Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Сами понимаете, как все волновались в доме, когда вы не вернулись из экспедиции, избавившей нас от змеи сикуриу.
Хозяйка отправила на ваши поиски двух индейцев — один сейчас рядом с вами, а другого я больше не видел. Мы боялись нападения, и негр бони, командовавший в ваше отсутствие, привел колонию в состояние боевой готовности.
Он раздал нам оружие, приказал всем покинуть хижины, собраться возле вашего дома и назначил нескольких негров охранять склады.
Ладно. Пока все шло хорошо, по крайней мере, мы так думали. Только очень тяжело было смотреть, как мучается ваша жена и плачут детишки, — вы ведь все не возвращались. Искать? Бессмысленно — стало уже темно, мы бы не знали даже, в какую сторону идти.
Наступила полночь. Огонь давно уже везде погасили, но никто не спал, все были начеку.
Вдруг собаки, привязанные под верандой, залаяли и стали рваться с цепи как сумасшедшие. Если б это были вы с индейцами, они бы вас узнали и сидели тихо.
Негр бони крикнул: «Стой! Кто идет?» Но никто не ответил. А минут через пять хижины и шалаши запылали — хорошо, что оттуда все ушли. Война была объявлена.
Стало видно как днем. И все-таки мы никак не могли понять, кто на нас напал, — эти подлецы отлично маскировались. Наконец сквозь треск горящего дерева до нас донесся голос. Он приказывал сдаться и выйти всем из дома.
Частенько мне приходилось когда-то слышать этот голос — из тысячи узна́ю. Если доведется еще встретиться с его обладателем, — клянусь, он об этом страшно пожалеет!
Бони приказал дать залп наугад. Кто-то завопил, значит, не все пули прошли мимо.
Потом снова наступила тишина. Видно, они поняли, что нас голыми руками не возьмешь, и стали группироваться.
Около часа все было спокойно. Но ничего хорошего такое затишье не предвещало. Мы, старые бродяги, отлично понимали: удар будет нанесен еще до рассвета.
И действительно, их бросок оказался сокрушительным!
Шалаши сгорели в минуту, как пучок соломы. Полная темнота. Но вот в ночи зажглись красные точки, потом со всех сторон появились короткие вспышки.
Раздался свист. На крышу, на столбы, на веранду обрушился град стрел. Они вонзались в дерево. Эти мерзавцы, поистине исчадия ада, исхитрились поджечь их — ведь у них стрелы особенные — у самого острия комочки сухих листьев, пропитанных смолою. Достаточно одной искры… А какая тут одна искра — негодяи спрятались в лесной поросли и вели прицельный огонь.
Начался страшный пожар. Кровля дома и веранды вспыхнули, как пакля. Охваченная пламенем крыша вот-вот грозила рухнуть на нас… Делать нечего, надо выходить.
Приготовили оружие, встали поплотней, окружив госпожу с детьми, жен и детей негров и индейцев, — и наружу!
Мы хотели прорваться к причалу и попытаться уплыть на лодках. К несчастью, бони не оставил охраны на этом важнейшем посту… Всего не предусмотришь.
На наш маленький отряд начали сыпаться стрелы. Мы отступали наугад. Увы! Противник был скрыт от нас темнотой, зато нас он видел как при свете дня и действовал наверняка.
Под градом стрел наши стали падать… Один упал, второй — такая жалость! Отряд поредел… Кое-кто бросился бежать.
Но вот мы на причале. Думали, спасены. А там поджидает целая банда мерзавцев! Они нас окружили, и пошла потеха! Засверкали сабли, заухали палицы, засвистели стрелы…
Отряд охватила паника. Бедные негры! Если б они держались вместе, еще можно бы защищаться. Но все бросились врассыпную, а поодиночке — чего проще расправиться!
В потасовке я потерял из виду товарищей, Арби и Мартинике. Они сражались где-то плечом к плечу с остальными, но все было напрасно. Прежде чем упасть, я еще видел, как эти негодяи мура схватили хозяйку и детей и повели к судну, по-моему, это был ваш пароход.
Единственное, что я могу сказать вам в утешение, — пленникам не причинили зла. Думаю, их взяли заложниками…
— А дальше?.. — Шарль почти кричал. Он побледнел, сжал зубы, в глазах полыхал яростный огонь.
— Больше я ничего не видел… Потерял сознание. Столько сил было отдано борьбе, столько ударов на меня обрушилось, что я не выдержал.
Кажется, они взяли еще двух негров — командира бони и его брата. Остальных перебили, или те разбежались.
Когда я пришел в себя, было уже совсем светло… По берегу с воем металась ваша собака. То бросится в воду, поплывет куда-то, то вернется назад и снова примется выть. Позвал ее, она дала себя погладить и села возле меня. Только тут я увидел, что все ваши суда исчезли. Не было и трупов — их наверняка бросили в воду. Я-то свалился под куст, и меня не заметили. Только поэтому и не достался кайманам.
Куда идти? Никакого понятия… К тому же я надеялся, что вы все же вернетесь. Решил: дождусь!
Мы с собакой кое-как устроились. Вот уже два дня едим рыбу, да от пожара кое-что уцелело.
Вот все, что мне известно. Жаль только — я оказался бессилен. Однако главное, вы живы… Значит, не все потеряно! Нас трое, да еще собака. Но мы сто́им десятка. Не так ли?
— Друг мой, от всего сердца спасибо за вашу преданность. Поверьте, моя признательность безгранична!
— Я верю вам, как вы поверили мне. Разумеется, тут не место расчетам.
— Нет-нет, я перед вами в неоплатном долгу. Впрочем, каждый, кто рисковал жизнью ради моих близких, отныне для меня родной человек.
— О нет!.. Нет!.. Вы слишком добры… У меня нет слов… Вы и раньше были так великодушны ко мне, а ведь знали, откуда я явился! Черт возьми… Да я теперь на части для вас разорвусь, если понадобится!
__________Покуда Шоколад вел свой печальный рассказ, индеец Табира, чьи познания во французском ограничивались двумя-тремя словами, не терял времени даром. Необычайно зоркий, как истинное дитя природы, он занялся тщательным изучением местности.
Несмотря на внешнюю невозмутимость, этот краснокожий чувствовал, что сердце его разбито. Беда коснулась и его лично.
В ночной схватке бесследно канули жена и дети индейца, и он, в отличие от хозяина, не мог утешать себя мыслью, что они живы.
Побродив по пепелищу в поисках следов, ставших невидимыми, обшарив все окрестности, осмотрев все кусты, Табира, мрачный и отчаявшийся, вернулся на причал.
Присев на корточки, индеец уставился в воду.
Раненый только что закончил рассказ. Шарль, выслушав его, горько жалел, что у них нет ни одного судна. Как вдруг Табира стремительно вскочил и нырнул вниз головой в воды Арагуари!
Не видя причин для такого поступка, француз встревоженно поднялся, решив, что его спутник сошел с ума.
Но полминуты спустя индеец вынырнул, держа в зубах обрубленный конец причального каната.