Путешествие в Московию 1664-1665 - Николаас Витсен
20 марта.
Посол, сказавшись больным, попросил приставов к себе и сказал им, что дружески просит о скором прощании и окончании дел; он сожалеет, что столь неприветливо был принят и что приехал в эту страну; очень просил передать это царю, что приставы обещали сделать.
Я узнал теперь, что все, что у нас во дворе случалось или было сказано, даже те слова, которые посол говорил за столом, передавались выше. Никто к нам не приходит, чтобы об этом не узнали; это делают толмачи, они либо сами слышат, либо узнают от слуг, которые стоят за столом. Я видел много доказательств этому: так, мне предложили, что расскажут все, о чем мы говорили несколько дней назад за нашим столом, даже и то, что было сказано накануне. Предметом разговора был, мне кажется, Юпитер на небе, который казался довольно крупным; этот тупица русский принял это за комету и предсказал из этого явления многое к своей выгоде.
23 марта.
К послу пришел дьяк Лукиан Тимофеевич Голосов[216] и сказал, что царь разрешил дать Штатам Голландии и Нидерландам требуемый ими титул, но что пока еще в ответной грамоте будут придерживаться старого написания. С первым послом, которого царь пошлет, привезут новый титул, а сейчас его не дают, чтобы не казалось, будто посол принудил царя к этому. Кроме того, он сказал, что в скором времени посол предстанет пред ясными очами царя, получит на все положительный ответ, ибо теперь он опять в милости у царя. Посол опасался, что посольство пришлют не скоро [в Голландию]. На это дьяк сказал: "Скоро". Раз такова воля царя, ответил посол, то с неправильной грамотой он мог бы привезти и правильную и тем быстрее закончить дела. Дьяк обещал все передать царю; этот господин был очень вежлив. Очевидно, как велика была недавняя немилость, так велика казалась теперь милость. Все хорошо, прекрасная погода!
Может, и не так уж удивительно, что русские столько спорят о титуле "Высокомогущества" Голландским Штатам. На их языке такое название дается разве только Богу; они не называют так и своего царя, так что этот титул кажется им очень странным. Упомянутый дьяк очень хорошо говорит на латинском языке, поэтому его здесь называют латинским дьяком, и он единственный, кто в этой большой стране занимается латынью и приобрел в этой области ученость, кроме белорусов [украинцев]; у тех кое-где встречаются ученые. В Киеве имелась хорошая Академия[217], поэтому некоторые из тех, кто жил в Киеве, а также бывшие в Польше в плену понимают и говорят немного по-латыни.
В тот же день шведский комиссар посетил посла, чего раньше он не мог сделать; даже генерал-лейтенанта царской армии голштинца Баумана не допускали к нашим воротам.
В этот же день я узнал от двух-трех русских из самых знатных, как они обиделись за то, что Их Высокомогущества дали привилегию своим торговым компаниям плыть в Китай через Вайгач: "Ну разве вам мало того, что вы пересекаете все моря? — сказали они. — Вы хотите посетить еще и земли царя? Царь вам в этом помешает" (боятся за Сибирь), и т.д. и т.п.
24 марта.
Посол через пристава просил ответа на свою памятную записку, скоро начнутся религиозные — пасхальные — дни, во время которых он мог бы заказать перевод и проверить его, а также дать свой ответ, если что неправильно. Приставы дали несколько менее грубый ответ; они считали, что посол, получив вчера хорошие вести, снова находится в милости у царя. Посол сказал, что он не знает ни милости, ни немилости, что ничего не справедливого он не говорил и не требовал и что вчерашнее было не так уж хорошо, могло быть лучше, и т.д.
В эти дни мы опять услышали, что царь и его люди сердились на Его Превосходительство [посла] за то, что он отказался от посредничества, и еще за то, что в некоей памятной записке он сказал: "Если этого не произойдет, то мои Высокомогущественные Господа будут вынуждены поступать в этом деле по их усмотрению". Речь шла там о привилегии, которую русские предоставили англичанам на вывоз вара. Еще нам сказали, что польский посланник недавно высказался или проговорился, что если бы мы им предложили посредничество, то они не отказались бы от него и это было бы приятно.
И сегодня многие знатные, впавшие в немилость, были высланы в Казань и Сибирь.
Примерно в это время отправился отсюда в Псков воеводой один из наших дьяков, Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин, так что с нами теперь остались только князь Иван Семенович Прозоровский, Иван Афанасьевич Прончищев и дьяк Алмаз Иванов.
27 марта.
Посол отправил секретаря в Посольский приказ с просьбой закончить текущие дела, но получил ответ, что посол может не грустить: до Пасхи он все равно не получит ответа.
Сегодня я узнал, что [ногайские] татары восточнее Казани во многом схожи с евреями; несомненно, это когда-то вывезенные племена [евреев], сохранившие старинные обычаи: они не едят свинины, совершают жертвоприношения по древнему обычаю, их жрецы получают десятину, правосудие проводят таким же образом и так же становятся "нечистыми", совершают обрезание, имеют по древнему обычаю скинию[218], у них тоже в обиходе псалмы Давида и книги Моисея, да они и говорят, что происходят от евреев. В Крыму живут такие же люди, они убежали от тех же, и у них тоже наблюдаются остатки иудаизма; это рассказал нам один из их рода, который здесь на службе.
27-го был день рождения царя. Ах, с каким великолепием его празднуют! Все были в самой лучшей одежде, так же были убраны лошади. Колокола звонили по всему городу. Для богослужения царь с большой пышностью отправился к одному монастырю; всё было занято вооруженными солдатами, каждый держал в руке маленькую палочку. Перед ним [царем] ехали самые знатные, такие как Алмаз, князь Прозоровский, каждый в отдельных санях; большинство с непокрытой головой, что здесь у знати в обычае, хотя еще так холодно. Впереди ехали епископы и митрополиты, по пути они всех благословляли. Прямо перед санями царя несколько знатных ехали верхом, вокруг них шли стрельцы, одетые в белое. Лошадь царских саней вели дворяне; она была пышно убрана перьями, соболями и попонами из золотой
