение было замедлено недостатком ветра, который обыкновенно стихал после полудня. В нескольких узких проходах, где течение было очень быстрое, пришлось идти на шестах, что заставило потерять несколько часов. Наступала уже ночь, когда пассажиры остановились на ночевку у деревни Эсмеральда.
В этот момент на правом берегу пространство ярко было освещено великолепным снопом света, поднимающимся над лесистой вершиной пирамиды Дундо, возвышающейся на 2474 метра над уровнем моря. Это было не вулканическое извержение, а какие-то странные огни, которые плясали по склонам горы. Ослепленные этим светом летучие мыши-рыболовы кружились над стоящими у берега пирогами, погруженными в сон.
Глава шестая. УЖАСНОЕ БЕСПОКОЙСТВО
Пока также люди, как индейцы барэ, останутся барэ, появление этих огней на вершине горы Дундо будет считаться дурным предзнаменованием.
Пока марикитаросы останутся марикитаросами, это появление останется для них предзнаменованием счастливых событий.
Таким образом, эти два туземных племени совершенно по-разному относятся к пророческой горе. Но кто бы из них ни был прав, несомненно, соседство горы не принесло счастья деревне Эсмеральда.
Трудно было бы найти более приятное местоположение в прилегающих к Ориноко равнинах, — лучших и удобнейших пастбищ для скота, лучшего климата, который не знает крайностей тропического пояса. И, однако, Эсмеральда находилась в состоянии упадка и запустения. От старинного поселка, основанного испанскими колонистами, остались лишь развалины маленькой церкви и пять-шесть хижин, которые бывают населены только временно, в пору рыбной ловли и охоты.
Когда «Галлинетта» и «Морипга» прибыли сюда, они не встретили в порту ни одной лодки.
Кто же прогнал отсюда индейцев? Легионы комаров, которые делают местность необитаемой, мириады насекомых, которых не могли бы уничтожить все огни горы Дундо.
Пироги были так осаждены этими комарами, что даже предохранительные сетки оказались недостаточной защитой; пассажиры и гребцы получали такие укусы — даже племянник сержанта Мартьяля, которого дядюшка не смог на этот раз уберечь, — что Паршаль и Вальдес еще ночью отвалили от берега при помощи шестов в ожидании утреннего ветра.
Этот ветер начался только около шести часов утра, и два часа спустя пироги прошли устье Игуапо, одного из притоков правой стороны.
Жак Хелло также не думал обследовать Игуапо, как он не подумал этого сделать относительно Кунукунумы и Кассиквиара. Но Герман Патерн не сказал ему по этому поводу ни слова, даже в виде дружеской шутки.
К тому же у Жака Хелло не меньше, чем у сержанта Мартьяля, был другой предмет для беспокойства.
Как ни была сильна и энергична Жанна Кермор, которая до сих пор выносила все испытания, можно было опасаться, что она заболеет от местного климата. На поверхности болотистых низин здесь господствуют лихорадки, которых трудно избежать. Благодаря крепкому сложению Жак Хелло, Герман Патерн и сержант Мартьяль не поддались еще этой болезни. Оставался здоровым и экипаж пирог, привыкший к местному климату. Но молодая девушка испытывала уже несколько дней общее недомогание, серьезность которого была замечена.
Герман Патерн понял, что Жанна Кермор страдает лихорадкой. Ее силы падали, исчезал аппетит, и страшная слабость заставляла ее лежать в каюте целыми часами. Она старалась пересилить недомогание, крайне опечаленная мыслью, что ее болезнь создает ее спутникам новые беспокойства.
Оставалась, правда, надежда, что это нездоровье окажется лишь мимолетным. Может быть, диагноз Германа Патерна был ошибочен? Потом, принимая во внимание физическую выносливость Жанны, не явится ли для нее лучшим доктором крепкая натура, а лекарством — молодость?
Тем не менее Жак Хелло и его товарищи пустились в дальнейшее плавание крайне обеспокоенные.
На ночевку пироги остановились у устья Габиримы, притока с левой стороны. Здесь не оказалось никаких следов индейцев барэ, указанных Шаффаньоном. Сожалеть об этом не приходилось, так как две хижины, стоявшие у устья реки в то время, когда их посетил французский путешественник, были населены семьей убийц и грабителей, один из которых был прежний «кептэн» Эсмеральды. Остались ли они такими же негодяями или сделались с тех пор честными людьми — этот вопрос не поднимался. Во всяком случае, они перенесли свою деятельность в другое место. Таким образом, узнать что-нибудь о шайке Альфаниза здесь не удалось.
