Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья - Вишневский Евгений Венедиктович
27 августа
И опять сегодня стоит какая-то совершенно невозможная, райская, погода: солнце, легкий ветерок, на небе — ни облачка.
— Ах, не к добру, не к добру такая погода в конце августа на Таймыре, — вздыхает Саша. — Надо, ребята, готовиться к хорошему урагану. Помните, такая же благодать была перед прошлым кошмаром с ветром, снегом, ледяной крупой и светопреставлением?
Весь день был полон лени, какой-то расслабленности, неги и удовольствий. Мылись, стирали, купались в озере, обедали на воздухе и даже играли в подкидного дурака (тоже на воздухе). А вокруг красота: аспидно-черные горы Бырранга, прихотливо изукрашенные снежниками, отражаются в темно-синей воде (я уже писал, помнится, что холодная вода имеет какой-то особенно насыщенный синий цвет); посреди залива возвышается серый камень Макарьего Носа (это остров такой), как тут не вспомнить Шаман-камень в истоке Ангары на Байкале! Чайки лениво клюют рыбу в наших сетях (похоже, что и на них снизошла такая же нега), а у нас нет ни сил, ни охоты гонять их. Нет, прав Саша — не к добру все это, не к добру!
Петька целый день приставал к Леше, уговаривая его пойти на охоту (самого-то Петьку, напомню, от охоты пока отлучили), но Леша отмахивался от него, как от назойливой мухи. Тогда Петька решил наколотить для сувениров своим друзьям каких-нибудь красивых камешков. Отсутствовал он с полчаса, а потом явился со смущенной физиономией и грустно спросил:
— Леша, ты меня простишь?
— Что там еще?! — вскочил Леша.
— Вот. — Петька достал из-за спины Лешин геологический молоток, у которого теперь была сломана ручка.
— Ну чего тебе, скажи на милость, на месте не сидится?! — заорал Леша.
— Сам виноват, — наставительно сказал Саша, — ведь звал же он тебя на охоту, пошел бы, глядишь, от Петьки меньше урону было бы.
К вечеру здорово похолодало. Затопили печку и перебрались в палатку — дым столбом поднимается в небеса, как на рождественских открытках. Бырранга все так же величественно отражаются в воде, но с севера уже ползут к нам страшные, видимо, снежные тучи.
Вечером опять читали при Лешиной лампочке — мы зовем ее «лампочкой Альбертыча» (полное Лешино имя — Алексей Альбертович). Лампочка, к сожалению, всего одна, а потому, боясь, что она быстро перегорит, если мы будем ее столь нещадно эксплуатировать по пустякам (а чем дальше, тем темнее и длиннее станут здесь ночи), я прикрыл эту избу-читальню.
Ночью, лежа в спальных мешках, слушали прогноз погоды на завтра (воскресенье). Узнали, что ожидается в Антарктиде (очень актуально для нас!), Южной Африке, Латинской Америке, столицах союзных республик, а также на курортах Крыма, Кавказа и Прибалтики. И лишь о Таймыре нам не сказали ни слова.
28 августа
А никакого снежного урагана вовсе и не было. Черные снежные тучи за ночь куда-то унесло, и над нами опять было полное солнце, синее небо, в воздухе веял легчайший ветерок.
Днем, когда я возился с обедом в палатке, внимание мое привлек какой-то странный звук. Я вышел и ахнул: мимо наших сетей лихо катил на лодке «Романтик» Саша, закладывая крутые виражи. Потом с полчаса катал он по озеру Лешу, затем Петьку, и мотор за все это время ни разу не чихнул и не заглох.
— А чего, — сказал Петька за обедом, — раз мотор заработал, может, на озеро Энгельгардта поедем?
— Да, это было бы неплохо, — поддержал его Леша.
— Нет, — сказал Саша, — это не вариант. Константин Иванович придет сегодня вечером либо завтра утром. В лучшем случае выйдем тридцатого числа. Ходу не менее двух суток, да лагерь ставить, да обживаться, а числа пятого—седьмого уже снег ляжет, для работы времени не останется. Так что нам, братцы, на озере Энгельгардта нынче не бывать.
В сеть «веревку» (так мы зовем рваную-перерваную, почти без дели, сеть, что стоит у самого берега, метрах в трех-четырех) попался нам первый хариус. Эта рыба вообще-то живет в горных ручьях и только к зиме скатывается в озеро, там зимует, а весной опять уйдет вверх по ручьям нереститься.
— Вот вам и еще один звоночек к зиме: черная рыба пошла в сети. Пора, пора перебираться к югу.
