Георгий Холопов - Докер
К моему удивлению, у выхода с бульвара я встречаю Виктора. В сторонке, привалясь к ограде, стоят Топорик и Лариса. Они, оказывается, ждут меня. Их интересует моя судьба. Вот чудаки!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
ТИМОФЕЙ МИРОНОВИЧ
Мать выпрашивает у всех работу для меня и Маро. Об этом она говорит с Нерсесом Сумбатовичем, с Парижанкой, с Мармеладом и даже с Философом.
Парижанка вскоре устраивает Маро ученицей в шляпную мастерскую. Но мне никто не может помочь. Где найти работу для двенадцатилетнего мальчика и какую?
— Ну, рассыльным в магазине или курьером где-нибудь он мог бы работать? — спрашивает мать в отчаянии.
— Увы, на эти работы хватает взрослых.
Единственное, что все могут посоветовать матери, это чтобы я поскорее вырос.
Но однажды у нашего окна останавливается Мармелад. Придерживая пенсне, он долго смотрит, как мать вяжет тору.
При виде Мармелада меня всегда разбирает смех. Смешно от его медоточивой улыбки, от вечно падающего пенсне, от его манеры вышагивать на одном месте.
— Желая помочь в вашем бедственном положении, — говорит Мармелад, — я решил выкачать воду из подвала. Как вы смотрите на это?
Не прерывая работы, мать настороженно косится на него. Подозрительно гляжу и я.
— Этим, кстати, я… то есть мы все — я говорю о жильцах — сбережем дом от сырости, — продолжает Мармелад, сделав шаг вправо, потом влево, потом назад, — ну и, конечно, избавимся от комаров.
Вышагивая у окна, он излагает свой проект откачивания воды, то снимая, то напяливая на нос падающее пенсне. По этому проекту всю работу должны проделать мальчишки нашего двора, потому что это «самая мальчишеская работа». Он хочет предложить за каждое вычерпнутое ведро воды сто тысяч закавказскими бонами. Мне он предлагает возглавить работу.
«По курсу червонца выходит меньше одной десятой копейки, — прислушиваясь к его бархатистому, обворожительному голосу, высчитываю я в уме. — Сто тысяч — и одна десятая копейки!»
— Они, нахалы, конечно, могут запросить больше, — продолжает Мармелад, то удаляясь, то приближаясь к окну. — Но я больше не могу дать. Плачу-то я из своих сбережений, а не из казны. — Он улыбается мне, источая мед. — Если другие не согласятся, согласись ты. Скажи — тебе хватит и ста тысяч. Правда ведь, это громадные деньги? Тогда и другие согласятся.
Он то ли дурак, то ли наивен, как ребенок. Я не знаю, что ответить ему. Не представляю себе, как мы, мальчишки, можем вычерпывать воду из такого большого подвала.
— Я все думаю о вас, — говорит Мармелад, неутомимо вышагивая у окна. — Подумайте и вы обо мне.
— А почему бы вам не привлечь к этому делу взрослых? Соседей? — с недоумением спрашивает мать. — То, что сделают взрослые, не сделать детям.
Мармелад вдруг бледнеет и замирает на месте. Улыбка тотчас же исчезает с лица. Его маслянистые глаза меняют выражение, смотрят зло и колюче. Он снимает пенсне и медленно протирает его полой своей парусиновой толстовки.
— Соседей? Этих сволочей? — произносит он железным голосом. — Никогда!.. Я для них «бывший», буржуй, капиталист. Владей я сейчас домом, они бы у меня ползали на брюхе. А так — они независимые, у них за спиной Советская власть! Но ничего, ничего! — сквозь зубы выговаривает он и, точно спохватившись, надевает на нос пенсне, снова широко улыбается, снова маслянистыми становятся его глаза.
Хотя Мармелад работает в советском учреждении, имеет членский билет союза совторгслужащих, который хранит в нагрудном кармане пиджака и кстати и некстати показывает всем, он, судя по его последним речам на балконе, с каждым днем все больше надеется, что вот-вот его позовут в Баксовет и нижайше попросят как можно скорее «принять дом во владение».
— Да, да! — говорит сегодня Мармелад своим слушателям, расположившимся с газетами под яркой лампой у окна Философа. — Раз государство ввело нэп, так оно, надо думать, введет и многое другое. — Он в сильном волнении и неутомим в ходьбе на месте: два шага вперед, два назад, шаг влево, шаг вправо, шаг вперед. — Слышали? Говорят, американская «Барнсдальская корпорация», которой отказали в позапрошлом году, снова предложила свои услуги большевикам. На этот раз Советы как будто бы соглашаются на концессию. Хотят отдать большую половину бакинских промыслов. Американцы собираются взять на себя и переработку нефти. В Белом городе[8] они для этого думают построить два крекинг-завода. Во всем этом я вижу хорошее предзнаменование, хорошее, — тянет он своим бархатистым голосом. — Пока кухарки научатся управлять государством, кто-то должен же вести народное хозяйство? Вот на помощь и приходит заграница.
— Вы думаете, власть в таком случае вернет бывшим владельцам недвижимое имущество, в том числе и дома? — не без иронии спрашивает Нерсес Сумбатович, наступив Мармеладу на любимую мозоль.
— Я думаю, да! — категорически отвечает Мармелад.
— У вас есть веские основания? — Нерсес Сумбатович прячет улыбку, но смеется глазами.
Он в этих вечерних спорах всегда ведет себя насмешливо и иронически. Не держит ничью сторону, хотя не так уж глуп, чтобы не знать, кто прав, а кто нет. У него своя думка, «ничейная сторона». Но Мармелада Нерсес Сумбатович открыто не любит и не делает из этого тайны. Мармелад отвечает ему тем же.
— Основания? — Мармелад багровеет. — Чтобы Советам избавиться от лишней обузы — разве вам этого мало? Посмотрите, во что превращен наш дом. Разве при моем покойном папаше он выглядел так? Я не говорю уж о подвале, залитом водой!
— Детский лепет! — смеется Нерсес Сумбатович.
Его поддерживает Тимофей Миронович. Он недавно вернулся с бухты, пообедал и перед тем, как идти на рабфак, вышел посидеть на балконе.
— Тогда надо думать, что Советская власть вернет бывшим хозяевам фабрики, заводы, промыслы? — говорит он. — Это ведь куда бо́льшая «обуза», чем дома́, не так ли? — И, сдерживая смех, усталой походкой направляется к спорщикам.
На помощь Мармеладу из комнаты выбегает Философ. С ходу, с издевкой, он отвечает Павлову:
— А почему бы и нет? Разве нэп — не шаг назад? Разве частный сектор не съедает государственный? Разве вы не видите, как мы полным ходом возвращаемся к капитализму? Почему бы в таком случае государству и частному сектору не породниться? Не врасти друг в друга? Не вернуть бывшим владельцам их недвижимое имущество?
— Почитайте Ленина! — с усмешкой отвечает Тимофей Миронович. — А слова Кирова на партактиве — забыли? Зря! «Нэп — это перестройка нашей артиллерии, как легкой, так и тяжелой». Золотые слова!
