Луи Буссенар - Приключения в стране львов

— Ну а что нас ждет после победы?

— Мы будем почивать на лаврах, охотиться и разъезжать в пирогах, а потом, когда эпидемия желтой лихорадки минует, вернемся на яхту… По-моему, аудиенция закончена. Мы посидели на диване его величества и считаемся теперь важными персонами! Это нужно для того, чтобы нас слушался простой народ.

— Значит, я тоже стал членом правительства?

— Неужели вы в этом сомневались, Фрике? Мы с вами совершенно равны во всем, что касается службы на благо государства!

— Я не стану посягать на ваш кусок пирога власти, генерал, можете мне поверить! Я остаюсь вашим подчиненным, выражаясь по-военному, и буду быстро и толково выполнять все приказания, — с обычной веселостью сказал Фрике. — Знаете, давайте поскорее уйдем отсюда! Здесь воняет козлом!

— Мы сейчас распрощаемся и отправимся ко мне, это совсем рядом. Там вы и поселитесь.

— У вашего дома тоже стоит охранник? Очень надеюсь, что впредь их будет два! Хотя бы затем, чтобы никто не тронул моих вещей, оружия и боеприпасов!

— Ну что, пошли?

— До свидания, дражайший Сунгуйя, будь здоров, черный монарх!

Уже две недели Фрике живет в туземном поселке. О врагах нет никаких вестей, и все-таки чувствуется, что они где-то совсем рядом.

Разведчики каждый день рассказывают о подозрительных личностях, встреченных ими неподалеку от селения, и всем ясно, что, не будь рядом с Сунгуйей двух белых, ему не удалось бы усидеть на отнятом у другого царском троне.

Этот вооруженный мир, это нескончаемое скрытое противостояние действовали на нервы сильнее настоящей войны и очень угнетали Фрике. Невозмутимый Барбантон то и дело призывал юношу набраться терпения, а тот в тысячный раз отвечал, что давно сыт всем этим по горло.

Старый жандарм начинал слишком уж всерьез воспринимать свой важный пост. Он даже присваивал некоторые позы Наполеона: например, часами ходил, заложив руку между пуговицами мундира или уперев ее в бок, а на учениях любил окидывать свои черные батальоны «орлиным взором», глядя на них как бы с высоты и издали.

Добрый малый с увлечением играл в солдатики и, казалось, никогда еще не чувствовал себя таким счастливым.

Однако, несмотря на эти маленькие невинные чудачества, надо признать, что Барбантон и впрямь много сделал для защиты селения.

Он отучил негров заряжать ружья горстями пороха, от чего дула могли разорваться в руках, поранив стрелка и его соседей, но совершенно не нанеся урона врагу; он заменил кусочки чугуна свинцовыми пулями, и меткость стрельбы сразу неизмеримо возросла.

Кроме того, генерал показал новобранцам некоторые строевые упражнения, которые хотя и не могли особо пригодиться в бою, но зато приучали туземцев к дисциплине и повиновению команде, что было немаловажно, так как негры воюют кто во что горазд и ничего не смыслят в тактике.

Если парижанин находил дни бесконечно длинными, то Барбантону, наоборот, казалось, что часы бегут слишком быстро.

Не собираясь останавливаться на полпути, он обучал солдат меткой стрельбе и старался сделать их непобедимыми.

— С десятью тысячами таких воинов я мог бы завоевать всю Африку![116] — сказал он однажды своему другу, бросая на него гордые взоры и принимая позу, в какой изображен на Вандомской колонне Бонапарт.

— Правильно! — ответил Фрике, которому все ужасно надоело и который был поэтому мрачнее тучи. — Дойдем по долине Нигера до Тимбукту, подчиним Сунгуйе все страны, какие нам только попадутся, захватим, если пожелаете, Дарфур[117] и Кордофан[118], дадим подножку Негусу[119] Абиссинскому и вернемся назад по долине Нила, заставив Египет платить дань нашему черному повелителю. То-то позабавимся! Сколько можно прозябать здесь?!

— Ваш план превосходен, однако подождите, пока у меня наберется десятитысячная армия!

Парижанин не знал, что ответить на эти поразительные слова, и решил больше не препираться, а ждать развития событий.

Был, правда, момент, когда он собирался покинуть будущего Александра Македонского…[120] вернее Суданского… с его мечтами о славе и скромно вернуться на яхту.

Но разведчики доложили, что река по-прежнему строго охраняется.

Тогда Фрике смирился и начал изучать язык мандинга, чтобы хоть как-то убить время.

Впрочем, выпадали в жизни юного парижанина и хорошие минуты. Например, он всегда покатывался со смеху, вспоминая об одном курьезе.

Барбантон, желая, чтобы его армия как можно более походила на европейскую, решил учредить в ней воинские звания.

Лаптот немедленно стал капитаном, а наиболее способные воины полуденной страны были возведены в чины сержантов и капралов.

Сержанты и капралы — это, конечно, хорошо, но ведь им полагаются всяческие знаки отличия, которые прикрепляются к одежде! А если одежды нет?!

Значит, надо обойтись без нее, решил жандарм. Надо вытатуировать красные или белые «нашивки» прямо на предплечье — и навсегда, не боясь, что тебя разжалуют, превратиться в сержанта или капрала.

Фрике смеялся так, что чуть не вывихнул себе челюсть, зато Барбантону эта мысль доставила несколько часов тихой радости.

Лаптот первым изобразил на своем теле подобие военного мундира, и за это его, наверное, очень скоро сделают командиром батальона. Неужели зеленые эполеты тоже будут выколоты на его коже? А может, проще все-таки завести одежду?!

…Между тем Фрике старался разузнать что-нибудь о судьбе медальона мадам Барбантон. Задача была нелегкой. Требовались дипломатические ухищрения… и огромное количество алугу… чтобы заставить Сунгуйю отдать драгоценную вещицу.

Интересующий Фрике предмет и впрямь находился у монарха: последний без малейшего зазрения совести украл его у путешественницы. Не станем, однако, осуждать Сунгуйю — ведь негры подобны детям и не колеблясь берут то, что им приглянется.

К тому же он считал эту вещь могущественным фетишем, вырвавшим супругу жандарма из смертельных объятий гориллы и открывшим ему, Сунгуйе, дорогу к трону.

Чернокожий рассказал все Фрике, когда был в стельку пьян, но не разрешил ему ни потрогать медальон, Ни даже взглянуть на него. Негр носил фетиш на цепочке, завернутым в кусок кожи, и считал, что один-единственный чужой взгляд может лишить талисман силы.

Фрике, однако, очень хотелось взять его в руки — хотя бы ненадолго, — чтобы извлечь заветный лотерейный билет. Правда, юноша был не в восторге от того, как приняла его когда-то мадам Барбантон, но все же считал своим долгом постараться вернуть билет владелице.