Сегодня Петька уговорил-таки Лешу отправиться на охоту. Леша взял карабин, а Петька ружье, и они ушли на юг, к устью Неприветливого ручья, где Петька, по его словам, видел пропасть дичи: куропаток, оленей, песцов и волков.
Вернулись они уже в сумерках и принесли только дров (опять остатки какого-то лагеря).
— Какие куропатки?! — смеется нашему вопросу Леша. — Да он любую птицу больше воробья за куропатку считает. «Вон она, — кричит, — в траве спряталась!»
— Ну да, — хохочет Саша, — в высокой и густой таймырской траве.
А Константин Иванович так и не пришел. Но, если честно сказать, я его сегодня и не ждал.
29 августа
Погода все-таки испортилась: дует хоть и не сильный, но холодный отжимной ветер, с гор по распадкам к озеру (и значит, к нашей палатке) ползет туман. Весь день был какой-то тусклый: серый, мокрый, тоскливый.
Леша целый день возился со своими образцами. Я целый день готовил еду и наготовил ее впрок на несколько дней целую гору. Саша продолжал возиться с мотором, а мы умоляли его оставить все как есть — ведь мотор-то, слава богу, работает, а лучшее — враг хорошего.
— Саша, ты меня простишь? — раздался виноватый голос Петьки.
— Это что-то новенькое, — философски заметил Саша, — прежде мы слышали: «Леша, ты меня простишь?»
Петька умудрился нанести сразу два урона нашему отряду: сломал дужку у печной дверцы и антенну у «Спидолы». Нанес урон отряду и я: потеряв равновесие, плюхнулся с размаху на брезентовый раскладной стул и сломал его. В наказание за провинность Петьке поручено чинить сломанный мною стул. (Меня, разумеется, наказывать ни у кого духа не хватило.)
А Константин Иванович опять не пришел. Мы прождали его до двух часов ночи, трижды стреляли в воздух зелеными ракетами (стрелял конечно же Петька). Легли спать, решив, что, если Константин Иванович не явится завтра, всем отрядом пойдем искать его.
30 августа
С утра у меня большое несчастье: сломался примус, тот самый, за починку которого Петька получил (и уже сожрал) банку сгущенки. Прокладку из резины он вырезал быстро (использовал ЗИП надувной резиновой лодки), а вот металлический колпачок, который в прошлый раз он сделал из карабинной гильзы, сейчас сделать не из чего — под рукой нет ни одной стреляной гильзы. Целый месяц, как дите малое, играл он этими гильзами, а вчера зашвырнул их все в озеро, вспугивая чаек с наших сетей (хотя можно было бросать в наглых птиц и камнями). Пришлось стрелять из карабина в пустую бочку (и патрон зря истратили, и бочку изуродовали). Примус починили, но надолго ли?
Пока Леша с Петькой занимались примусом, мы с Сашей из второй надувной резиновой лодки и большого куска брезента сделали нечто вроде тамбура перед нашей палаткой. Сразу стало меньше дуть, и от этого в палатке сделалось теплее.
Часов в десять Леша, Саша и Петька ушли в недолгий маршрут, взяв с собою ружье и карабин, и, хотя прихватили они с собою молотки, я думаю, главной их целью было встретить Константина Ивановича. Вернуться они обещали не позднее семи часов и заказали мне на ужин согудай.
Днем я пытался было затопить печку, но эта попытка кончилась полной неудачей: весь дым шел в палатку. Промучившись часа два, охрипнув от кашля, со слезами на глазах, я отказался от этой затеи. Ведь буквально третьего дня (да почти весь этот месяц, кроме первых трех-четырех дней) наша печка работала замечательно, что же такое вдруг с нею случилось? Уж не новый ли тамбур виноват в том, что она отказывается работать? Я сразу же вспомнил наши мучения с нею в первые дни пребывания здесь.
Ребята вернулись раньше обещанного срока. Еще издалека я сосчитал на склоне холма маленькие фигурки — их было только три. Все подавленны, молчаливы, про Константина Ивановича никто не упоминает. Чтобы чем-то занять себя (да и, если честно сказать, холодно в палатке: когда горели примусы, было еще ничего, а теперь зябко), Саша с Лешей стали заниматься печкой. С помощью двух жучков из горящей бумаги кое-как удалось организовать тягу, и печка с горем пополам затопилась, и дым пошел в трубу (но в палатке все-таки его многовато, так что пришлось ее основательно проветривать и, следовательно, выстуживать).
