Джон Теннер - Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера
Река, впадающая в Рейни-Лейк, носит название Кочече-се-би (Река-Исток). Недалеко от озера она образует большой водопад. Там я наловил на удочку много рыбы, которую французы называют «дори»[61].
Однажды, когда я рыбачил, водопад увлек за собой огромного осетра, который, попав в мелководье, не смог спастись. Я оглушил рыбу камнем, и по случаю первого осетра, добытого в новой местности, Сах-мук устроил пиршество.
Вскоре мы вместе с большой группой оджибвеев перебрались на другую сторону озера Рейни-Лейк. Прежде чем нам расстаться в том месте, где индейцы должны были разойтись в разные стороны, они на прощание устроили попойку. Когда все опьянели, оджибвеи похитили наши запасы кукурузы и жира, оставив нас без продуктов.
Это случилось как раз тогда, когда я впервые принял участие в попойке индейцев. Потом мне крепко и по заслугам досталось от старой индианки, хотя она выпила гораздо больше меня. Протрезвившись и поняв, в какое положение мы попали по собственной неосторожности, я посадил Нет-но-кву в каноэ, и мы поплыли к тому месту, где, как я знал, было много рыбы. Оджибвеи не оставили нам ни крошки съестного, но мне вскоре посчастливилось поймать трех «дори», и нам не пришлось страдать от голода. На следующее утро мы остановились у волока, где было особенно много этой рыбы, и, пока старуха разводила огонь, чтобы приготовить только что пойманную рыбу, я наловил еще около сотни. Только мы приготовились к отплытию, как показалась лодка с купцами, и индианка, еще не пришедшая в себя с похмелья, обменяла всю только что пойманную рыбу на ром. В тот день мимо нас прошло много торговцев, но я припрятал от старухи достаточно рыбы, чтобы выменять на нее большой мешок кукурузы и жиру. Когда Нет-но-ква наконец протрезвилась, она похвалила меня за рассудительность.
Посередине Лесного озера поднимается из воды маленький скалистый островок, на котором почти нет ни деревьев, ни кустарника. Там было так много молодых чаек и бакланов, что я палкой набил их целую кучу. Отобрав 120 самых жирных птиц, мы их прокоптили и сложили в мешки, обеспечив себя пищей на дорогу.
Отсюда мы направились через Болотный волок к реке Ред-Ривер. Когда мы спускались вниз по реке, я из каноэ выстрелил в большого медведя, находившегося на берегу. Он как-то странно рявкнул, бросился в воду и сразу пошел ко дну.
Раньше на том месте, которое называется теперь Пембиной, у впадения Небениннах-не-се-би[62] в Ред-Ривер, стояла фактория. Не встретив там ни белых, ни индейцев и не располагая достаточным запасом продовольствия, мы решили плыть всю ночь в надежде кого-нибудь повстречать. На следующее утро после восхода солнца м ы пристали к берегу, и старая индианка, собирая хворост для костра, вдруг обнаружила в лесу нескольких бизонов. Я тотчас же побежал туда и убил одного самца. Но, убедившись, что он слишком тощ, я решил ползти дальше и подстрелил крупную жирную самку. Однако раненая самка пробежала еще некоторое расстояние и упала в открытой прерии. Следовавший за ней бизон, увидев меня на расстоянии 300—400 ярдов, бросился в атаку с такой яростью, что я счел за благо скрыться в лесу. Мы провели здесь целый день, но как только я пытался приблизиться к самке, бизон появлялся поблизости, охраняя свою подругу; в конце концов пришлось отказаться от добычи. В период течки самцы нередко ведут себя подобным образом.
На следующий день мы повстречались с купцами, плывшими вниз по реке Небениннах-не-се-би, и дали им немного мяса убитого бизона. Отсюда мы без длительных остановок добрались на каноэ к волоку Прерий у реки Ассинибойн и встретились там с Ва-ме-гон-э-бью, Вау-бе-бе-наис-сой и другими членами нашей семьи, с которыми были так долго разлучены.
После того как мы с ними расстались, Вау-бе-бе-наис-са прогнал свою жену, чтобы взять на ее место выросшую в нашей семье дочь сестры Нет-но-квы, к которой старая индианка всегда относилась, как к своему собственному ребенку. Узнав об этом, Нет-но-ква тотчас схватила первые попавшиеся ей на глаза немногочисленные пожитки Вау-бе-бе-наис-сы, выбросила их из палатки и заявила: «Из-за тебя я однажды чуть не умерла с голоду и не хочу больше тебя знать. Иди и заботься сам о своего пропитании, такому плохому охотнику и себя-то одного не прокормить. Моей дочери ты не получишь».
Выгнанный из нашей семьи, этот индеец несколько дней бродил по лесу в полном одиночестве, но когда Нет-но-ква узнала, что его прежняя жена вышла замуж за другого и что Вау-бе-бе-наис-са находится в безвыходном положении, она разрешила ему вернуться в нашу палатку. Как видно, старая индианка внушала ему такой страх, что он и впрямь стал хорошим охотником. Той зимой я охотился по договору для купца, которого индейцы прозвали Аниб (Вяз). В разгаре зимы, по мере того как крепчали морозы, мне становилось все труднее добывать такое же количество дичи, какое я приносил раньше, и выполнять обязательство, данное торговцу. Однажды рано утром я погнался за лосем и преследовал его до темноты. Уже почти загнав свою жертву, я вдруг совсем выбился из сил и потерял надежду на успех. Несмотря на жестокий холод, моя одежда пропотела насквозь и на обратном пути постепенно затвердевала на морозе. Ноговицы, сделанные из материи, изорвались в клочья во время преследования лося по кустам. Совсем окоченев от холода, добрался я до того места, где утром стояла наша палатка. Она исчезла. Было уже около полуночи. Уходя, я знал, что старая индианка хотела переменить место стоянки, и мне было известно также, куда она собиралась направиться. Но я не мог предположить, что произойдет это именно сегодня. Двинувшись по следам своей семьи, я уже перестал ощущать холод, находясь в том сонливом состоянии, которое, как известно, свидетельствует о крайнем пределе изнурения человека, погибающего от холода. Я удвоил усилия. Но мне с трудом удалось не поддаться соблазну прилечь, хотя я отчетливо представлял всю опасность своего положения. На некоторое время сознание мое помутилось, сколько это продолжалось – не внаю. Очнувшись, словно от сна, я заметил, что упорно описывал круг диаметром около 20 ярдов. Окончательно придя в себя, я попробовал сориентироваться и взять правильное направление. Тут, осмотревшись кругом, я заметил невдалеке свет и направился к нему.
Но, не добравшись до палатки, я снова впал в беспамятство, однако, к счастью, не упал, иначе мне вообще не удалось бы подняться.
Тут, как и в первый раз, я начал описывать круг. Добравшись наконец до своей палатки, я упал, но не потерял сознания. Как сейчас вижу толстый слой инея, сверкавшего на внутренней стенке сплетенной из камыша палатки, и слышу голос матери, рассказывавшей, что о на, ожидая меня, развела большой костер. Мать никак не думала, что я так долго пробуду в отсутствии, и полагала, что задолго до наступления темноты я замечу переезд. Лицо, руки и ноги были у меня так сильно обморожены, что прошло около месяца, прежде чем я смог выходить.
