Герман Волков - Золотая Колыма
И «Даешь золото!» едва не наскочил на него. Хорошо, что Билибин и Алехин ударили о соседний камень шестами, а Чистяков со всей своей силушкой развернул на полукруг кормовым веслом. Пролетели мимо. А Иван Максимович еще и крикнуть успел разведчикам:
— Погостить задержались у крестника?!
Раковский, Степан Степанович и Лунеко загостились часа на три. Плот сидел крепко. Пришлось и в воду залезать. Проскочив все камни Сергеевского порога, команда «Даешь золото!», пробираясь по скалам, явилась на помощь. Все барахтались, но опоры ни у кого не было под ногами, а потоком могло сбить каждую секунду. Решили отрубить четыре бревна, намертво сидевшие на камне. Оставили их на память крестнику Сергея Дмитриевича. А они были прижаты водой так, что ходили по ним как по мосткам.
«Разведчик» стал совсем узким, похожим на челнок, оторвался и понес всех шестерых.
Остаток этого дня приводили себя и плоты в порядок. Обсушивались и обсушивали грузы. Ходили осматривать последний порог, Дмитриевский.
На другой день, 10 сентября, плоты вошли в Колыму-реку.
— Ура!!!
— Суши весла!
— Суши портянки!
«Благодаря опытности лоцманов и настойчивости всего коллектива,— напишет через десять лет Юрий Александрович,— пороги были преодолены в три дня. Все мы вздохнули облегченно. Не только было обеспечено наше прибытие на Колыму, но был найден удобный сплавной путь для снабжения приискового района. Если наши громоздкие, неповоротливые плоты благополучно прошли через пороги в малую воду, то не приходилось сомневаться, что весенней водой гораздо более подвижные карбасы пройдут через пороги без всякого труда. И действительно, еще в течение шести лет после этого, вплоть до 1934 года, когда автомобильная дорога дошла до самой Колымы, Бохапча играла крупнейшую роль в деле снабжения колымских приисков, и ежегодно по ней направлялся сплавом большой поток грузов и пассажиров».
К этому надо добавить, что сам Юрий Александрович пройдет по Малтану и Бохапче дважды, а Степан Степанович, как и предполагал Билибин, все эти годы будет старшим лоцманом на бешеных Бохапчинских порогах. Правда, «без всякого труда» эти пороги карбасы не проходили, и жертв бешеная Бохапча взяла немало...
Из приказа № 95 от 29 июля 1932 года:
«...В проведении сплава должен быть отмечен подлинный героизм и ударничество, проявленные отдельными работниками и штурмовой бригадой в целом, которые в условиях опасности для жизни, не считаясь с препятствиями, героически преодолевали последние.
Штурмовая бригада в составе лодочной команды, работавшей под руководством Малашемко и С. С. Дуракова, премируется месячным окладом.
Погибли из штурмовой бригады Малашейко, Дудков, Васильев, Комиссаров, Будаков...»
«КОЛЫМА ТЫ, КОЛЫМА...»
На высокой стройной лиственнице, что хорошо виделась с реки, сделали большой затес:
«10/IХ-28 г. Передовой отряд К. Г. Р. Э. закончил пробный сплав. Иван Алехин, Юр. Билибин, Ст. Дураков, Мих. Лунеко, Серг. Раковский, Дм, Чистяков. Демка пропал... Прошу Д. Казанли и С. Обручева определить астропункт устья Бохапчи. Ю. Билибин».
Юрий Александрович сожалел, что экспедиция Наркомвода, поверив в непроходимость Бохапчи, не стала ее обследовать, и надеялся, что Казанли, сплавляясь с отрядом Бертина, установит здесь астропункт. А если он почему-либо не сделает этого, то в следующем году будет сплавляться по Колыме экспедиция Сергея Обручева, и этим сможет заняться она... Кто-то обязательно должен нанести на карту точные координаты устья Бохапчи. Порожистая, но годная для сплава река послужит освоению Колымского края!
— А теперь, догоры, наша цель — Среднекан!
Отвязали чалки и на рассвете тронулись по Колыме,
После каверзного Малтана и бешеной Бохапчи плыть по широкой полноводной и спокойной реке — одно удовольствие. Колыма здесь в высоких берегах, без перекатов, бурунов, без крутых изгибов и островов. Шевели потихоньку кормовым веслом, поудобнее устроившись на тюках, освежай прохладной чистой водицей горячие волдыри на натруженных руках, залечивай рубиновые эполеты и любуйся сколько душе угодно красотами Колымы.
И каждый любовался, и каждый искал на этой реке, на ее берегах что-то родное, с детства знакомое и находил. Забайкальцы Алехин и Чистяков видели в Колыме широкие и раздольные сибирские реки. Лунеко сравнивал ее с Амуром. Степан Степанович, уроженец Пермской губернии, вспомнил Каму. Ну, а Юрий Александрович хотел видеть и увидел что-то похожее на волжские берега...
То тут, то там средь густой поросли лиственниц встречались белоствольные березки, правда, тонкие и не плакучие, но самые настоящие, с розоватыми отблесками на бересте, сквозные и такие же золотистые в эту осеннюю пору... А когда Юрий Александрович увидел на солнцепеке в затишке под скалой осинки в багрянце, то не мог не воскликнуть:
— Да здесь же — Россия, братцы!
Слева и справа падало, сверкая по валунам, много речек и ключей, безымянных, не помянутых на спичечной карте Макара Медова. Разобраться невозможно, где какая... Хорошо бы встретить кого-нибудь. Макар Захарович говорил, что где-то здесь, близ устья Дебина, реки, впадающей слева, должна быть заимка якута не то Дягилева, не то Лягилева.
Только подумали об этом, глядь — на откосе человек. Плоты — к берегу. Сергей — прямо в воду и, будто белка, скок, скок наверх. Но человек кинулся от него бежать. Ненормальный или одичавший какой-то?.. С полчаса гонялся за ним быстроногий Сергей и привел за руку. Беглец оказался уже немолодым: весь какой-то помятый, с бегающими красными глазками... И лишь одно бормочет:
— Мин суох... мин суох...
Его стали угощать, подарки дарить, но ничего, кроме «мин суох», не добились. Даже фамилию свою не вспомнил. Узнали только, что река, по берегу которой гонялся за ним Сергей, как раз и есть Дебин.
— Баар... баар...
И то хорошо! Есть один надежный ориентир из названных Макаром Медовым. Распрощались с «мин суохом» очень ласково, в торбу и за пазуху напихали ему всяких угощений. Жалели его: может, родился таким, может, испортили человека медведь или какая-нибудь белая банда, шаставшая в свое время по Колыме, а может, он десять лет ни одной души не видел живой и за все это время ни разу про Советскую власть не слышал.
Дебин — первая большая река после Бохапчи. Дальше, согласно спичечной карте, должны быть примерно такие же реки справа — Урутукан, слева — Хатыннах, или Березаллах, с березовой долиной, затем Таскан, Лыглыхтах, Ускунья, а там и Среднекан, по местному Хиринникан — Долина Рябчиков.
После Дебина решили останавливаться у каждой реки и речки, осматривать как следует, брать пробы. В устье Дебина в лотке оказались желтенькие крохотные знаки. Такие же намыли на Урутукане и Хатыннахе. А в наносах Таскана попалась маленькая гладкая золотника. На речке, впадающей справа,— еще две золотники. Здесь же, на вечерней зорьке, настреляли жирных уток. Макар Медов называл эту речку Ускунья, а разведчики, воодушевленные удачной охотой, перекрестили ее в Утиную, а соседнюю — в Крохалиную. Ликовали охотники!
