Луи Буссенар - Приключения в стране львов
Обходный маневр, совершенный Барбантоном, решил успех дела. Сунгуйя — счастливый победитель, а его соперник взят в плен самим главнокомандующим!
Никто не знал числа убитых, и эти цифры никого не интересовали.
Зато всех занимали пленные. Их насчитывалось не менее пятисот человек, многие были ранены; побежденных крепко связали и, как дрова, бросили на самый солнцепек.
Фрике и бывшего жандарма очень тревожила судьба этих несчастных.
А победители тем временем утоляли жажду, поглощая невероятное количество пива.
Сунгуйя, ставший после одержанной победы верховным вождем, как будто нарочно старался подтвердить правильность выражения «черная неблагодарность» и едва замечал европейцев, оказавших ему такую неоценимую помощь.
— Вы посмотрите только на этого молодчика, — ворчал Фрике. — Как он нос-то задирает! Хоть бы спасибо нам сказал!
— М-да, — согласился несколько сбитый с толку Барбантон. — По-моему, это просто хамство. Я, конечно, не рассчитывал на титул герцога, но такое невнимание совершенно оскорбительно!.. Боже мой! Что там происходит?! Какой кошмар!
Сунгуйя отдал приказание, от которого все негры пришли в страшное возбуждение и даже оторвались от сосудов с пивом и алугу.
Они бросились к пленникам, оттащили их к ограде и привязали к деревянным столбам.
Несчастным наверняка было очень больно, но честь не позволяла им стонать или молить о пощаде.
Когда с этим жестоким делом покончили, Сунгуйя объявил, что пленных сейчас станут избивать женщины и дети.
Тут же раздались свирепые крики, и из хижин, потрясая пальмовыми хлыстами, высыпала отвратительная толпа негритянок и тощих детей с уродливыми большими животами.
Они обрушили на бедняг град ударов; беззащитные люди извивались от боли, сжимая зубы, чтобы не закричать, но в конце концов не выдержали и начали испускать душераздирающие вопли. Человеческая стойкость все же не беспредельна!
Тем временем мужчины, радостно подбадривая истязателей, принялись точить сабли.
Фрике и Барбантон догадывались, что за зрелище их сейчас ожидает…
Окровавленные хлысты опускались, подчиняясь знаку Сунгуйи…
По кругу пошли выдолбленные тыквы. Взрослые и дети, женщины и мужчины жадно припадали к пьянящему напитку.
Потом все воины, способные держаться на ногах, вооружились саблями и подошли к ограде, у которой корчились изуродованные и истекающие кровью пленники.
Наши друзья понимали, что чудовище, которому они помогли взойти на трон, вот-вот прикажет казнить всех поверженных врагов.
Надо немедленно вмешаться!
Барбантон и Фрике бросились к тирану и заклинали его не пятнать таким злодейством торжественного дня.
— Подумай, ведь ты жил среди белых, — восклицал жандарм, — а они щадят побежденных! Убивать пленников бесчестно, и тебе надо перенять от европейцев их обычаи. Я покинул вместе с тобой «Голубую антилопу», я обучил твоих людей, я помог тебе победить — так подари же мне жизнь этих несчастных!
— Мой друг прав! — серьезным голосом сказал Фрике. — Ты не должен убивать их! Если ты это сделаешь, мы сегодня же уйдем отсюда и проклянем тебя и твоих подданных всеми возможными проклятиями!
— Но что же мне с ними делать? — отвечал Сунгуйя, путая французские и туземные слова. — Я не могу их кормить, потому что у меня нет запасов пищи. Я не могу дать им свободу, потому что они завтра же снова нападут на меня. Я не могу продать их в рабство, потому что белые больше не покупают рабов. Мне остается только одно: убить их! Они поступили бы со мной точно так же. Ну а он, — и царек указал на вождя, — умрет первым! Надо всегда убивать того, чье место занимаешь! Не возвращаются только мертвые! А вы, белые, если хотите по-прежнему оставаться моими друзьями, не мешайте мне поступать так, как хочется! Здесь я хозяин!
И негодяй взмахнул саблей и одним ударом отсек голову свергнутому монарху.
Жестокая речь Сунгуйи послужила сигналом. Позади каждого пленника встал палач, и в ту же минуту, как покатилась с плеч голова вождя, отовсюду послышались отвратительные звуки: это казнили несчастных.
К сожалению, не все палачи-любители так же ловки, как их предводитель.
Некоторые клинки соскальзывали, и раздраженные неудачей убийцы снова и снова повторяли свои попытки.
Со всех сторон неслись крики, в которых уже не осталось ничего человеческого.
По земле текли реки крови, воины-победители были обагрены ею с ног до головы.
…Оба европейца в ужасе и омерзении отвернулись и поспешили к себе в хижину.
Они не видели, как у убитых вырывали еще горячие сердца и как эти сердца поедались победителями, пьяными от алугу и крови.
Не желая больше оставаться с обезумевшими дикарями, Барбантон и Фрике собирались немедленно покинуть селение.
Жандарм пребывал в совершенном отчаянии: ведь он оказался в помощниках у таких извергов! Поэтому бедняга объявил, что отправится в Сьерра-Леоне и подхватит там желтую лихорадку! Уж лучше умереть! Лавры Наполеона больше не привлекали его: ужасная расправа с пленными убила в нем дух завоевателя, а созерцание изнанки военной славы заставило возненавидеть поле брани.
Барбантон поспешно снял с себя мундир, аккуратно уложил его в саквояж, спрятал в зеленый чехол саблю, тяжко вздохнул… и своей властью верховного главнокомандующего отправил себя в отставку. Верный лаптот, встревоженный исчезновением обоих хозяев, застал их за сбором вещей.
Добрый парень, несколько лет проживший в Сенегале среди белых и не принимающий многих туземных обычаев, тоже чувствовал отвращение к чудовищной бойне и людоедству; его бывшие подчиненные выказали шумное недовольство этой брезгливостью и за отказ присоединиться к их трапезе назвали лаптота предателем.
Юный негр не смог привести других слуг: все были мертвецки пьяны. Но кто же в таком случае понесет еду и оружие и сядет за весла на пироге — ведь по реке добраться до английских владений гораздо быстрее и проще?! И друзья решили дожидаться того момента, когда негры протрезвеют.
Наступил вечер; парижане кое-как перекусили рисом и печеными бананами и легли спать, однако после кровавых событий дня их мучили ужасные кошмары, и они то и дело просыпались.
Из опасения ме́сти за свое поведение во время казни французы даже положили рядом оружие, но беспокойство оказалось напрасным. Когда наутро взошло солнце и встряхнуло над селением пламенеющими волосами, о вчерашних жутких событиях почти ничего не напоминало. Трупы исчезли, и владения Сунгуйи приобрели привычный облик… впрочем, нет: изгородь местами была повалена, некоторые хижины разрушены, деревья поцарапаны пулями, а, главное, вся земля покрыта большими красными пятнами, особо заметными в пурпурном свете наступающего дня.
