Луи Буссенар - Приключения в стране львов
Назовем, почти наугад, некоторые другие полезные деревья: хлебное, пришедшее из Индии, свечное, из ствола которого туземцы выдалбливают пироги; различные древовидные бобовые растения: в их огромных стручках прячутся съедобные бобы; разнообразные фиговые деревья — каждое из них дает то или иное количество каучука.
Есть много растений, годящихся для изготовления приправ и пряностей. Это кардамон, имбирь[111] и гвинейский перец, очень ценимые кулинарами.
Высокие деревья оплетены всевозможными вьющимися растениями; есть среди них и виноград с длиннющими лозами, но с мелкими и несочными плодами; впрочем, эти ягоды приятны на вкус и ждут не дождутся заботливых рук садовника.
Среди вьющихся растений есть так называемые паразиты, многие из которых необычайно красиво цветут. К ним относятся, например, орхидеи — ослепительно-яркие, с огромными листьями. Цветы висят на деревьях причудливыми гирляндами и служат этим диким садам роскошными украшениями.
Фрике и его спутники, отдохнув на одном из таких заброшенных полей и подкрепившись ароматными плодами, опять тронулись в путь.
Наконец они вышли из леса и оказались на открытом пространстве. Небо над ними напоминало огромный кусок голубого полотна.
Здесь уже были владения Сунгуйи. Проводники испустили громкий радостный крик, но тут откуда-то внезапно появилась толпа черных воинов и окружила отряд парижанина.
— Что случилось? — как всегда весело поинтересовался Фрике, который был скорее удивлен, чем встревожен.
Туземцы обладают искусством очень долго говорить и при этом ровным счетом ничего не сказать. Негры затараторили все разом, хотя и не поняли вопроса, заданного им на том замечательном жаргоне, какому Фрике обучился во время своих странствий у матросов южных морей.
Черные воины галдели все громче и даже начали усиленно жестикулировать.
— Уберите лапы! От вас прогорклым маслом разит! Я, правда, не франт, но все-таки предпочитаю иные ароматы! Ну-ка, лаптот, официальный переводчик, спроси у этих ребят, чего им надо?
— Они не хотят нас пропускать!
— Едунда! Не затем я сюда пришел, чтобы уйти ни с чем! Объясни им цель нашего путешествия… Молодец! Хорошо!.. Я вижу, их тарабарщина для тебя как родная! Ну, так что?
— Они говорят, что отведут нас к своему вождю!
— Да? А как зовут их вождя? Не твой ли это бывший дружок Сунгуйя? Если не он, то разговоры в сторону, а карабины к бою!
— Сунгуйя, он самый!
— Отлично, тогда хватит болтать! Вперед!
С этими словами Фрике — ружье на плече, шлем сдвинут на ухо, грудь колесом — встает во главе своих людей, показывая тем самым, что у него есть охрана.
Он первым выходит на поляну, посередине которой расположен поселок с очень чистыми хижинами, соединенными крепкими бамбуковыми изгородями. Подобное встречается редко: обычно африканские негры стараются ставить свои примитивные жилища подальше одно от другого; однако внимание парижанина поглощено не архитектурными изысками, а чьими-то громкими возгласами.
— Может, я сплю?! Или у меня лихорадка?! Не верю собственным ушам!
Но возгласы становятся все отчетливее:
— Ать-два-а! Ать-два-а! Слушать команду!
Сделав еще несколько шагов, Фрике останавливается в недоумении. Оно и понятно: картина, открывшаяся его глазам, могла бы поразить кого угодно.
Он видит облаченного в мундир французского жандарма, который стоит перед строем пехотинцев цвета первосортного черного дерева и обучает этих африканских новобранцев премудростям европейской военной науки.
Здесь находятся около сотни негров, совершенно нагих, украшенных яркими амулетами и кое-как прикрытых лоскутками ткани; они вооружены старыми ружьями, луками или дротиками и проделывают с ними разные упражнения — причем довольно четко, что кажется особенно удивительным.
«Изумительно! Только этого нам не хватало! — заметил про себя Фрике. — Какие же странные, однако, попадаются жандармы!»
Старый воин видит своего друга, величественно салютует ему саблей, окидывает строй гипнотизирующим взглядом и продолжает подавать команды:
— Смир-р-но!
— Напра-а-во!
— Взять ружье!
— Положить ружье!
— Разойдись! Марш! — И черные пехотинцы поспешно разбежались во все стороны с радостью, понятной любому солдату.
Барбантон с важным видом вкладывает саблю в ножны и идет к парижанину, протянув ему обе руки.
— Здравствуйте, мой дорогой Фрике! Знаете, а ведь я вас уже давно поджидаю! Истинная правда! Даже беспокоиться начал!
— Вы ждали меня, мой старый товарищ? Вы что, ясновидящий?
— Вовсе нет, просто я знаю моих друзей! Я был уверен, что вы броситесь в погоню за своим жандармом и найдете его… К тому же я послал вам на помощь людей.
— Как?! Неужели те дезертиры, которых мы встретили восемь дней назад?..
— …мои люди, посланные с поручением проводить вас сюда!
— Кстати, примите мои искренние поздравления: вы теперь генерал, а это почетно даже в негритянской армии!
— Ха! Чего не сделаешь, чтобы убить время!.. А потом… нашему Сунгуйе так хочется стать царем!
— Посмотрите-ка на этого жандарма, делающего монархов! — не выдержав, хохотнул Фрике. — Итак, вы собираетесь вот-вот посадить его на трон?
— Угадали, дружище! А пока я обучаю его войско, и, как вы только что видели, небезуспешно!
— Поразительно! Каким же образом туземцы понимают ваши французские команды?
— Они их не понимают, но все-таки выполняют!
— Как же такое может быть?
— Выполняет же бретонец, ни слова не говорящий по-французски, команды обучающего его эльзасца![112]
— Это вы верно подметили!
— Здешние мои новобранцы не так уж тупоголовы, раз сумели за восемь дней кое-чему научиться! Правда, у Сунгуйи есть верное средство сделать их понятливыми.
— Догадываюсь! Наверное, нечто из арсенала прусской армии: зуботычины, удары палкой и прочее в том же духе!
— Вовсе нет! Он просто объявил, что тому, кто окажется непонятливым, перережут горло. Подействовало!.. Однако войдем в дом! Персоны нашего ранга не должны беседовать на улице, подобно простым смертным. Кроме того, я хочу переодеться. Форма придает мне значительности, но в ней ужасно жарко!
— Так вот что лежало в том саквояже, который вы прихватили с улицы Лафайет!
— Это единственная моя ценность. Больше ничто не связывает меня с тем парижским домом! — сказал старый солдат, и на мгновение его роль генералиссимуса в армии африканского царька перестала казаться смешной. — Что думает о моем… уходе месье Андре?
