Станислав Востоков - Праздник поворота рек
— Сожалею! Но я могу предложить только это.
Костя со вздохом вынул деньги.
— Ладно, берем помойку. В конце концов, нам не привыкать!
Заплатив за жилье, мы подхватили чемоданы и потащились на верхний этаж. Окна наших маленьких номеров действительно выходили на заваленную мусором улицу.
— Стоило ехать за этим через тридевять земель! — Костя в сердцах пнул чемодан. — У меня дома под окном помойка!
Оставив его свыкаться с не совсем обычным видом из окна, я пошел в свой номер.
Распаковав вещи и немного передохнув в креслах на окруженной пальмами веранде, мы решили наконец по-человечески покушать — завтрак в самолете принес больше волнений, чем калорий.
Мы вышли из гостиницы, пересекли улицу с не очень оживленным движением и остановились у небольшого кафе «Счастливая еда». Однако, не смотря на схожие названия, к гостинице оно не относилось. И владелец его был далеко не так улыбчив — в одних шортах он сидел перед дверьми на стуле и, скрестив руки на груди, хмуро смотрел на проезжающие мимо мотоциклы.
— Простите, мистер, — сказал Костя, — мы бы хотели покушать.
Хозяин кафе перевел на нас сердитый взгляд.
— Что вы имеете в виду?
Видя, что человек его явно не понимает, Костя поднес ко рту воображаемую ложку и начал двигать челюстями. Испытываемое им чувство голода придавало этой сцене особенную правдивость. Рядом стали останавливаться прохожие, и скоро собралась толпа, загородившая вход в кафе.
— А! — кивнул наконец хозяин. — Понимаю! Но тут вы не сможете этого сделать.
— Почему? — удивился я.
Кхмер развел руками.
— Потому что здесь еда только для местных.
— Разве? А почему же у вас написано по-английски?
Хозяин посмотрел на вывеску.
— Чтобы вы могли ее прочитать, — вполне логично ответил он.
— Послушайте, — возмутился Костя, — но такое отношение к гостям подрывает основы международного добрососедства!
— А вы идите в Париж, — крикнул вдруг кто-то из толпы. — Там и поедите.
— Что!? — Костя обомлел. — Вы выгоняете нас из страны? Это что — расизм?
— Ничего подобного, — ответил кричавший. — Так называется кафе для иностранцев. Пойдемте покажу.
И мы пустились за ним в путь по раскаленному городу. Голод и жара подгоняли нас, а мы в свою очередь подгоняли своего провожатого.
Миновав несколько улиц, мы в конце концов остановились у нашей цели. Вывески тут не было, но в дверях кафе стоял человек, который ее прекрасно заменял. Он был пыщущ здоровьем и гостеприимством. Мы сразу распознали в нем иностранца — буквально каждая часть его донельзя загорелого тела говорила о том, что он француз.
— У вас можно покушать? — спросил Костя робко. — А то нам это пока никак не удается.
Хозяин кафе с сочувствием оглядел нас.
— Во всяком случае, что вам мешает попробовать и, так сказать, попробовать мою еду? Ведь человек, даже если он иностранец, должен что-то есть! — с этими мудрыми словами хозяин пригласил нас в кафе.
Войдя в прохладное помещение, мы сели за столик и огляделись.
— Меня зовут Жан, — представился француз. — Всю жизнь не мог выбиться из бедности, а теперь, — он взмахнул рукой, — владею целым «Парижем»!
Затем Жан с улыбкой передал нам меню на сегодня:
— Рекомендую номера пять и восемь!
Быстро проглядев перечень блюд, мы решили последовать совету хозяина и вернули папки.
— А кроме вашего кафе, где еще тут можно поесть?
Мсье задумчиво почесал загорелый подбородок.
— В Пномпене есть три конкурирующих с «Парижем» «Лондона». Но даже если б их было четыре, они бы не были лучше моего кафе!
Наконец мы приступили к завтраку. И тут случилось нечто невероятное. Номера пять и восемь пришлись Косте по вкусу и, значит, по всем правилам должны были не понравиться мне. Но ничего подобного не случилось. Это странное обстоятельство поразило нас обоих.
Запив съеденное номером десять, который имел вид чая, мы расплатились с хозяином.
— Хоть я никогда не был в Париже, — сказал Костя, — но ваше кафе мне понравилось!
— Приходите еще! — поклонился Жан. — Ведь «Лондонов» много, а «Париж», — он поднял палец, — один!
Мы пожали загорелую французскую руку, которая спасла два русских желудка от голода, и вышли из кафе. Наступило время осмотра достопримечательностей.
— Ну что ж, — Костя погладил живот, — пора перейти от обычной пищи к духовной! Хотя обнаружить ее среди куч мусора будет трудновато!
И мы отправились по кривым улицам к предполагаемому центру города. Висевшая над ним лампочка солнца светила так, будто хотело испечь Пномпень вместе со всеми жителями.
Тут мы сделали удивительное открытие. Оно заключалось в том, что центр города ничем не отличался от окраин. Только мусора тут было побольше, а дома — погрязнее. Но если раньше Костя не видел в этом ничего примечательного, то обед настроил его на более философский лад.
— Вот я говорил, что мне не нравится мусор, — он с глубокомысленным видом пнул пустую консервную банку, — но теперь вижу, что был неправ! Просто местные люди живут в гармонии с природой и мусор — главный признак этого! — он поднял указательный палец. — Если природа делает улицы грязными, значит, так надо!
— Глупости! — возразил я. — Главная примета гармонии — чистота!
Костя махнул рукой.
— Постепенно она образуется сама собой. Через сто лет эти дома превратятся в холмы, покрытые тропической растительностью, улицы порастут травой, и мусора не станет! Будет достигнуто окончательное равновесие! А люди начнут жить в мире с птицами и зверями! Они станут большой и дружной семьей!
Вдруг из-за угла дома, скрипя проволокой, выехал давешний Папаша. Мы все трое замерли, пораженные неожиданной встречей. Однако, почувствовав возможность новой наживы, Папаша быстро пришел в себя.
— Если заплатите десять долларов, я проведу незабываемую экскурсию по городу!
Костя, который самообладание также надолго никогда не терял, подумал и ответил:
— Три.
Папаша для виду поморщился, повздыхал, но в конце концов кивнул. Мы снова уселись на жесткое седло позади него.
— Пномпень представляет большие возможности для экзотических покупок, — сказал он, трогая мотоцикл, — а также для любителей кулинарии. Вы любители кулинарии?
— Пожалуй, — согласился Костя.
— Но, прежде всего, город, конечно, известен своей архитектурой! — Папаша свернул в очередной грязный проулок. — И начнем мы ее осмотр с главного, — он поднял над головой указательный палец, — с Монумента независимости, который был построен в тысяча девятьсот шестьдесят втором году в ознаменование освобождения нашей страны от иностранного ига!
