Джером Джером - Трое в лодке, не считая собаки
Монморанси ринулся на этого бедного кота со скоростью двадцати миль в час, но кот не прибавил шагу — видно, не сообразил, что его жизнь в опасности. Он продолжал трусить, пока его будущий убийца не очутился в одном ярде от него, затем обернулся и сел посреди дороги, взглянув на Монморанси с кротким вопрошающим выражением, говорившим:
— Что такое? Я вам нужен?
Монморанси не страдает отсутствием смелости; но в выражении глаз этого кота было нечто, способное вселить холодный ужас в сердце отважнейшей собаки. Фокстерьер остановился как вкопанный и также взглянул на кота.
Оба молчали; но легко было понять, что между ними происходит следующий диалог:
Кот. Могу ли я быть чем-нибудь вам полезным?
Монморанси. Нет-нет, благодарю.
Кот. Не стесняйтесь высказаться, знаете ли, если вам, действительно, что-нибудь нужно.
Монморанси (пятясь вниз по Верхней улице). О нет, нисколько, разумеется, не беспокойтесь. Я боюсь, что ошибся. Думал, что мы знакомы. Жалею, что потревожил вас.
Кот. Ничуть не бывало — очень приятно. Вы уверены, что вам ничего не нужно?
Монморанси (все продолжая пятиться). Ничего, благодарю, ровно ничего — вы очень добры. Всего хорошего!
Кот. Всего хорошего!
Затем кот снова потрусил по улице; а Монморанси, жалобно поджав то, что называет своим хвостом, возвратился к нам и занял незначительную позицию в арьергарде.
Я уверен, что, если бы в этот день сказать Монморанси: «Кошки!» — он бросил бы на вас жалобный взгляд, как бы желая сказать: «Пожалуйста, не надо!»
После завтрака мы занялись покупками и набили лодку провизией на три дня. Джордж объявил, что следует купить овощей — это очень здоровая пища. По его словам, готовить их легко, и он за это берется; поэтому мы приобрели десять килограммов картофеля, четыре килограмма гороха и несколько кочанов капусты. В придачу мы прихватили пирог с мясом, пару пирогов с крыжовником и заднюю часть баранины, да еще фруктов, пирожных, хлеба, масла, варенья, бекона, яиц и иного добра, раздобытого во время наших прогулок по городу.
Отбытие наше из Марло я считаю одним из величайших наших успехов. Оно было достойно и внушительно, не будучи в то же время показным. Во всех магазинах мы настояли на том, чтобы наши покупки тут же были отправлены вместе с нами. Будет с нас этих: «Слушаю, сэр, пошлю их немедленно, мальчик будет на месте раньше вас, сэр!», после которых околачиваешься без конца на пристани и по два раза возвращаешься в магазин браниться с ними. Мы дожидались, чтобы уложили корзину, потом брали мальчика с собой.
Посетили мы немало магазинов, в каждом руководствуясь этим принципом; и в результате, к тому времени, как мы с ними покончили, около нас собралась такая прекрасная коллекция мальчиков с корзинами, какой только может желать сердце человека. И наше заключительное шествие посредине Верхней улицы, по направлению к реке, представляло собой величественное зрелище, какого, наверное, давненько не приходилось видеть городку Марло.
Порядок процессии был следующий:
1. Монморанси, несущий палку.
2. Два непредставительных с виду пса, приятели Монморанси.
3. Джордж, несущий плащи и пледы и курящий короткую трубку.
4. Гаррис, пытающийся выступать со свободной грацией, пузатым саквояжем в одной руке и бутылкой лимонного сока в другой.
5. Мальчик из зеленной и мальчик из булочной, с корзинами.
6. Чистильщик сапог из гостиницы, с корзиной.
7. Мальчик из кондитерской, с корзиной.
8. Мальчик из бакалейной лавки, с корзиной.
9. Длинношерстная собака.
10. Мальчик от торговца сыром, с корзиной.
11. Посторонний человек, несущий мешок.
12. Закадычный друг постороннего человека, с руками в карманах, курящий короткую глиняную трубку.
13. Мальчик от продавца фруктов, с корзиной.
14. Я, несущий три шляпы и пару ботинок и пытающийся сделать вид, что этого не знаю.
15. Шесть маленьких мальчиков и четыре приблудные собаки.
Когда мы спустились к пристани, лодочник спросил:
— Позвольте, сэр: у вас паровой катер или пассажирский бот?
И очень удивился, узнав, что мы на лодке с двумя гребцами.
В это утро у нас было немало хлопот с паровыми катерами. Было это как раз перед неделей гребных состязаний в Хенли. До чего я ненавижу паровые катера! Полагаю, что их ненавидит всякий любитель гребного спорта. Ни разу мне не приходилось видеть парового катера, чтобы не захотелось заманить его в уединенное место реки и там, в уединении и безмолвии, утопить.
Паровой катер отличается наглой заносчивостью, обладающей свойством пробуждать все дурные инстинкты моей природы, и я мечтаю о добром старом времени, когда можно было пойти и сказать людям, что о них думаешь, с помощью топора и лука со стрелами. Уже одного выражения лица того, кто стоит на корме, засунув руки в карманы, и курит сигару, достаточно, чтобы извинить нарушение мира; а повелительный свисток, предлагающий вам убраться с дороги, может, я в том уверен, обеспечить вердикт «убийства с оправдывающими обстоятельствами», если только присяжными будут речные спортсмены.
Приходилось им таки свистеть, чтобы спровадить нас с дороги! Если могу так выразиться, не показавшись хвастуном, смею по совести уверить, что одна наша лодчонка в течение этой недели причинила больше неприятностей и задержек встречным паровым катерам, чем все прочие суда на реке вместе взятые.
— Идет паровой катер! — выкрикивает один из нас, завидев вдали неприятеля, и в одно мгновение все уже готово для встречи. Я берусь за веревки руля, Гаррис и Джордж садятся рядом со мной, все трое спиной к катеру, и лодка спокойно выносится на середину реки.
Катер идет и свистит, а мы себе потихоньку плывем. Не доходя до нас сотни ярдов, он принимается свистеть как безумный, и люди на нем перегибаются через борт и ревут, обращаясь к нам; но мы, хоть убей, ничего не слышим! Гаррис рассказывает нам анекдот про свою мать, из которого ни Джордж, ни я не согласились бы ни за какие блага упустить хотя бы одно словечко.
Тут этот катер испускает финальный визг, от которого едва не происходит взрыв котла, и дает задний ход, и выпускает пар, и заворачивает, и причаливает к берегу; всякий находящийся на катере человек бежит к носу и кричит на нас, и люди на берегу останавливаются и окликают нас, и все прочие лодки останавливаются и присоединяются к обществу, пока вся река, на целые мили вверх и вниз по течению, не приходит в состояние безумного волнения. Тогда Гаррис прерывает свой рассказ на самом интересном месте, взглядывает с кротким удивлением на Джорджа и говорит:
