Александр Сорочинский - В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски
«Отвальная»
В последний вечер перед заброской на точки, все три отряда в фактории Ошарово «правили отвальную». Было большое застолье с обильными алкогольными возлияниями. Большого разнообразия спиртных напитков на столе не было, зато присутствовал самый экзотический из них для новичков, прибывших с «большой земли» – питьевой спирт «сучок» (местное название из-за зелёно-белой этикетки). Водка и спирт были разлиты в граненые двухсотграммовые стаканы (по полстакана) и внешне отличить их друг от друга было невозможно. После напутственного тоста начальника партии Бориса Константиновича, я по ошибке выпил залпом, без подготовки спирт вместо водки. Глаза у меня полезли из орбит, на них выступили слёзы. Я попытался жестами попросить воды, чтобы запить этот огонь, и вздохнуть полной грудью.
Видя моё взволнованное состояние и, машущие, как водяная мельница в половодье, руки, незаполненные стаканами со спиртным, мои товарищи сразу поняли, как недопустимо для меня немедленно не выпить за столь славный тост нашего дорогого начальника! Ко мне пододвинули сразу несколько наполненных стаканов, а сосед справа просто сунул в мою протянутую руку полстакана спирта. Внутри у меня полыхало пламя.
В полной уверенности, что в поданном стакане вода, я одним глотком запил ранее выпитую огненную жидкость. Как ни странно – переживать перестал (а о чём собственно можно переживать, выпив залпом без воды, стакан спирта?!), моментально засоловел, и дальнейшее празднество прошло для меня несколько в тумане. Впрочем, это нисколько не помешало, а даже наоборот – поспособствовало мне поднять массы на окапелльное исполнение песни: «Как на дикий берег…, любо братцы, любо…, с нашим атаманом не приходится тужить» и других произведений этого жанра – широко известных и соответствующих моменту и месту прохождения празднества.
Наутро ощутил, что мне что-то мешает во рту. Взявшись за кусочек кожи на губах, вытащил изо рта клочья отмершей, сожженной спиртом слизистой оболочки, как выползок от ужа в период линьки! В этот праздничный вечер я понял, что пить с непривычки питьевой спирт – дело суровое до невозможности и под силу только настоящим мужчинам с лужёными глотками, закалёнными в бесчисленных битвах с «зелёным змием»! Во всяком случае, я после этого «сабантуя» относился к его употреблению с большой осторожностью, старался делать это реже и, по возможности, разбавлять его или заменять более щадящими организм напитками.
Если исключить этот эпизод, то празднование заброски в нетронутую тайгу прошло интересно и весело. «Бывалые» молодые геологи, прилетевшие сюда на третий сезон, делились с остальными участниками экспедиции – новичками – студентами, приобретёнными знаниями о способах борьбы с таёжными невзгодами: комарами, дождями, вечной мерзлотой, хищными зверями и другими всевозможными напастями. Рассказывали о неписаных таёжных законах, необходимости безусловного их выполнения и возможной каре за несоблюдение.
Правда, вновь прибывших нарушителей на первый раз предупреждали. Здесь не действовало правило уголовного кодекса – «незнание закона не освобождает от ответственности перед ним». В тайге – освобождало, если конечно это было не убийство или другое, и вне тайги известное, тяжкое преступление против личности.
Важность и значимость «старых таёжных волков» – молодых геологов при изречении этих истин не могла не вызвать улыбку. Однако они давали дельные советы, которые впоследствии пригодились в таёжной жизни.
Поздно вечером ушёл спать начальник экспедиции, и веселье продолжилось с новой силой, с музыкой из старого магнитофона и танцами на вечномёрзлой земле. Никого не смущало то обстоятельство, что ранним утром предстояла загрузка лодок полевым имуществом забрасываемых отрядов, и нелёгкий долгий и опасный путь по дикой реке с множеством порогов, перекатов, мелей и непредвиденных препятствий. Молодость есть молодость! Иногда охватывало чувство нереальности происходящего, оттого, что это буйное веселье с моим участием происходит в одном из самых отдалённых, глухих и труднодоступных «медвежьих» уголков России, на берегу самой Подкаменной Тунгуски.
4. Заброска
Окончание «Одиссеи»
Вычерпав ковшиком воду из лодки и заменив шпонку винта, я продолжил свой путь. Мне встретился ещё один более или менее серьёзный порог, хотя и меньший, чем пройденный. Однако теперь, наученный горьким опытом, с полной ответственностью подошёл к его преодолению. Перед каменистой грядой почти скрытой белыми барашками бурунов пристал к берегу, заранее внимательно осмотрел поверхность порога по всей ширине Подкаменной, имея для обдумывания не несколько секунд, а сколь угодно много времени. Затем выбрал наилучший маршрут, и спокойно прошёл порог не по стремнине, а по разведанному небольшому сливу недалеко от берега, лавируя между огромными валунами на своей лёгонькой маневренной лодочке. Больше таких встрясок мне не было уготовано, но и расслабиться, как в самом начале пути, я уже не мог, да и не хотел.
Теперь постоянно был начеку, и ни одна опасность уже не смогла бы больше застать врасплох. После того, как по неопытности и из-за излишней самоуверенности подвергся серьёзной опасности, хорошо усвоил, что спокойствие реки на большем её протяжении обманчиво, и в любую минуту коварная Подкаменная Тунгуска может подловить беспечного или зазевавшегося путника и показать свой грозный неукротимый нрав. Причём, в разные периоды времени порог или шивера могли появиться или исчезнуть на любом из участков реки, сложенном каменистыми, обычно магматическими породами. Зачастую всё зависело только от уровня воды в Тунгуске.
Позже я не однажды проходил этот грозный коварный, подловивший меня врасплох порог и по течению реки, и против него, правда, не по большой воде, и не по стремнине. В нём тоже нашёл довольно спокойный слив, расположенный примерно на середине между основным, центральным потоком и берегом. Он не был широким, но по нему проплыл не только мой вёрткий небольшой «Пеликан» с маленькой осадкой, но и широкие неуклюжие, глубоко сидящие «Прогрессы», загруженные доверху. «Речные танки» спокойно, один за другим плюхались по сливу в плёс. А посреди реки ревел всё ещё грозный, весь в белой пене и брызгах, слив основного потока реки. По боковому проходу я свободно смог подняться даже против течения Тунгуски на своём «Пеликане», с его слабым мотором.
Товарищи – геологи, которым я рассказал о преодолении этого порога, недоумённо смотрели на меня и многозначительно крутили пальцем у виска: «Жить, что ли надоело?! Не мог остановиться и осмотреть порог заранее?!». Моих объяснений о том, что поздно спохватился и попал в ловушку, откуда не было обратного хода, а был только путь вперёд: «Тунгуска, не спросив меня, без предупреждения, выдала мне билет в одну сторону – через порог!», они не принимали: «Ты же задолго слышал рёв воды, бьющейся о камни. Конечно, надо всегда держаться стрежня основного потока, но не на таком же пороге! Мало ли кто и что тебе говорил, надо же и самому думать! Интересно, что бы ты делал в низовьях реки?! Там на порогах почти каждый год не только лодки, а и баржи тонут!».
