Владимир Бобров - 1001 день в Рио-де-Жанейро
Эта длинная, почти лишенная листьев жердь и есть знаменитая жакаранда — железное дерево, поделками из которого — барельефами, шкатулками, фигурками — заставлены полки любого бразильского магазина сувениров.
Банановая роща. Банан — трава. Листья травы длиной метров пять. Молодой, только что развернувшийся лист непередаваемо свеж и нежен. Но время в союзе с солнцем и ветром делают свое дело. Лист грубеет, лопается, превращается в бахрому. В результате дерево выглядит неряшливым. Цветок банана представляет собой странное многоярусное соцветие с массивной подвеской в конце. Из каждого цветка образуется плод. Соцветие превращается в многоступенчатую гроздь бананов, очень напоминающую старинные люстры для свечей. Вес такой «люстры» достигает многих килограммов. Существуют сотни сортов этого изумительного фрукта, различных по вкусу и форме. От приторно-сладких до безвкусных, которые можно есть лишь в жареном виде. От крохотных, размером в мизинец, до гигантских, напоминающих скорее всего слоновый бивень. Бананы, попадающие на европейский рынок, — бананы лишь по форме, но отнюдь не по содержанию. Предназначенные для экспорта плоды срезаются с дерева зелеными. Дозревают они в трюмах банановозов — специально оборудованных судов, становясь съедобными, но и теряя при этом свой непередаваемый аромат.
Уголок Ботанического сада с видом на Корковадо
Гордостью сада считается орхидеариум — оранжерея, где содержатся орхидеи. Цветут орхидеи в октябре — ноябре, и передать их цветение под силу лишь хорошему живописцу, да и то едва ли. Потому что нет в искусственной палитре таких нежных тонов и мягких красок. Самая нежная акварель кажется слишком грубой по сравнению с лепестками этих удивительных цветов. Можно стоять и часами смотреть на их бесчисленные оттенки и формы, точно так же как смотришь на пламя костра, на биение воды, на переливы облаков.
Когда-то давно, впрочем, не так уж и давно, орхидеи росли даже в пределах города. И сейчас еще можно встретить пучки их стеблей в дуплах старых деревьев, на склонах застроенных гор и даже на телеграфных проводах, но цветущие орхидеи мы видели лишь в Ботаническом саду и на витринах цветочных магазинов упакованными в целлофановые коробки. Обилие красок утомляет. Может быть, действует аромат, выделяемый этими великолепными цветами, или обилие влаги в воздухе. Голова начинает кружиться, и хочется выйти на воздух и успокоить глаза привычной зеленью листьев.
Перед орхидеариумом большая лужайка, отведенная под агавы и кактусы, которые мы привыкли видеть в миниатюрных горшочках на московских подоконниках.
Агава (настоящая агава, а не цветочный карлик) цветет только раз в жизни, что придает этому событию особенное значение. В один прекрасный день из центра растения выстреливается (другого слова не подберешь) ствол 3–4 метров высотой, облепленный розовато-белыми цветами. Очевидно, после такой самоотдачи растение погибнет, потому что часто этот ствол срезают. (Только непонятно, как это удается делать: подобраться к нему сквозь строй выставленных во все стороны двухметровых копий, прочных, как железо, и острых, как иголки, — дело не простое.) Но механизм продолжения рода поистине неисчерпаем. Израненное растение находит в себе иногда силы вновь выбросить цветы на срезанном стволе. Здесь все просто: смысл жизни в создании жизни.
Мы идем мимо уродливо-прекрасных кактусов в густую тень вечнозеленых деревьев, уже не интересуясь их названиями и не пытаясь осмыслить их своеобразие. С уступа крутой скалы срывается небольшой ручей. Ветер отклоняет струю. Она попадает на камни, дробится и взрывается радужным облачком. Игра света гипнотизирует. И почти не удивляешься тому, что отдельные крупные капли отрываются от водопада и висят в воздухе. Но если стряхнешь с себя оцепенение и присмотришься повнимательнее, то висящие в воздухе капли превращаются в реальных птиц, правда крошечных. Это знаменитые колибри — птицы-пчелы. Насколько известно, это единственные из пернатых, обладающие способностью останавливаться в воздухе и даже двигаться назад. Они и питаются, как пчелы, соком и нектаром цветов. До поездки в Бразилию и в Бразилии мы видели рисунки этих птиц и их чучела. Поверьте, они не дают никакого представления о птице. Ее надо видеть на воле, в движении.
Сад закрывают незадолго до захода солнца. И мы спешим аллеей, образованной деревьями с красной корой, увешанными странными плодами в виде идеально правильных шаров, мимо зарослей бамбука, таких густых, что невозможно понять, один ли это ствол или много отдельных, прижавшихся друг к другу. Мы идем сказочным миром, жители которого прекрасно уживаются друг с другом на одной земле, под одним солнцем. Правда, для достижения этого потребовался большой труд ботаников, садовников и многих рабочих. Очень не хочется покидать этот сказочный мир. Но все настойчивее свистки сторожей. Солнце сдвинулось с мертвой точки в зените и покатилось на запад. Надо засветло очистить сад от посетителей, особенно от тех, которым негде ночевать. Газоны сада предназначены для цветов и деревьев. Для бездомных имеются туннели и тротуары.
В зоопарк за выигрышем
Грустное зрелище — животное в неволе. Поэтому самое лучшее, на наш взгляд, в зоопарке Рио-де-Жанейро то, что он маленький. Основание его связано с именем барона Батиста Дрюмона, больше известного как популяризатора азартной лотереи «Jogo do bicho» (игра в зверей). В 1888 году правительство императора Педро II предложило крупному землевладельцу и любителю животных барону Дрюмону ежегодную субсидию в размере 10 тысяч реалов для того, чтобы его личный парк, в котором было много диковинных зверей, был открыт для публики. Барон согласился и в счет будущих субсидий истратил все свое состояние на закупку фауны. Однако пришедшее в 1889 году к власти новое республиканское правительство отменило обещанные барону субсидии, и он оказался, как говорят в таких случаях, в весьма стесненных обстоятельствах, поскольку доходы от посещения сада публикой были ничтожны. От разорения благородного любителя животных спас коммерческий гений некоего Мануэля Измаила Эвада, мексиканца по происхождению. Последний подал идею учредить при входе в зоопарк лотерею под названием «Игра в зверей». Поскольку терять было нечего, барон согласился, не надеясь особенно на успех этого мероприятия. Однако вопреки его ожиданиям лотерея имела шумный успех. Публика, до этого не баловавшая зоопарк своим вниманием, теперь повалила валом. Трамвайная компания не успевала подавать вагоны, чтобы перевезти к зоосаду всех желающих. Ехали на фиакрах, пролетках, шли пешком. Земельные участки в районе зоопарка подскочили в цене.
