Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут
Можно сразу оказаться у открытого бассейна с тропическими рыбами. Природа выступает в роли абстракциониста, а абстракция должна радовать глаз. Иначе придется стать искусствоведом и рассказывать своими словами о том, что приятнее наблюдать без рассказа.
Вода у ног буквально кипит от рыб. Павильон с другой стороны бассейна смахивает на китайский, всё, что с неподвижной водой и торчащими из воды тростником, наводит на мысль о Китае. Напоминает об искусстве жить, поливая рис соевым соусом. Если этого мало, можно на несколько лет отправиться в путешествие, сносить пару сандалий, отыскать заветную дверь, убедиться, что она закрыта и, не спеша, вернуться домой. А еще лучше – послушать умных людей и никуда не ходить. Пусть бредет по небу ночная странница луна, легкий ветерок шевелит камыши, и удар гонга с другой стороны реки подтверждает, все уже состоялось там, откуда долетает звук. Китайская меланхолия связана с оптимизмом, как вареная утка с виноградинами в рецепте китайского супа. Главное, набраться аппетита и подтвердить на себе – возможно всё.
А тут еще рыбки. Ощущение жизни, которое можно себе позволить только на досуге. Описывать природу – дело неблагодарное. Не из желания ничего не упустить, просто эмоции не воспроизводятся равномерно. Что-то не то, или слишком, и у каждого по-своему. Все-таки мы тонкие натуры. Это факт. И не нужно спорить…
Широко раскрытые горловины ртов лишают процесс рыбьего кормления должной поэтики, отделяя примитивное и жадное насыщение от соблазнов, сопутствующих чревоугодию, медленным танцам и искусству обольщения. Китайцы и на этот счет имеют свое мнение. В их символике рыба напрямую связана с изобилием и счастьем без всяких предварительных условий и отсылов… не знаю, куда. И еще дальше, если вас неправильно поняли. Рыба служит символом и несет миссию с достоинством. Карп, плывущий против течения, превращается в дракона буквально на наших глазах. С очарованием золотой рыбки невозможно cпорить. Руссrая культура причислила ее поимку к радостям пожилого возраста. Последний сказочный шанс вспомнить, чего именно хочется. А в старости хочется всего. В желаниях тоже нужно преуспеть. У китайцев с этим просто. Рыбкин иероглиф похож на обглоданный скелет и представляет собой зашифрованную формулу счастья. Внутри может ничего не оказаться, но само обладание тайной дает такое право – на счастье. Оно существует не вообще, как представляется нам, а конкретно, что твердо знают китайцы. Чашка холодной воды в жаркий полдень. Этого достаточно. Шарманщик с обезьянкой и попугаем, вытаскивающими билетики счастья, выглядят рекламными агентами залежалого товара. Шуткой юмора. Вы свое получили и отвалите. Там будете разворачивать, а здесь не мешайте. Ваше счастье возврату и обмену не подлежит. То ли дело, рыба с икрой – символом плодородия. Почувствуйте разницу. Проверьте ощущения. Попробуйте. И расслабтесь. Ведь кайф? Или еше?
Китайская поэзия при образной простоте (цветов, камней, ветра, звуков) полна иносказаний и скрытых смыслов. Ей, кажется, несложно подражать. Но умение спрятать метафору на самом видном месте – достоинство чисто китайское. В общем, у рыбок можно провести немало времени, особо не парясь. Старость, если доктор не ошибся, еще предстоит, но присмотреться заранее не мешает…
На карликовые деревья стоит обратить внимание. Даже если вы не питаете страсти к разведению растений, здесь трудно остаться равнодушным. Бонсай – дерево в горшке. Вырастить его не сложнее и не проще, чем средневекового компрачикоса: подрезать корни, перетянуть проволокой ненужные ветви, подправить направление ствола. Воспитать из полноценной древесной особи карлика и урода, и этим гордиться. Вот где человек – царь природы. Спешите видеть. Остается вывести троллей, гномов, кого там еще, превратить слонов в тараканов, научить их ходить по стенам, и картина станет полной… И, конечно, не пить с утра.
Растут деревца в кадках, бестрепетно и безпечально, цепляются игрушечными пальчиками за игрушечные утесики, некоторые еще держатся, другие покорились безнадежно. Трогательно, пусть даже не до слез. Им хорошо (деревцам), и нам хорошо. Павильон, конечно, напоминает о Китае. Там этим искусством занялись более двух тысяч лет назад, оттуда оно приплыло в Японию, а совсем недавно, за какие-то сто лет оказалось в Сан-Франциско.
Ира неравнодушна к природе. За завтраком, рассматривая сквозь балконную дверь наш дворик, она находит повод для мелких огорчений. Нужно чаще поливать полезную растительность. Сорняки и прочие лианы вот-вот переберутся через изгородь и задушат ночью соседей. К этому мы пока не готовы. Бамбук – отдельная тема. Говорят, молодые побеги употребляют в пищу, но на нашей улице бамбук никого не интересует кроме мусорщиков. Зато душа отдыхает на комнатных растениях. Они чувствуют человека. Любовь к растениям – хорошее средство от мизантропии, выздороветь не получится, а подлечиться можно…
Вглубь Арбаретума ведут два маршрута. На самом деле их больше, но для начала можно ограничиться двумя. Как в сказке – через поле и через лес.
Колонны из Капитолия в глубинах Арбаретума. Если можете вообразить что-то подобное, милости просим. Поглядим, как у вас получится…
Если вы увидите впереди рощицу античных колонн и пасущихся рядом верблюдов, вам лучше поискать тень и приложить к затылку что-нибудь холодное. Но если колонны красуются без верблюдов, знайте, это правда. Конечно, вы можете проявить личное отношение к увиденному, вообразить ряды мусульманских рыцарей и броситься вперед с тем, что окажется под рукой. Надеюсь, вас поймут правильно. Но когда вы снова откроете глаза, колонны останутся на месте. Эти колонны из Капитолия. Когда число конгрессменов, сенаторов и журналистов разрослось до неприличной величины, старое здание расширили. Было это в… неважно, в общем, колонны мешали. И что делать с ними, было непонятно. Капители коринфские с завитушками, товар – первый сорт. Родилась счастливая мысль, перевезти колонны в Арбаретум. И пусть люди займутся философией, начнут дискутировать и выяснять размер интеллекта на единицу лба. Многого можно достичь, если правильно приложить усилия. Богатеи дали деньги. Имена жертвователей отмечены у подножия колонн.
C высокой платформы ступени ведут к водоему с застывшей водой. Сидеть можно сколько угодно, можно заморить червячка, если есть чем, можно просто подставить лицо горячему ветру. Все пространство между колоннадой и лесом тонет в травах, шляпы, шляпки, панамки, разноцветные зонтики будто плывут. У Клода Моне есть похожие сюжеты. Но до колоннады в
