Аркадий Недялков - Опасные тропы натуралиста (Записки ловца змей)

Только тут я понял, что это землетрясение. Утихший было гул снова стал нарастать. Опять толчок, пожалуй сильнее тех, что уже были. Гул и скрежет оглушали. Толчки следовали один за другим. Бархан уходил из-под меня: песок, словно вода, струился вниз. Змеи бились в мешках так, что мешки подскакивали над землей. Меня охватил такой леденящий душу ужас, что я едва не закричал.

Внезапно все стихло. Толчки прекратились. Я подхватил мешки и бросился бежать в сторону колодца.

К колодцу мы с Аманом подошли почти одновременно. Костя и Илларионыч уже ожидали нас. Сардобы не было. На ее месте груда обломков.

— Беда, — коротко сказал Костя. — Колодец завалило. У нас всего четыре полные фляжки, а до ближайшей воды три дня пути. Нужно немедленно уходить, иначе…

Костя не договорил. И без слов все было ясно.

— Вещи оставить придется, — сказал Аман.

— Да, все бросим. Возьмем только ящики со змеями.

— Три дня без воды ослам не выдержать, — заметил проводник.

— Пойдут, сколько выдержат, — отрезал Костя. — В нашем положении иначе поступить нельзя.

Аман подобрал и связал пучком валявшиеся таловые прутья. Пучок он привязал к седлу.

— Зачем тебе лишний груз? — сказал Костя. — Выбрось!

— Палка в дороге не бывает лишней, — уклончиво ответил Аман.

Четыре ящика с кобрами понесли два осла. На двух других поехали Илларионыч и Аман. Костя и я пошли пешком. Как только мы вышли на тропу, ослы горестно заревели. Они словно чувствовали, что идут в последний путь.

Тогда никто из нас ничем не выдал своего волнения, хотя на душе у нас было далеко не спокойно. Мы уже попробовали и узнали, что такое жара и безводье в песках. Прошагать трое суток почти без воды — это…

Впрочем, попробуйте сами сделать подобный переход, и тогда поймете, что повод для волнений был довольно основательный.

Фляжки с водой Костя положил во вьюк Амана.

— Пить будем только по моей команде, — сказал он, не глядя на нас.

В первый переход шли до темноты. Прошли много. На ночлег остановились там, где ночевали, идя в Ай-Гюль.

— Если так будем идти дальше, — бодро сказал Илларионыч, — послезавтра к обеду выйдем к воде.

— Конечно, выйдем! — поддержал его Костя. — Главное — носа не вешать!

— Давайте идти ночью, — предложил я. — Сейчас прохладно и идти гораздо легче, чем днем!

Аман отрицательно покачал головой.

— Нет, идти нельзя. Тучи. Звезд не видно. Можно целую ночь кружить на одном месте. Давайте лучше спать. Завтра будет трудный день.

Перед сном Костя выдал каждому по полстакана воды. Стараясь продлить наслаждение, мы тянули воду крошечными глоточками. Ослам воды не было. Они стояли, понуро повесив головы.

Я уснул сразу, а когда проснулся, было еще темно. Тучи ушли. Небо сверкало звездной россыпью. Рядом закряхтел и заворочался Аман. Через минуту он сел и позвал нас.

— Эй, друзья! Надо вставать. День будет жаркий. До жары нужно пройти как можно больше!

Костя налил из фляги стакан воды и разделил ее на всех. Минут через десять мы были уже в пути.

Жара наступила сразу, как только взошло солнце. Идти стало неимоверно трудно. Каждый шаг отдавался в висках. Безжалостное солнце, казалось, проникало сквозь панаму и череп и жгло мозг. Ослы шли, шатаясь. Шатались и мы. Илларионыч и Аман с самого утра плелись пешком. К полудню осел Амана упал и не поднялся.

— Не останавливаться! — хрипло сказал Костя. — Вперед!

Остановиться все же пришлось. Аман не хотел оставлять свои прутья. Спорить с ним у Кости не было сил. Пока Аман перевьючивал прутья на другого осла, мы в изнеможении легли. Я думал, что не смогу подняться и идти дальше. Костя и Илларионыч тоже лежали. Однако когда Аман погнал ослов, то все поднялись.

Лежащий осел не хотел оставаться. Он задрал голову и забил ногами, пытаясь перевалиться на живот. Мы с Костей помогли ему. Он было встал, но тут же рухнул. Лицо Амана скривилось, он махнул рукой и не оглядываясь пошел за уходившими ослами. Упавший осел из последних сил поднял голову и попытался зареветь. Вместо рева раздался болезненный хрип. Этот хрип резанул уши больнее, чем самый оглушительный рев. Не оглядываясь, чувствуя себя самыми последними негодяями, мы молча поплелись прочь.

На закате солнца упал второй осел — один из тех, что несли ящики со змеями. С трудом перевьючили ящики.

— Говорят, при безводье можно пить кровь животных, — прохрипел Илларионыч.

Все внутри меня горело от жажды, но даже и тогда такая мысль показалась чудовищной. Костя и Аман переглянулись и промолчали. Потом Костя достал флягу, налил четверть стакана и протянул Илларионычу.

— Пей!

Илларионыч дрожащей рукой взял протянутый ему пластмассовый стакан. Мы отвернулись.

— На! — толкнул меня в спину Илларионыч. Я нехотя оглянулся. Старик протягивал ко мне руку со стаканом.

— Ты чего?

— Пей!

— А ты?

— Я уже. Целый глоток.

Костя и Аман сидели, не оборачиваясь. Я глотнул и толкнул Амана. Аман тоже сделал глоток и передал стакан Косте. Костя оглядел нас, судорожно глотнул и опрокинул остатки воды в рот. Потом вылил из фляги все, что там было, — половину стакана, и пустил стакан по кругу. Я сделал небольшой глоток и долго держал воду во рту. Если бы вы знали, какое это было наслаждение!

— У нас осталась последняя фляга. Это неприкосновенный запас, — сказал Костя. — Мы не дошли до места первой ночевки на пути в Ай-Гюль. Нужно идти дальше.

Когда мы остановились на ночевку. Костя стал рыть песок.

— Ты чего? — всполошился Аман. — Брось, береги силы. До воды все равно не доберешься!

— Я не воду ищу, — тихо прохрипел Костя. — Ящики со змеями нужно укрыть от солнца. Завтра мы оставим их в этой яме и укроем ослиными потниками. Ослы утром не встанут, а змей нужно сохранить. Мы за ними вернемся.

В этот вечер небо было ясным. Можно было бы идти ночью, но все так устали, что о ночной ходьбе никто даже не помышлял.

Утром мы ушли без ослов. Они остались лежать на месте ночевки. Подняться на ноги они не могли. Рядом с ямой, где стояли ящики со змеями, Аман воткнул в песок два длинных прута. На концах прутьев развевались белые лоскуты из чалмы Амана. Проводник сказал, чтобы каждый взял с собой прут. Назначение прута было теперь нам понятно.

К полудню третьего дня мы вышли на место нашей первой ночевки в песках. Здесь Илларионыч потерял сознание. Костя достал последнюю флягу и влил ему в рот полстакана воды, Илларионыч застонал и открыл глаза. Мутный бессмысленный взгляд. Идти он не мог. Нести его у нас не было сил. Мы кое-как перетащили его в тень от гребня бархана, еще раз напоили и, поставив возле него прут с лоскутом, поплелись дальше.